В июне 2021 года в Липецкой области один за другим покончили с собой трое знакомых между собой и живущих в соседних селах школьников. В качестве причин выдвигались криминальные и конспирологические версии. Побывав на месте событий, я пришёл к выводу, что никакой конспирологии нет. А двоих из погибших могли бы спасти.
Как зомбированные
В Долгоруковском районе Липецкой области покончила с собой 14-летняя Маша. Причина, как и в большинстве подобных случаев, связана с чисто подростковой эмоциональностью периода взросления. Подобные трагедии периодически происходят и в нашей стране, и в других вполне благополучных странах. Необычность этой истории в том, что через три дня после Маши суицид совершил её парень, 16-летний Саша, а ещё через десять дней её лучшая подруга – 15-летняя Лариса. Способ ухода из жизни все трое выбрали одинаковый. Сразу заговорили о целенаправленном доведении до самоубийства: якобы, некие люди, общаясь с подростками в онлайне, а то и присутствуя физически рядом, зомбировали и довели до гибели.
После третьего суицида в селе Долгоруково и соседних деревнях началась паника. Детей перестали выпускать на улицу, насколько возможно ограничили пользование интернетом – многим заменили смартфоны на кнопочные звонилки. Пытались проверять документы у подозрительных чужаков, сообщать о них в полицию. Последнее я испытал на себе. Вокруг мест гибели подростков, дабы предотвратить возможные новые попытки суицидов, силами полиции и ведомственной охраны организовали дежурства.
Одновременно, в Долгоруково прибыли следователи – допрашивали, практически, всех школьников. Впрочем, проводить допросы в Долгоруково они начали ещё после первой смерти – двое других погибли уже на фоне следствия.
Удар докладом
Лариса погибла в ночь на пятницу. Информационное собрание в соседнем Тербуновском провели вечером ближайшего понедельника. В зале на 400 мест ни одного свободного кресла. Почти вся аудитория – женщины: учителя и другие сотрудники районной системы образования. Многие отмечались в списке. В президиуме на сцене глава местной администрации, прокурор района, представители Следственного комитета, полиции и липецкий общественник. В первом ряду зала два батюшки.
Основной доклад делал общественник. Рассказал о трансформации молодежных субкультур в онлайне, их деструктивном влиянии на российских подростков и пропаганде в интернете. Особый акцент сделал на аниме. Дальше с советами учителям и родителям выступил священник. Батюшка начал с обличения чуждых нашей традиции праздников 14 февраля и 8 марта, посетовал на то, что жители района не водят детей в церковь. Закончил же речь цитатами из «Плана Даллеса» - приписываемой возглавлявшему ЦРУ в 1950-е годы Алену Даллесу методики морального разложения молодежи СССР.
«А делать-то нам что?!», - кричали с мест педагоги. Звучали требования от «заставить работать психологов» до «отключить интернет». Дальше на сцену выскочила некая молодая особа. «Вы неправильно разговариваете с детьми! - сходу заявила она тетенькам в зале. – С современными школьникам нельзя общаться, как вы привыкли». Как надо разговаривать с современными детьми она тут же и продемонстрировала: села на пол.
«А вы идите к нам в школу работать», - огрызнулся зал.
Повисло ощущение с одной стороны полной беспомощности, а с другой и полной бессмысленности собрания.
Властям необходимо было как-то отреагировать на случившуюся трагедию – что-то усилить, повысить, проинформировать. Дабы не допустить вновь. А, главное, отчитаться о проделанной работе. Вот и провели мероприятие.
Не допустить заражения
Ответ государства на любой подростковый суицид в общих чертах регламентирован довольно четко. На место выезжают следователи – выяснить обстоятельства гибели, проверить версии о доведении до самоубийства. А при подтверждении, - предотвратить возможное доведение до самоубийства кого-то ещё. И буквально одновременно со следователями прибывает детский психиатр. Один, или в составе мобильной группы из нескольких психиатров и психологов. Их первейшая задача – оказание помощи несовершеннолетним из зоны риска. В неё попадают родственники, друзья, просто одноклассники погибшего. Как объяснили психиатры, событие может вызвать у них желание поступить так же. У кого-то из чувства вины, сопричастности. Иные восхитятся моделью приобретения славы, сочувствия окружающих и т.д. В психиатрии такое называют эффектом заражения. Именно по этой причине СМИ не публикуют подробности суицидов – красочные описания способны привести к цепи повторов.
На месте кто-то составляет список этой группы риска, с которой в первую очередь должны работать специалисты. Одновременно проводятся мероприятия вроде описанного выше, рассылается информация педагогам, родителям – даются рекомендации по наблюдению за детьми.
Очевидные адресаты
Лариса была лучшей подругой Маши. Возможно, единственной. Сидели за одной партой. Проводили время после школы. Было известно, что Лариса из приёмной семьи – к таким детям психологи автоматически должны проявлять повышенное внимание.
В случае же с Сашей всё ещё очевидней. План покончить с собой Маша вынашивала долго. Поделилась им со своим парнем Сашей. Оценив серьезность намерений, он рассказал своей маме. Хотел предотвратить. Мама Саши позвонила маме Маши. А та тут же позвонила дочери. Раскрытие плана явилось триггером. В предсмертном сообщении Маша объяснила, что уходит из жизни раньше, чем планировала, из-за того, что «Санёк рассказал». О содержании сообщения было всем известно с первого же дня гибели Маши. Не нужно быть психологом, чтобы понять переживания парня: потеря любимой, чувство вины и т.д. Конечно, ему должны были оказать помощь.
По плану «Бардак»
Сотрудникам Следственного комитета необходимо расследовать. В частности, они допрашивают детей. В данной истории допросы проводили прямо в местной школе. Другие участники процесса - психиатры и клинические психологи из системы здравоохранения, которые работают с группой риска. Список же этой группы им должен кто-то предоставить. И, наконец, сотрудники системы образования. По идее, именно они называют имена ближайшего окружения погибшего, а заодно и других детей, на кого нужно обратить внимание специалистов. Кроме того, в системе образования психологов значительно больше, чем в здравоохранении - основная работа в мобильных группах ложится именно на них. В связке с уже указанными выше ведомствами работает местная администрация, Межведомственная комиссия по делам несовершеннолетних, полиция. Поговорив с представителями системы психиатрии и образования разных регионов, мы выяснили – общего регламента, плана реагирования, координации взаимодействия ведомств на федеральном уровне не существует. Нет текстов памяток, которые должны разослать педагогам и родителям – в каждом регионе изобретают свои, причем, зачастую сразу после трагедии. Не определено, кто предоставляет психиатрам список детей группы риска. Нет и регламента работы психиатра по информированию родителей этих детей.
Не спасли
Все описанные меры имели место и в Долгоруково после гибели Маши. Учителя распространяли информационное письмо, проводилось собрание для жителей. На место выезжали мобильные группы психиатров и психологов. Но в какой момент эти группы начали активную работу, кто их координировал, с какими детьми общались психологи и психиатры, что говорили их родителям, неизвестно. Впрочем, мы знаем результат – две новые смерти.
Следователи, проводившие допрос Саши вспоминают, что он вел себя очень спокойно. Это отмечают и соседи. Озвучивал переживания, чувство вины, но суицидальных намерений не высказывал. Однако, психиатрам хорошо известно, что это всё обманчиво. Если человек скрывает намерения покончить с собой, то никакой психолог или психиатр их не распознает. Об этом нужно было сообщить родителям Саши. И предложить профилактику – наблюдение в стационаре. Аналогично и в случае с Ларисой. Предупреждали ли родителей специалисты из мобильной группы о рисках, предлагали ли варианты профилактики, - сведений об этом нет. Зато известно, что уже после третьей гибели многих детей из Долгоруково возили на осмотр в ближайший психиатрический стационар. И некоторых, с согласия родителей, оставили там под наблюдением.
Виноватые без помощи
Теоретически, спасти можно было и Машу – тут опять вопрос к системе. Следить за состоянием детей, выявлять склонность к суициду в обязанности школьного психолога не входит: его сфера – когнитивные функции, отвечающие за память, усвоение материала и т.п. Профилактические осмотры психиатра в рамках диспансеризации, во-первых, редкие, во-вторых, и на них идентифицировать потенциального самоубийцу, практически, нереально – разве что у него будут следы от порезов и т.п. Про школьных учителей даже говорить бессмысленно – не их задача. И методы типа запрещения доступа в интернет для несовершеннолетних в XXI веке невозможны. В итоге, все подобные поиски приходят к единственному выводу: главная ответственность и вина на родителях. «Слушайте своего ребенка, устанавливайте контакт», - стандартные фразы, которыми заканчивают все собрания. Забывается одно. Даже при выявлении родителями тяжелых проблем у подростка, справиться с ними внутри семьи не всегда удается – нужна помощь клинического психолога или психиатра. Первая погибшая Маша обращалась к психологу – аудиозапись её рассказа есть в открытых источниках. Из путанных воспоминаний следует, что семья приобрела лишь проблемы – в частности, девочку поставили на некий учет, снятие с которого её матери пришлось добиваться. Понятно, что после такого к психиатру Машу не повели точно. «Обследовать, а то и предотвратить суицид можно лишь одним способом – поместить в стационар под наблюдение, - объяснили мне психиатры. - Вы предлагаете родителям в их восприятии «сдать ребенка в психушку». Просто для профилактики. Вряд ли они на это пойдут. Даже в ситуации мамы Саши». И амбулаторно обращаться к психиатру в России опасаются – где-то останется запись, которая однажды может повлиять на будущее образование, карьеру и т.п. По мнению практикующих психиатров, и детских, и взрослых, необходимо параллельно с традиционными стационарами создать некие кризисные центры без «психиатрии» в названии, куда обращались бы без опаски.