8 июля на свет появился Герой Советского Союза, летчик-истребитель, гвардии старший лейтенант Михаил Девятаев, угнавший оставленный без присмотра вражеский бомбардировщик и на нем сбежавший из фашистского концлагеря.
Родился Михаил Петрович в 1917 году в многодетной крестьянской семье в селе Торбеево Спасского уезда Пензенской губернии (сегодня республика Мордовия). Когда ему исполнилось два года, умер отец, и мать в одиночку воспитывала 14 детей. Девятаев с детства грезил небом, мечтал поступить в Казанский авиационный техникум, куда, собственно, и отправился после окончания местной семилетки.
Правда, отправился не совсем по своей воле. Скорее, сбежал. Сбежал, опасаясь уголовного преследования.
В Казань я попал случайно. В 34 году в августе я и мои друзья Паша Паршин и Миша Бурмистров набрали колосков с убранного поля. А тогда за это сажали. Кто-то донес на нас — приходит милиция, у меня варится каша из свежей ржи. Пока вели до милиции, эту кашу я съел, чугунок только остался. Составили акт, может и не посадили бы, но раз составили акт, надо убегать.
Михаил Девятаев
Приехав в Казань, Михаил отправился в техникум, но нужных документов для поступления у него не оказалось. В принципе, можно было их запросить в родном селе. Но туда, как мы помним, Девятаев возвращаться ох как не хотел! Пришлось поступать в речной техникум на отделение судовождения.
Но мечты о небе никак не отпускали юношу. Параллельно с обучением в техникуме Девятаев начал посещать занятия по летной подготовке казанского аэроклуба. Уровень полученных здесь знаний оказался весьма высок, так что после окончания речного техникума Михаил Петрович без труда смог поступить в Оренбургское авиационное училище и с блеском его закончить.
Великую Отечественную летчик Девятаев встретил в Белоруссии. Первый боевой вылет он совершил в первый же день войны. Первый вылет едва не стал последним: Михаил Петрович «на честном слове и на одном крыле» смог вернуться на свой аэродром и просто чудом сумел посадить изрешеченную вражеским огнем машину. К счастью, сам летчик не пострадал. А уже 24 июня под Минском Девятаев сбил свой первый «Юнкерс».
По моим подсчетам, за всю войну я сбил самолетов 18-19, хотя официально за мной 9 немецких самолетов. В 41 году кинофотопулеметов не было, кто будет считать. Я тогда четыре самолета потерял. В августе 41 года мой самолет сбил наш советский же летчик.
Михаил Девятаев
23 сентября 1941 года Девятаев возвращался с боевого задания. В небе под Киевом его самолет был атакован немецкими истребителями. Завязался воздушный бой. Девятаев сбил одного немца, но и сам получил ранение в ногу. Как-то дотянул до своих, с трудом посадил самолет и потерял сознание. Пришел в себя, когда ему на крыле его же боевой машины делали переливание крови.
После тяжелого ранения Михаил Девятаев надолго отправился в тыл. Долго лечился в Ростове, позднее был переведен в Сталинград – в специализированное медучреждение для летчиков. После выписки отправился в Казань – о фронте и боевых вылетах оставалось только мечтать.
Несмотря на войну, в Казани сохранились многие элементы привычной мирной жизни: работали магазины и кинотеатры, по вечерам молодежь бегала на танцы. Как раз в кинотеатре одним летним вечером Михаил Девятаев встретил свою давнюю приятельницу Фаузию. У них завязался роман, и уже осенью 1942 года они поженились. К тому моменту Михаил передвигался уже без костылей, но с палочкой, прихрамывая на простреленную ногу.
А вскоре летчику пришлось вернуться на фронт – его призвали в санитарную авиацию. Полк хоть и был санитарным – за время службы в нем Девятаев перевез около тонны донорской крови и более восьмидесяти медицинских операционных групп – но несколько раз и за штурвал бомбардировщика приходилось присесть. За работу в санитарном полку Девятаева дважды представляли к наградам – орденам Красного Знамени и Отечественной войны.
«Шла война к тому Берлину…», шло время, раненая нога уже почти и не беспокоила. Так и долетал бы Михаил Петрович в санитарном полку до Победы, если бы не случай. В мае 1944 года, как раз за год до Победы встретились где-то на фронте два летчика – старший лейтенант Девятаев и полковник Бобров. Именно под командованием Боброва служил Михаил Девятаев в первые дни войны. Встретились летчики, поговорили, вспомнили былое.
А уже через несколько дней счастливый Михаил Девятаев ехал в 104 гвардейский истребительный авиаполк 9 гвардейской истребительной авиационной дивизии Второй воздушной армии Первого украинского фронта. Полковник Бобров был далеко не последним человеком в дивизии и смог замолвить перед нужными людьми словечко за бывшего однополчанина.
Правда и в этот раз повоевать Михаилу Петровичу пришлось недолго. 13 июля 1944 года под вечер авиагруппа под командованием Боброва, в состав которой входил Девятаев, была поднята в воздух по тревоге. Где-то в районе Львова разгорелся бой с превосходящими силами противника. В бою Михаил Девятаев сбил вражеский Фокке-Вульф. Но не успел этому обрадоваться, поскольку в следующее мгновение его самолет получил повреждения и начал падать. Девятаев смог выбраться из горящего истребителя, но при прыжке с парашютом ударился головой о стабилизатор самолета и потерял сознание.
Советские летчики были вооружены пистолетами. Всех врагов, конечно, не перестреляешь, но, по крайней мере, живым в плен не попадешь. Девятаев приземлился без сознания. Когда очнулся, выяснилось, что фашисты отобрали у него вообще все: и пистолет, и два ордена Красного Знамени, и фотографию супруги, и документы. Кстати, о документах: возможно, это и спасло жизнь Михаила Петровича, ведь врагу достались документы летчика санитарного авиаполка. Дело в том, что после перевода в 104 гвардейский авиаполк истребителей Девятаеву просто не успели заменить документы. Но и в статусе санитарного летчика Михаил испытал «прелести» фашистского плена сполна.
Девятаева пытали, допрашивали, потом снова пытали. А через некоторое время в числе других пленных советских летчиков отправили в Лодзинский лагерь, откуда 13 августа – через месяц после пленения – Девятаев совершил побег, подкопав ночью стену барака.
В принципе, Михаил Петрович, возможно, смог бы добежать до своих. Там рассказал бы, что в плен попал в бессознательном состоянии, с врагом не сотрудничал, прошел бы проверки и снова пошел бы бить врага. «Дальше фронта не сошлют».
Но Девятаев замыслил иное. Он решил подрыться под здание лагерной комендатуры, завладеть хранившимся там оружием и освободить всех содержащихся в лагере военнопленных. На это требовалось время, и его не хватило – немцы заметили подкоп.
Михаила Девятаева и двоих его сообщников приговорили к смерти и конвоировали в Заксенхаузен, любовно созданный и бережно курировавшийся самим рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Лагерь был известен тем, что заключенных там не только расстреливали, но и сжигали живьем в печах, травили в газовых камерах, убивали на виселицах и электрических стульях. В общем, живым оттуда выйти было невозможно. Фашисты регулярно изобретали и испытывали самые разнообразные и изощренные способы пыток и издевательств. А еще там ставили опыты над людьми. В Заксенхаузене были камеры пыток даже для сотрудников лагеря смерти. Туда можно было отправиться за малейшее подозрение в лояльности к советским военнопленным. Вот в таком страшном месте оказался летчик Девятаев, тут и суждено ему было провести свои последние дни. Или, может даже, часы.
Но снова помог случай. За несколько дней до прихода в лагерь смерти новой партии заключенных, в числе которых был Девятаев, в лагерной больничке от голода, пыток и болезней скончался некий Степан Никитенко. Лагерный парикмахер из числа военнопленных аккуратненько срезал с его тюремной робы идентификационный номер и приберег до времени – так, на всякий случай. Цирюльник быстро проникся симпатией к славному летчику и подменил номера. Так летчик Михаил Девятаев, приговоренный к смерти, стал для фашистов обычным заключенным, украинским учителем Степаном Григорьевичем Никитенко.
Вскоре несколько сотен человек из Заксенхаузена, в том числе и Девятаева-Никитенко, перебросили на остров Узедом в Балтийском море, где в секретном ракетном центре фашисты разрабатывали новое ультимативное оружие Третьего рейха – крылатые ракеты «Фау-1» и баллистические – «Фау-2». Здесь Девятаева зачислили в «бомбен-команду» номер пять. Их задачей было вынимать взрыватели из неразорвавшихся при испытаниях бомб. Почему бригада носила пятый номер? Все очень просто: предыдущие четыре команды погибли, вынимая те самые взрыватели.
На Узедоме мучились не только взрослые, но и подростки. Их использовали, как подопытных кроликов. Вот запускают зловещую многотонную ракету. С крайнего барака выводили и по кругу выстраивали юных узников. Ракета оглушительно гудела, извергала море пламени, высокую температуру, газы. После запуска местная «медицина» хватала мальчиков, проверяла состояние каждого: как у кого бьется сердце, как работают другие органы. И обнаруживалось, что у одного лопнули барабанные перепонки, у другого опалены глаза, третий лишился рассудка.
Михаил Девятаев
Одним из самых массовых немецко-фашистских бомбардировщиков во время Второй мировой был средний бомбардировщик Хейнкель HE 111. За годы войны Германия построила более 7600 таких самолетов. К одному из таких Хейнкелей, стоявшему на лагерном аэродроме с постоянно включенными двигателями, начал присматриваться Девятаев.
Внимательный читатель спросит, а с чего бы это немецкому самолету стоять с запущенными моторами? Такова была особенность этих бомбардировщиков – перед каждым вылетом их приходилось прогревать не менее получаса. Поэтому фашистам было проще держать машину постоянно готовой к вылету на холостых оборотах, чем экстренно прогревать тридцать минут в случае необходимости.
Еще в советское время нам было известно о подпольщиках, которые вели героическую борьбу с фашистами в лагерных застенках. Однако встречались в лагерях и лояльные немцам заключенные, пытавшиеся перетянуть на сторону врага своих собратьев по несчастью. Одному из таких лоялистов, агитировавшему в лагерном бараке и призывавшему вместе с немцами воевать против Советов – украинцу Константину Махорину – Девятаев по простому набил морду.
Отметим, что лояльные немцам заключенные находились на особом счету у лагерной администрации. Им делались кое-какие поблажки, разрешалось даже создавать своеобразные группировки. За избиение Махорина такие вот соглашатели приговорили Девятаева к «десяти дням жизни».
Что это такое? О, это такая акция лояльных фашистам заключенных, в ходе которой жертва на протяжении десяти дней избивалась, причем с каждым следующим днем побои становились все сильнее и изощреннее. До десятого – последнего – дня редко кто из жертв доходил, но если таковое случалось, то человека просто убивали.
Заводилы имели право бить обреченного как угодно, когда угодно и так, чтобы свои последние десять дней тот прожил только в муках, в бреду, в полубессознательном состоянии. Чем сильнее он страдал, тем выше была награда за их работу.
Михаил Девятаев
После нескольких дней избиений Девятаев понял – или бежать сейчас, или уже никогда, времени на раздумья и подготовку попросту нет. Улучив момент, когда возле Хейнкеля окажется лишь один охранник, Девятаев с группой единомышленников напал на него и убил. Путь к бомбардировщику был свободен.
В самолет сели десять узников лагеря смерти – просто оказались в нужное время в нужном месте, случайно. Девятаев сел за штурвал и сразу скинул тюремную полосатую робу. Очень уж она была приметной, издалека можно было опознать беглеца из концлагеря.
Самолет проехал до конца взлетной полосы, но не взлетел. Развернулся. Проехал снова по полосе и снова не взлетел. Лишь с третьей попытки Девятаев смог разобраться с управлением и поднять машину в воздух. Самолет взял курс на Варшаву.
Пару раз беглецы встречали в небе немецкие истребители. Но те их не атаковали – вероятно, не имели такого приказа с земли. Уже над Польшей бомбардировщик обстреляли зенитки, но в конечном счете побег состоялся.
Перелетев линию фронта, Девятаев посадил самолет на лесной поляне. От удара о землю шасси бомбардировщика сломались, но все бывшие заключенные уцелели. Утомленные перелетом, изможденные в лагерях, они вышли из самолета только тогда, когда его окружили советские солдаты. Самостоятельно передвигаться бывшие пленники не могли – советские воины несли их на руках. Самый высокий и крупный по комплекции из совершивших побег Михаил Девятаев весил на тот момент 38 килограммов.
А потом были фильтрационные лагеря для всех участников побега. Органы госбезопасности настороженно отнеслись к удачливым беглецам – никак особистам не верилось, что изможденный, измученный узник концлагеря может взлететь на чужом незнакомом самолете, спрятаться в облаках от истребителей, а потом, перелетев линию фронта, посадить машину на лесной полянке.
Как бы то ни было, вопреки сегодняшнему мнению о зверствах особистов в отношении бывших военнопленных, никого из участников побега не расстреляли, все десять беглецов отправились на фронт добивать фашистскую гадину. После Победы оказалось, что из десятки беглецов уцелели четверо – сам Девятаев, Михаил Емец, Иван Кривоногов и Федор Адамов.
После войны Девятаев ушел из авиации, но стал капитаном пассажирских «Ракет» и «Метеоров» - зря, что ли, он заканчивал речной техникум? Выйдя на пенсию, занимался делами благотворительного фонда, созданного им. Летом 1999 года Михаил Петрович побывал с визитом в Германии. Там ему довелось встретиться с бывшими фашистскими лётчиками Максом Мейером и Гюнтером Хобомом. Это были те самые пилоты, которые вылетели с Узедома в погоню за угнанным Хейнкелем, но не нашли его в облаках.
Спасибо, что дочитали. Не забудьте поставить лайк и подписаться на мой канал. Дальше будет еще интереснее.