Сын Тамары Петровны, Вася, женился три года назад. И брак его был несчастнейшим.
Василий, если честно, никогда не считался женихом завидным. Девушки за ним даже маленькими табунами не бегали. Зарабатывал он мизер и выпить был совсем не дурак. Особо уважал отдых на берегах водоемов с обильными возлияниями. В нетрезвом виде Вася был дерзок и несколько груб с окружением. Поэтому - штабелей из женщин перед собой не имел отродясь. Так - легкие увлечения собутыльницами.
Тамара Петровна, глядя на двухметровое и щетинистое дитя свое, видела, конечно, иные картины. Вот Васятка - двухлетний и кудрявый - бежит к ней в белых гольфах и вообще весь из себя сладенький пирожок. Круглый воротничок, рубашка в желтых цыплятах. Хохочет, просит грудь, пахнет маминой радостью. У Тамары Петровны слезы наворачивались от таких воспоминаний.
Потом находили на нее и другие фрагменты их жизни. Загулы Васи, битье им мебели и аромат перегара.
И даже рада была Тамара Петровна, что сын женат - глаза ее видят Василия отныне довольно редко, перегар из дома почти выветрился, а вся мебель худо-бедно починена. Но и печаль нисходила - с женой своей Василий откровенно страдал.
Амалия, супруга, оказалась выбором не самым достойным: старше Васи на целых семь лет и лицом совсем не интересная. Обычная женщина эта Амалия. С толстой спиной. Тридцати с приличным хвостом лет. Одевалась вот еще крайне безвкусно - все в мохеровые бабьи кофты. Это Тамаре Петровне, которая любила принарядиться и на пенсии, казалось очень уж вопиющим фактором. Не пара Васе.
И еще очень уж чувствовалось, что интеллигенции в роду Амальки отродясь не наблюдалось. Вот Вася ее, хоть и являлся мужчиной пьющим и дерущимся, происходил из семьи очень достойной - дедушка его был сельским учителем, а сама Тамара Петровна всю жизнь посвятила библиотечному делу.
Но сошлись и сошлись. Зарегистрировались. Про детей, к счастью, и не помышляли - невеста излишне пожилая. Амалия, правда, нежелание потомства объясняла проще. Не желаю, говорила невестка, от алкоголика вашего дитятей рожать. Наследственность хромает тут сразу на обе ноги. Неизвестно кто там в итоге воспитается. И тетешкать это потомство мне в одно лицо потом придется. А я, хоть и юная покамест, уже имею хронические заболевания - то голова болит, то зад беспокоит. Нет и нет, с наследниками отвяньте, тетя Тома.
А Тамара Петровна вздыхала. Сыну-то вовсе не такую в жены девушку она просила у мироздания. Представляла молодую и пригожую. Грамотную еще, конечно. И чтобы мужа она своего искренне любила. Таяла даже от него чтобы. Вот только бы на Васю взор кинула - так и таяла от нежности и счастья. Готовила ему вот еще чтобы прекрасно и сытно. Дом бы содержала в чистоте и уюте. Дети чтобы на Васиных руках муркали дружно: “папкааа”. И чтобы уважение и дружба промеж молодых царили. И пить чтобы Васю супруга принудила кинуть. Но - нет. Ничего из списка.
Жили молодые в доме Амалии. Он достался невестке по наследству от ее не интеллигентных родичей. Домом своим она страшно гордилась. Прикрывалась им будто щитом. И при самой небольшой супружеской ссоре - такие ссоры в семьях случаются по сто раз на дню - кричала Василию всякое оскорбительное.
Хата, верещала Амалия, моя! Захочу - и в шею тебя выпну. Приживалку эдакую. Выпну - и лететь будешь отсель. Лететь, свистеть и радоваться. Как фанера над городом любви, Парижем. Живешь на моей жилплощади - и рот свой не открывай. Иначе поплюхаешь вон к мамане своей в сельскую местность. И будет старая перечница тебе мозг клевать: не пей, Васятка, побереги свою печеночку. Самогон нейроны твои разрушает, сынок. Уродует психику и походку. Ходишь вон, будто в штаны наклал. И так двадцать четыре часа в сутки гундеть станет. И я тебя пока терплю, но терпение мое очень хрупкое. Мне твои пьянки тоже уж обрыдли - чай, не фейерверк с утра вижу, а лицо испитое и неумное на подушке поблизости храпит. Но я пока с этим немного мирюсь. Терплю твою личность на своем добрачном имуществе. Даже на пиво вон тебе из бюджета семейного выкраиваю.
Василий к маме жить постоянно идти, конечно, не желал. Там и правда царило бы страшное мозгоклюйство и гонения на его образ жизни. Поэтому прикрывал рот. Сдерживал желание супруге затрещину выделить. Не отсвечивал.
Всю зарплату, если вдруг не успевал пропить, тащил жене. Мамане престарелой не помогал и копеечкой - Амалия запрещала деньгами бездумно кидаться. И даже наоборот. Заедет, бывало, Васятка в гости к мамане. Вид имеет помятый, сам тощий и жалкий. Майка на нем в дырках. Трико на коленях просвечивает. Кушать, говорит Василий, маманя, очень мне хочется. С позавчера мы не кушамши, не жрамши. Желудочная стенка у нас к позвоночнику уж приклеилась намертво по этой причине. Поможите, чем можите. Я хоть и работаю физически в поте лица, но не хватает моих жалких средств на проживание молодой семьей. Амалька иначе грозит выставить из дому вон. А это вам, маманя, тоже может боком аукнуться.
И Тамара Петровна, конечно, по сусекам своим подметала - сумку с продуктами Васе налаживала. И бельишко его, худое, простирнуть наскоро успевала. И залатать, погладить слегка. И даже чуток пенсионных ему выделить. Сын все же, не посторонний человек.
Но все Тамара Петровна размышляла. Куда же это Амалия, ушлая морда, финансы семейные девает? Пусть Вася зарабатывает маловато, но этого, заработанного, уж на скромное существование вполне должно хватать. А еще и сама Амалька в универмаге вон трудится, свой заработок какой-то имеет. А все они голые и голодные носятся в мохере и драных майках. Все с рукой протянутой стоят.
К невестке, стоит сказать, Тамара Петровна в дом не ездила давно. Была лишь единожды - после свадьбы. Дом как дом - подслеповатая лачужка. А потом они с Амалией затяжным образом ругались. И как-то вот не до гостей было. Чего это она из села - полтора часа на электричке - к невестке потащится лицо ее унылое рассматривать? И поэтому не ездила. Не те отношения.
А тут вдруг понадобилось за семенами в райцентр. И Тамара Петровна поехала. А потом как-то так вышло, что опоздала она на свою электричку. И пришлось ей к невестке скрестись - на ночлег проситься. А что в этом особенного? Мать супруга она все же, а не хвост поросячий. Проявите уважение.
Напросилась. А дом-то и не узнать. Забор у лачужки новый стоит. Окна - пластиковые. В доме потолки натянуты. И даже диван другой - большой, белый, будто в кино. И кот породистый на том диване лежит, лапы бесстыжие растопыривает. Амалька по дому в мохеровой кофте слоняется, рожу кривит - радуется долгожданной гостье.
А Тамара Петровна глазами хлоп-хлоп. Ваську в угол зажала - объяснений ей хочется. На какие финансы весь этот банкет сооружен - с белым диваном и забором.
А Вася взял да и признался. Амалия, Василий шепчет, жена мне вполне нормальная. На пиво, папиросы и проезд до работы всегда выдает на руки по первой просьбе. Ничего мне не жалеет в плане жизненно важных нужд. А дом наш облагораживает за счет сугубо кредитных средств. Наберет кредитов - и с моей получки гасит их аккуратно. И забор вот взяла, и диван, и окна. И даже кота породистого - тоже из кредитных средств заимела. В планах у супруги еще баньку отстроить. Как с этими планами разберется, так и заживем мы неплохо. И с вашей шеи слезем, и мохер этот к едрене фене сожжем. Может, и выпивать меньше стану, возьму себя в узду.
Тамара Петровна в осадок выпала и там, на самом дне, замерла. Неужто, и правда, все Васины нейроны того? И что дальше делать ей? Забирать его из лап Амалии? Или же смириться?! Все же перегар почти выветрился и мебель давно не курочена. Заплакала, конечно, расстроилась. Даже сахар подскочил и в ушах насосы зашумели. Не о том она у мироздания просила. Нет, не о том.