Я шел задумчиво по тротуару, переваривая разговор с редактором, и никак не мог избавиться от видения его слащаво надменной физиономии, как вдруг сзади кто-то закричал.
-Капитан, капитан, подожди! – Меня пробило словно током. До боли знакомый голос. Я оглянулся. Ко мне бежал, размахивая рукой, Мансуд. В черном свитере, черных брюках и со своими черными (предмет острот и шуток всего батальона) усами.
- Подожди, капитан, куда бежишь? – Мансуд подбежал, радостно улыбаясь, и сграбастал меня в охапку. – Капитан, сто лет тебя не видел, а узнал сразу, - он оторвался от меня и оглядел с ног до головы.
_Заматерел, жирком оброс,- он похлопал меня по плечу. – А был самый худой из нас. Что молчишь? Аль, не узнал?
- Здравствуй, Мансуд,- я с трудом продавил подкативший к горлу ком. – Ты все такой же, - я засмеялся, - усатый.
-А, это, - Мансуд расправил усы,- сам знаешь, национальная принадлежность, - он хитро подмигнул.
- Да что мы стоим,- он завертел головой,- надеюсь, ты никуда не спешишь, Саша?
- Уже не спешу,- я обнял Мансуда за плечи и развернул к кафе, мимо которого я только что прошел.
- Ты откуда вылетел-то, Мансуд?
- Да. Я мимо еду,- он ткнул пальцем в стоящий у тротуара КАМАЗ с фурой,- вон моя чайка, видишь? – Мансуд щелкнул пальцами.- Зверь, не машина. Тут смотрю, ты идешь. Твою походку, капитан, за версту узнаешь. Кричу напарнику – стой, друга встретил. Он у меня молодец, все с полуслова понимает.
Из кабины КАМАЗа высунулся молодой парень и помахал им рукой. Мы вошли в кафе и сели у окна.
-Ты, капитан, молодец, знаменитым писателем стал.- Мансуд махнул рукой, подзывая официанта. – Я все твои книги с собой вожу. В дороге времени много, читаю, ребят вспоминаю. Ты хорошо о них пишешь.
Подошел официант и замер, ожидая.
- Ты вот что, парень - Мансуд вдруг построжел лицом, – нам водочки, ребят помянуть, ну и закусить чего. Понял?
- Понял, – кивнул парень, почем-то смутившись, и ушел.
Через минуту на столике уже стоял потный графин и тарелки с салатом.
- Ну, давай, капитан, за тех, кто остался там, за речкой, - Мансуд замутненным взглядом глядел на свою рюмку,- они мне до сих пор снятся.
-Давай. Мансуд, - я кивнул,- земля им пухом.
Мы выпили и пожевали салата.
- А, помнишь, как мы первый раз с тобой водку пили?- глаза Мансуда заблестели.
– И закусывали солеными огурцами,- кивнул я.
- А у них есть соленые огурцы?- Мансуд оглянулся на официанта. Тот, уловив вопрос, подошел.
- Слушай, а огурцы у вас есть соленые?- засмеялся Мансуд.
- Я спрошу у повара,- кивнул официант.
-Спроси, спроси,- Мансуд опять задумался,- но такие огурцы навряд ли будут у твоего повара.
-А ты, Мансуд, куда после госпиталя пропал? – я смотрел на друга. - Я приезжал к тебе, соседи сказали, что ты не появлялся?
-Да, я,- Мансуд махнул рукой и налил по второй,- понимаешь, Саша, рана у меня вроде шуточная была, осколок. Но меня три раза из-за него резали, достать не могли. Рука вон теперь – не рука, а ноль. – Он похлопал себя по левой руке. – Не, она вроде работает, но не совсем. В общем, я полгода по госпиталям разным кувыркался. А вышел, списали под чистую. Ну, потыкался я туда-сюда. Нигде не берут. Кому инвалид нужен, когда здоровым работы не было, - он нервно крутил рюмку в пальцах. – Уж, думал военкомом в школу устроиться. Да, я когда вот ходил по инстанциям, знаешь кого встретил? Не поверишь, замполита нашего. Ну, Петюню.
- А, помню,- я кивнул головой. Память тут же услужливо вытолкнула портрет маленького, наглого мальчика с капризными губами. В батальоне его не любили. Офицеров он сторонился, солдат боялся. Пропадал постоянно в политотделе. На задания, на моей памяти, ни разу не ходил.
- В общем, сидит вот такая ряха,- Мансуд показал руками,- во все лобовое стекло, не сотрешь. Меня, естественно не признал. С высока так выслушал меня и изрек: я подумаю. Злость меня , Саша, тогда взяла, я туда больше и не пошел. А потом, слушай,- Мансуд засмеялся,- прикол был. Я эту рожу вижу, в мерсе навстречу едет. Ну, я и вильнул к нему, попугать,- Мансуд хлопнул ладонью по столу.- Этот кабан, наверное, обделался точно, не проверял. Но шуганулся от моей чайки аж в кювет. Я останавливаться не стал, проехал мимо. Так эта сука, представляешь, наверное, связи имеет, гад. На первом же посту меня тормозят. Типа я создал аварийную ситуацию. Хорошо, капитан из наших попался. Тоже за речкой был. Я ему про Петюню и рассказал, кто он такой. Ребята посмеялись, отпустили. А капитан на прощанье признался, что ему самому порой хочется вот таких Петюнь из АКМ причесать. Развелось, говорит, их немерено.
Подошел официант, принес огурцы.
-Вот спасибо, уважил,- кивнул ему Мансуд и захрустел огурцом. – Не, капитан, те вкуснее были, помнишь? –он покачал головой.
-Еще бы,- я хмыкнул,- те мы ели после боя, еще наливники чадили, и броня твоего БМП не остыла.
-Да, капитан броня тогда была очень горячей,- Мансуд поднял рюмку.- Давай, капитан, за то, чтобы броня сегодняшней БМП всегда была холодной, а водку мы пили вот так в кафе, а не в дымящихся горах и не на улицах разрушенных кишлаков.
Мы выпили и захрустели огурцами.
-Я вот еще что хочу спросить, капитан, – голос Мансуда почему-то предательски сел,- помнишь докторшу нашу Валюшу. Мы еще все в нее влюблены были. Цветы после выходов носили. Где она не знаешь?
- Она осталась там, Мансуд, за речкой, – я налил по третьей рюмке.
-Как это случилось, Саша? Я ничего не знаю и наших никого не видел. Меня ж тогда в Ташкент бортом отправили.
-Уже перед выходом. Неделя оставалась. Сердце не выдержало,- я опрокинул рюмку и зажал рот ладонью.
Я не стал говорить этому славному, но горячему парню Мансуду, что причиной смерти Валюши был тот самый Петюня. Что Валюша умерла у меня на руках, успев с горечью поделиться. Петюня приходил к ней требовать справку, что он лечился у них в санбате от ранения, а не от дизентерии, что заработал от местных фруктов. Валя ему отказала, тогда он стал на нее орать и грозить. Я держал Валю за руку и гладил бледную кисть. Она уже не плакала. Наша славная добрая Валя. Скольких из нас она спасла, штопая наши раны, останавливая кровь, и утешая сердца. И вот свое сердце она отдала нам без остатка, себе ничего не оставив. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Рядом зарыдала сестра. Я вышел тогда из палатки и пошел искать Петюню. И если б не мой зам Серега, я б его пристрелил. Мне потом рассказали, что комбат услал его в политотдел и велел в батальоне больше не появляться. Видно, не я один хотел его встретить. И теперь этот Петюня разъезжает на мерсе, а Вали нет.
-Жизнь, вообще, Саша, дерьмо,- словно читая мои мысли, произнес Мансуд. – И было б, наверное, еще хуже, если б не было таких людей как Валя. Они живут не для себя и этим как-то этот мир, хоть чуть-чуть, но делают лучше. А если б были все как Петюня, то,- он, не договорив, махнул рукой и отвернулся к окну.
Мы долго молчали. Наверное, оба вспоминали нашу общую любовь, Валю. Допив водку, мы вышли на улицу.
-Ты вот что, Мансуд, не пропадай,- я вытащил из кармана свою последнюю книгу, захваченную в издательстве, и написал на отвороте свой телефон.- Звони, когда рядом будешь.
-Спасибо, капитан. И вот еще что,- он решительно рубанул рукой, - ты подожди меня, я сейчас.
Он побежал к своей машине и вскоре вернулся, держа в руке толстую общую тетрадь в красной клеенчатой обложке.
-Вот возьми, это Валин дневник. Она мне его дала, когда отправляла в Ташкент. Просила сохранить, обещала найти.- Мансуд как-то весь сник. - Напиши о ней книгу, Саша. Ты сможешь.
Мы попрощались, и я провожал взглядом фуру, пока она не скрылась в дорожном потоке. Я открыл первую страницу тетради: «Горы. Я вижу горы. Они так близко. И так далеко. Они прекрасны. Батальон стоит у самого подножья, и каждое утро я любуюсь белыми вершинами этих гор».
Перед глазами тот час появилась Валя. Валя, которую мы встретили, возвращаясь с нашего первого задания. Она стояла у палатки в белом халате, белой косынке и с улыбкой смотрела на нас, грязных и усталых. А мы, забыв об усталости и грязи, махали ей руками и кричали какие-то дурацкие приветствия. Мальчишки.
Перелистав тетрадь, я остановился на последнем листе: «Горы. Пятнадцать недель одни горы. Я уже их ненавижу. Они забирают у этой прекрасной жизни этих безвинных мальчиков. Мальчиков, что еще не целовали своих девочек. Мальчиков, что смотрят на войну, как на кино. Господи, когда же это кончится? Я не могу спать по ночам. Я б отдала себя всю до последнего кусочка, чтобы не гибли больше эти мальчики. Спаси их, Господи. Они не хотят этой войны. Они жертвы, а не убийцы..
