ГЛАВА 12. МОРЕ ЛЕЧИТ
Между тем, помимо всех этих эпроновских приключений, мне нужно было ещё заниматься главным вопросом, ради которого я отказался от карьеры в Новороссийском Морском Пароходстве и ушёл с дальних заграничных рейсов. Нужно было любым путём восстанавливать здоровье моего маленького сына Алёши.
К 9-ти годам его жизни наши советские врачи, с полного одобрения его мамы и бабушки, так его залечили, что в будущем его ожидала конкретная инвалидность: бронхиальная астма, хроническое воспаление лёгких, аллергия.
Не хочется описывать, какую борьбу мне пришлось в одиночку выдержать против сплочённого фронта женщин и врачей.
Хотя это не совсем так. Был у меня один союзник — это сам Алёшка. Годы болезней и скитаний по больницам каким-то удивительным образом закалили его характер. Много ему пришлось вытерпеть в детстве, пока я не вмешался. Он оказался стойким бойцом с железной выдержкой. Это нас с ним и спасло.
Между вахтами, когда я был на берегу, мы с Алёшкой ежедневно играли в футбол или занимались дома борьбой и боксом. Ему было тяжело, бывали приступы астмы. Мы пережидали, я делал ему массаж, делали специальные упражнения, чтобы снять приступ, и мы опять занимались.
Что мне только не пришлось выслушать от его мамы и бабушки! Я стал у них врагом номер один — такой я, оказывается, жестокий и бессердечный отец. Но я терпел ради сына.
Алексей был, кажется, во втором классе, когда я пошёл к знакомым тренерам в Адлерской детской спортивной школе и договорился с ними, что он будет ходить на дзюдо. При этом честно, как друзьям, рассказал им о всех его болезнях. Тренеры-борцы всё поняли и пообещали, что они последят за ним. Никаких медицинских справок о его здоровье им не надо. В общем-то они тоже рисковали. И после этого Алексей шесть или семь лет занимался дзюдо. Тренировки не пропускал даже когда с трудом дышал от астмы. Садился в зале и ждал, пока не станет легче. Смотрел как другие борются. Дзюдо здорово ему помогло в жизни.
В десять лет, как только начались каникулы в школе, я впервые забрал Алексея на «Туркмен», и он всё лето, до первого сентября, «работал» в экипаже на моём пароходе маленьким матросом.
Самое трудное было в начале: оторвать ребёнка от нежных объятий мамы и бабушки. Они уже смирились с тем, что мальчик будет всю жизнь скитаться по больницам. А тут вместо привычной родной больницы — в море! Дело чуть до развода не дошло. Но этой роскоши я позволить себе тогда не мог. Надо было думать о сыне. Если меня рядом с ним не будет, женщины залечат его до полной инвалидности.
Короче, со скандалом я забрал Алексея на «Туркмен», и в тот год мы с ним в первый раз работали в море, не сменяясь, до самого сентября.
Первое время ему, конечно, трудно было привыкнуть. Впервые оторвался от мамы и бабушки. Вокруг незнакомые дяди, пароход качается и всё время куда-то идёт. Совсем не похоже на квартиру с лекарствами.
При первой небольшой качке Алексей что-то долго вычислял в уме, а потом осторожно спросил:
— Папа, а пароход этот не перевернётся, когда большие волны будут?
Я заверил его, что конструкторы-судостроители так наловчились строить пароходы, что перевернуть их невозможно. Я и сам ни за что не пошёл бы на море работать, если бы пароходы переворачивались. Этот аргумент, похоже, развеял его сомнения, и больше к этому разговору мы не возвращались.
Вначале, в первое лето, Алексей выполнял простые обязанности: убирал нашу каюту, иногда с моряками мыл палубу из шланга. На переходах мне приходилось постоянно находиться на мостике, в том числе и ночью. Алёша сначала отказывался спать один в каюте и ночами стоял со мной ходовую вахту, днём отсыпался.
Мало-помалу он познакомился, а потом и подружился с моряками. Особенно с электромехаником Витей Гусевым, стармехом Алексеем Ивановичем Гальчуком, начальником рации Колей Лубягиным и, конечно, с поварихой Ниной. Этой очень нравилось, что мальчик обладает хорошим морским аппетитом.
В то лето мы обеспечивали строительство глубоководного выпуска в Анапе. Часто буксировали трубы на плаву и морскую технику из Сочи в тот район. Летом погоды, в основном, хорошие. Поэтому, когда стояли подолгу под Анапой на якоре, я занимался с Алексеем морским физическим воспитанием: учил сидеть на вёслах на шлюпке, научил его за первое лето плавать, даже под парусом ходили.
Плавать мы учились так: садились в шлюпку и ходили на вёслах вокруг парохода. «Туркмен» в Анапе я обычно ставил на якорь под высоким берегом, около маяка. Вода здесь всегда очень чистая, много рыбы, дельфины ныряют, большие фиолетовые медузы к концу лета появляются. В 200 метрах очень высокий обрывистый берег. В общем, красота!
Алёшка посидит немного на вёслах, потренирует спину, потом купание. Он вылезает из шлюпки с кормы в воду, держится руками за транцевую доску, привыкает к глубине. А я гребу потихоньку.
Однажды я подошёл кормой шлюпки к нашей натянутой течением якорной цепи метра на два и говорю Алексею:
— Сможешь доплыть до цепи?
— А как? Я же плавать не умею!
— Это тебе только кажется. Упрись ногами в корму шлюпки, оттолкнись и доплывёшь до цепи. А я на шлюпке подойду.
Мальчик оказался смелее, чем я думал. Несколько секунд собирался, оттолкнулся ногами, пару раз махнул руками по воде и схватился за цепь. Молодец!
— Папа, давай ещё раз!
Мы проделали это упражнение несколько раз. При этом я каждый раз немного увеличивал расстояние.
На следующий день — очередная тренировка. Я усложнил задачу:
— Попробуй назад с якорь-цепи сам доплыть до шлюпки!
Алёша собрался с духом, отпустил цепь, очень быстро проплыл до шлюпки пять метров и вылез на корму. Сверху, с борта буксира, донёсся хрипловатый бас начальника рации Коли Лубягина:
— Эй, Алёшка! Да ты уже плаваешь! Вот так! Это тебе не с мамкой дома сидеть! Папа тебя тут в море всему научит! Вылезайте, тётя Нина тебе оладушек напекла.
Алёшка с гордым видом полез наверх по штормтрапу кушать оладушки.
К концу лета Алёша поставил рекорд: проплыл без остановки вокруг всего парохода, а это больше ста метров. Вся команда вышла за него болеть, и он не подвёл.
Потом мы с Алёшей из вёсельной шлюпки ЯЛ-2 сделали парусную лодку с гафельным вооружением. Когда он освоил вёсла и научился немного плавать, я решил, что пора научить его ходить под парусом.
Случайно у нас на судне оказалось большое весло от баркаса. Мы его обстругали, и получилась прекрасная мачта. Под передней банкой (сиденьем) нашей шлюпки я сколотил деревянный степс (гнездо) для шпоры (нижнего конца) мачты. На нок мачты (верхний конец) привязал небольшой блочок для фала. Гафель (реёк) сделал из двух новых рукояток для швабры. С помощью тонкой доски пришлось увеличить площадь пера руля. На парус пошла новая прочная холщовая простыня. Выкроил из неё парус и обшил его по периметру для прочности ликтросом (тонкой верёвкой).
На все эти работы нам с Алексеем потребовалось два дня. Моряки с интересом наблюдали за ходом работ. Современный моряк уже давно забыл, что такое парус. А сегодня и на вёслах сидеть уже никто не умеет. Но я всё это знал досконально с детства. Да к тому же в восемнадцать лет одну навигацию отработал вахтенным боцманом на баркентине «Сириус» на Балтике.
На третий день спускаем нашу реконструированную шлюпку на воду. Установили мачту, руль, оттолкнулись от борта парохода.
— Поднять паруса! — сам себе скомандовал я.
Парус забрал ветер. Я на руле, Алексей на шкотах. И помчались с удивительной скоростью к берегу. Только брызги от форштевня летят! На вёслах такую скорость не разовьёшь. Моряки с «Туркмена» заголосили от восторга.
До берега чуть больше кабельтова. При такой скорости это несколько минут. На ходу объяснил Алёшке, что ему надо делать при повороте: вблизи берега поворот через «оверштаг» — и летим обратно к буксиру, курсом «бейдевинд», довольно круто к ветру.
В Анапе всегда ветер, даже летом. Иногда довольно сильный. За несколько дней мы хорошо потренировались под парусом ходить. Только пришлось для большей остойчивости погрузить в шлюпку с пляжа несколько тяжёлых камней. После этого крен при сильном ветре стал меньше и лодка стала устойчивее на курсе.
Этим же летом мы с Алексеем ходили на «Туркмене» через Керченский пролив в Азовское море, в Ейск, заходили в Керчь, в Ялту. Тридцать первого августа мы вернулись в Анапу. Надо было отправлять Алёшку домой, завтра в школу. Мы пришвартовались к пассажирскому причалу, боцман Коля Кузнецов пошел в кассу и купил два билета на «Комету» до Сочи. Алёшка собрал свою сумку, вышел с боцманом на причал и вприпрыжку побежал на «Комету». Даже со мной забыл попрощаться — соскучился, конечно, по мамке и бабушке.
На следующий год, когда он стал повзрослее, я учил его прокладывать по карте курс, стоять на руле по магнитному компасу, определять место судна по магнитным пеленгам, по радиолокационным расстояниям. Парень развивался не только физически.
В общем, в море Алексей быстро понял, что кроме врачей и больниц существует еще совсем другая жизнь. На пароходе он постепенно забыл, что такое астма. В двенадцать лет категорически отказался ходить к врачам, и я его в этом вопросе поддержал. На следующее лето Алексей едва дождался каникул и опять сбежал ко мне на пароход. За три-четыре года такой жизни мальчик заметно изменился. Стал уверенным в себе, самостоятельным. Астма и хроническое воспаление легких постепенно исчезли.
Я был убеждён, что такое военно-морское воспитание в наших условиях — самое лучшее для мальчика.
Каждое лето Алексей несколько месяцев работал со мной на буксире. Лет в двенадцать он уже мог сам сделать прокладку курса на карте, определялся в море по приборам, мог найти нужные сведения в Лоции Черного и Азовского моря, стоял на руле полноценные вахты. Такая жизнь здорово развивала умственно и физически.
Каникулы заканчивались, и он, конечно, с удовольствием возвращался домой к маме. Но я заметил, что когда я приезжал с парохода после вахты, он с большим интересом расспрашивал меня о делах на пароходе, что делают его друзья-моряки.
Когда Алексею было четырнадцать, мы с ним в конце лета сменились с вахты и приехали домой.
Мне пришло в голову, что пора бы ему совершить какой-нибудь небольшой спортивный подвиг, чтобы окончательно забыть об астме и поверить в свои силы.
Предложил Алексею отметить мой тридцать шестой день рождения лёгеньким праздничным заплывом от устья реки Хосты до устья реки Кудепста. Там где-то три километра. Алексей согласился. Мы нырнули в море около хостинского железнодорожного моста и поплыли в сторону Кудепсты. Мой племянник Женька с нашими вещами пошёл в Кудепсту берегом.
Дело было в конце августа. Вода была тёплая. Поэтому я не думал, что это будет слишком трудно для нас. Но, как назло, в этот день с утра задул сильный «амханаг» — ветер от юго-востока. Плыть надо было против ветра и волны.
Мы с Алексеем решили не сдаваться и не отменять праздничный заплыв. Мы же моряки! А волна пошла приличная, до трех баллов.
Преодолевали мы эти три км почти два часа. Плыли попеременно то кролем, то брасом. Мне, конечно, было полегче. Но Алексей тоже не сдавался. Грёб против волны и не пищал.
Через два часа мы на последних калориях буквально выползли на пляж в устье речки Кудепста. Идти не было сил, поэтому мы просто выползли из воды на камушки и дышали. Женька сидел рядом с нашими вещами и ждал, пока мы немного отойдём.
Минут через пять я решил пошутить над Алёшкой:
— А давай усложним задачу: прыгнем сейчас море и доплывём обратно? По ветру и волне это будет намного легче… За какой-нибудь час доплывём.
Алексей шутки не оценил. Замотал энергично головой:
— Нет, пап! Нет-нет-нет! Если хочешь, плыви без меня! А мы с Женькой берегом дойдём.
Я рассмеялся:
— Ну ладно, на сегодня хватит.
Если честно, я и сам бы ни за что уже в воду не полез.
После этого замечательного заплыва Алексей понял, что море для него — родная стихия и, в случае необходимости, он сможет всегда проплыть три-четыре километра в любую погоду. А если надо — и больше. И ещё он понял, что астмы у него больше нет. Это тоже было очень важно потому, что много лет он жил со страхом очередного приступа.
Как он выдержал это в своем возрасте — плыть три километра против ветра и волны — я и сейчас не понимаю. На одной силе воли, так надо думать.
В общем, когда Алексею исполнилось пятнадцать, я понял, что процесс реабилитации завершён. Длилось это десять лет.
В пятнадцать Алёшку, как допризывника, ставили на учёт в военкомате. Там потребовали справку от лечащего врача о том, что все его хронические заболевания прошли. Я поехал с ним в Сочи к его врачу-аллергологу, у которого он не был к тому времени уже года три или четыре. Звали этого молодого врача Владимир Алексеевич Никоноров. Он и сейчас лечит детей в Сочи, очень хороший врач.
Когда зашли к врачу в кабинет, Алеша приветливо поздоровался с ним, как со старым знакомым:
— Здравствуйте, Владимир Алексеевич!
Врач с удивлением разглядывал его:
— Подожди-подожди… Это ты, Алексей!?
Он помнил его постоянно кашляющим заморышем. А тут перед ним стоит парень выше его ростом, с развитой мускулатурой и совсем не кашляет. Владимир Алексеевич, конечно, спросил, как мы лечились и каким образом достигли таких замечательных результатов. Я рассказал: борьба дзюдо, море, шлюпки, футбол, пароходы, плавание, никакого режима и никаких лекарств. Про то, что главная борьба происходила у меня с его мамой и бабушкой, рассказывать не стал. Врач с удовольствием обследовал Алёшку и сделал заключение:
— Он абсолютно здоров. Аллергия останется, но астмы и хронического воспаления нет и уже не будет. Вы, папа, пошли единственно правильным путём. Все эти наши лекарства и процедуры дают только временное облегчение, а болезнь остаётся. А вы дали организму возможность самому справиться с болезнью. Это, конечно, трудно, есть определённый риск. Не многие родители решаются на такое. Все боятся и залечивают детей до хронического состояния. Но Алексею теперь врачи не нужны. Поздравляю вас.
Вот так! Море лечит.