Борис Райтшустер известный журналист, писатель, некогда руководитель московского бюро немецкого журнала “Фокус”, жил в России с 1991 года. Круг его профессиональных интересов не ограничивался встречами с российскими политиками и бизнесменами. Он часто бывал в провинции, в горячих точках. Свое отношение к происходящему в стране Райтшустер постарался выразить в своей книге «Русский экстрим», которую некоторые наши «критики» уже наградили нелестными эпитетами. Кто же такой Борис Райтшустер? Об этом в нашем сегодняшнем интервью.
– Борис, Вы по натуре авантюрист? Иначе как объяснить, что после получения аттестата зрелости Вы, молодой человек из благополучной Германии приехали в Россию, страну, предсказать будущее которой в лихие 90-ые годы не взялся бы, наверное, ни один аналитик?
– Авантюризма никакого не было – была романтика. Я влюбился, и это была единственная возможность быть рядом с любимой. Со временем чувство прошло, а Россия осталась.
– Вы прожили в России более 15 лет. Справедлива ли на Ваш взгляд известная русская поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу – смерть!»?
– Я бы сказал иначе: то, что русскому нормально и терпимо, то для немца, зачастую, непонятно и немыслимо. В России давно привыкли к таким вещам, как взяточничество, снисходительно-хамское отношение чиновников к простым людям. И многих удивляет тот факт, что я как немец этому поражаюсь. Не открою Америку, если скажу, что пока для россиян такое положение вещей будет нормой, то никаких изменений со знаком плюс не произойдет.
– Иностранный журналист в России. Как и во всякой работе, наверняка есть свои плюсы и минусы. В чем сложность работы зарубежного корреспондента в нашей стране?
– На западе к журналистам относятся очень уважительно. Был у меня как-то в производстве материал, при подготовке которого мне пришлось звонить в МИД Германии, ведомство канцлера, социал-демократическую и христианско-демократическую партию. В течение полутора часов все было решено без всяких бюрократических проволочек, устно. В России это бы заняло шесть недель только переписки и, скорее всего, никакого ответа не последовало бы. Сложность в том, что в России к журналистам, как к иностранным, так и к своим относятся не как к четвертой власти, а как представителям второй древнейшей профессии. И потом в российской журналистике происходит много такого, после чего стыдно быть журналистом. Критиковать уже не принято, а если кто и отваживается, то с оглядкой на высокие кабинеты.
– В своих публикациях о России Вы пытались быть беспристрастным, предоставляя читателю составлять собственное мнение о людях, быте, нравах, политике незнакомой страны или же высказывали свою точку зрения?
– И то, и другое. Все зависит от формата материала: новости это, комментарии или что-то еще. С другой стороны просто давать информацию из России невозможно. Такой пример. Владимир Владимирович Путин говорит прекрасные вещи о демократии, свободе слова и т.д. Если я переведу его слова дословно, это будет абсурдом. Потому как за границей не поймут, как можно сегодня говорить о свободе слова, а завтра, скажем, закрывать какое-то СМИ. У моих соотечественников не уложится в голове, почему супруга мэра достаточно крупного российского города, одна из самых богатых женщин России, причем в бизнесе, тесно связанном с деятельностью мужа. Поэтому, в какой-то мере иностранные журналисты еще и переводчики, которые в меру способностей и таланта доводят до людей объективную информацию. Я никогда не старался резюмировать – плохо это или хорошо, я просто говорил, что в России это так.
– В одном из интервью, Вы сказали, что если бы русские и немцы взяли друг у друга все самое лучшее – получилась бы идеальная нация. После развала Советского Союза, в Германию переехало много русских немцев, в том числе и детей от смешанных браков. Какие они, русские немцы и насколько соответствуют Вашему пониманию словосочетания – идеальная нация? Или все-таки – бытие определяет сознание?
– Это была образная фраза. На самом деле упаси Господь от попыток создания идеальной нации, и мы – немцы знаем это лучше других. Я имел в виду учиться друг у друга, брать что-то хорошее, полезное. К сожалению, проблема интеграции немцев в Германию из стран бывшего СССР – больная тема. Сами русскоязычные немцы не стремятся интегрироваться в немецкое общество, предпочитая жить обособленно. Возможно, это связано с менталитетом, возможно с тем, что сама Германия слишком мало для этого делает.
– На протяжении многих лет Вы являлись, если так можно выразиться, летописцем событий происходящих в России. Людям, рожденным и выросшим здесь, непросто объективно оценить происходящее. Вам, как стороннему наблюдателю видится, какие перемены произошли в нашей стране за последнее десятилетие? Я имею в виду не политические, а нравственные, бытовые, культурные. Проще говоря, изменился ли среднестатистический россиянин, если «да», то в какую сторону?
– Изменился очень сильно, и не в лучшую, на мой взгляд, сторону. Я говорю сейчас о Москве. Раньше люди в той же столице были менее направлены на потребление, гостеприимнее, душевнее, хотя это слово и превратилось в клише. Сегодня они более закрыты, всегда заняты, все разговоры только о деньгах. Во многом переняли у запада то, что мне не нравится. С другой стороны проигнорировали то, что мне симпатично в том же немецком обществе: правовое государство, культуру общения, опрятность и так далее. Это тупик в развитии общества и России придется платить большую цену за этот цинизм и нравственный нигилизм, когда воры становятся примером для подражания, а деньги предметом поклонения.
– Немцы Поволжья. До Первой и Второй мировых войн их проживало здесь достаточно много. Было культурное влияние, кирхи, свои погосты. Прошлое вернуть нельзя. Но как Вы думаете, что можно сделать, чтобы отношения между нациями имели не только гуманитарную основу, но, как и прежде имели крепкую материальную основу?
– Сложный вопрос. Думаю, что, прежде всего, в России нужно создать условия для того, что людям, хотелось здесь жить и созидать. В этом случае многие бы переселенцы вернулись. Второе – это большой обмен, в частности студентами, безвизовый режим, открытие границ, искренний интерес друг к другу. Тогда может быть что-то и получится. А пока, в Россию банально боятся приезжать, тем более на постоянное место жительства.
– Не могу не спросить Вас о Вашей книге «Русский экстрим». Кто называет ее «страшилкой для Запада», кто-то сборником фельетонов. Хочется услышать ответ из первых уст: О чем эта книга и, какую цель, вы ставили перед собой, работая над ней?
– Эта книга – мои впечатления о России. Зарисовки, истории того, что происходило со мной. Я пытался донести до своих соотечественников, что у русских есть чему поучиться, например: смеяться, а не ныть. Шутить, а не жаловаться. Подмигивать с дружеской улыбкой, а не поучать с умным видом. Воспринимать реальность как абсурд, а не приходить в ужас и отчаяние. Радоваться минимуму, а не рассчитывать на максимум. Качества, которыми мы, немцы, не блещем. Учиться у русских – означает учиться невозмутимости, искусству смирения с действительностью. Я постарался честно рассказать о том, что я видел, пережил. Что касается «страшилки», то всегда найдутся люди, которые даже фразу: «А в России есть снег» воспримут как нападки на свою страну.
– Что Вы не приемлете в себе, и что в других людях?
– Стараюсь не допускать в себе и не люблю в других фальшь и надменность.
– Борис, и в заключение, если можно, несколько слов о Вашей семье?
– Я из простой немецкой семьи, папа работал техником, мама – домохозяйка, занималась детьми, вела хозяйство. Мама обожала творчество Пастернака и уже первого сына хотела назвать Борисом. Отец был против. Во времена холодной войны это могло стать помехой в жизни и карьере. Поэтому у двух моих старших братьев типичные немецкие имена. Но когда в семье ожидался третий ребенок, мама категорично заявила, что если будет мальчик, – назовем его Борис. Я иногда думаю, что может быть, мамина любовь к творчеству великого русского писателя и предопределила мою судьбу и любовь к России.
Вопросы задавал С. Аристов