ЧАСТЬ 29 ПУТАНИЦА
Если Марта рассчитывала на острове найти забвение, то вчера ей это удалось сполна. Веселые музыканты старались и почти не отходили от их столика, где Андрей щедрой рукой закладывал за струны гитар одну за другой скрученные в рулончик купюры.
Стол был тесно уставлен маленькими тарелочками с изобильным кипрским мезе – Марта не смогла все попробовать, но то, что успела, вызвало у нее полный восторг. Плюнув на противопоказания, Марта немного увлеклась красным терпким вином и не почувствовала плавного перехода в состояние полной расслабленности. Отступили в неравной борьбе все мысли, и душу согрело доброе чувство любви ко всему миру, к забавно алчным музыкантам, к милому рассеянному Андрею, к острову, морю и даже к своей бедной печени, так несправедливо обиженной судьбой.
Наутро пришла расплата: голова нещадно гудела, а в правом боку разливалась тупая боль. Марта с трудом встала с постели и побрела к двери на пляж. Море и пальмы были на месте, а еще… в ее маленьком бассейне кто-то плескался. Марта возмущенно распахнула дверь и разглядела в непрошеном госте Андрея.
- Ты не возражаешь? – непосредственно спросил он. – Вот, пришел на пляж, а тебя нет. Решил поплавать, пока ты спишь.
Марта пыталась вспомнить, при каких обстоятельствах они перешли на «ты», решила оставить все как есть и спросила:
- А в море не пробовал?
- В море меня не пустили.
-???
- Говорят, что вчера я подверг его осквернению своим непотребным видом, и теперь мне вход туда запрещен.
Марта невольно рассмеялась и сразу схватилась за правый бок.
- Что случилось? – заволновался Андрей.
- Да так, ничего особенного, последствия вчерашнего.
- Может, пивка?
Марта согласилась, снова презрев медицинские каноны. Она быстро привела себя в порядок, и вскоре они с Андреем лежали на пляже и потягивали вкусное кипрское пиво.
- Марта, быстрее приходи в себя, и мы поедем изучать окрестности.
- Андрей, я не в состоянии.
- Как же так можно? Ты здесь всего неделю, а столько всего надо посмотреть! – возмутился жизнелюб.
- Я не собиралась ничего смотреть, я хотела просто отдыхать…
- То, что ты называешь «отдыхать», можно успеть сделать до десяти утра. Позже этого времени в таком жарком месяце на пляже находиться вредно. Чему тебя в медицинском институте учили?
«И это я ему разболтала? Интересно, что еще?» – с ужасом подумала Марта.
- Не волнуйся, не так уж ты много вчера мне рассказала, – прочел написанные на ее лице мысли Андрей.
Удивительно, но после выпитого пива не только прошла головная боль, но и печень оставила ее в покое. Умиротворение и готовность к развлечениям стремительно возвращались. Чуть тревожно шевельнулась мысль о Борисе и тут же была отослана на завтра.
- Хорошо, поехали! – выказала она решимость и отправилась переодеваться.
Андрей внимательно смотрел ей вслед, и в его взгляде не было обычной рассеянности. Проводив Марту, которая не очень твердой походкой шла к своему номеру, глазами, он потянулся к спортивной сумке и достал мобильный телефон.
#
… Василий проснулся с детской улыбкой на губах. На сердце было радостно и покойно. Он выглянул в маленькое оконце и опять подивился на белеющий невдалеке крест. Господь бог благословлял путника и дарил ему светлую уверенность в благом деле. Оглядевшись, Василий нигде не заметил присутствия Исайи. Когда он начал уже всерьез беспокоиться, тот тихо вошел в комнату и устало опустился на деревянный стул. Лицо его было мрачным и темным.
- Что случилось? – забеспокоился Василий.
Исайя поднял на него глаза, и Василию показалось, что в них блеснула слеза.
- Ничего. Все идет своим чередом. Люди не становятся сильнее, а смерть – милостивее, – произнес Исайя загадочные слова.
- Вы где-то побывали этой ночью? – волновался Василий.
- Был там, где происходит таинство, – Исайя снова изрекал непонятное, – был и помог слабому обрести силу.
Василий не стал больше расспрашивать грека, слишком утомило его постоянное напряжение ума. Душа жаждала близости божественного, а не томления мысли. Он быстро собрался и сел, ожидая, когда Исайя изволит тронуться в путь.
Вскоре они покинули деревню и вернулись на главную дорогу. Чем выше они поднимались в горы, тем ярче и обильнее становилась природа. Леса окрашивались изумрудом, виноградники буйно разрастались на склонах, чаще встречались цветы и чудные игольчатые кактусы. Когда они присели возле развесистой старой сосны, Исайя достал хлеб, сыр и вино. Молча поглощали они пищу, а грек неожиданно часто прикладывался к бутыли с вином. Утолив голод и жажду, он сказал Василию:
- Ты, наверное, уже не хочешь слушать моего рассказа или думаешь, что забыл я свое обещание?
- Почтенный Исайя, – важно возразил ему Василий, – я долго ждал, когда Вы закончите свое повествование, и не решался сам попросить об этом. Я с радостью и вниманием Вас выслушаю. Только есть у меня одна просьба.
- Я учту ее, – кивнул Исайя.
- Я человек простой и плохо понимаю Ваши иносказания. Если Вам угодно, чтобы я понял смысл Вашего рассказа, прошу, говорите проще и, по мере возможности, объясните мне смысл Ваших поучений.
Исайя, казалось, был доволен уважительным тоном и интересом чужестранца к его словам. Василий не скрывал своей простоты и открыто попросил о снисхождении к его непонятливости. Исайя, не доверяющий самодовольной гордыне, отдал должное желанию человека познать неведомое и приступил к заключительной части своего рассказа.
- Как я рассказал тебе ранее, игумен сам пришел ко мне. И сказал он так:
«Я знаю, сын мой, что болен смертельно. Боль тела страшно мучила меня до того времени, как ты пришел ко мне и дал своего лекарства. Ты предупреждал, что средство это не излечит мою болезнь, а лишь уменьшит страдания.
Я принимал лекарство несколько дней, и боль отступила. Мною овладело сильное искушение принять это за излечение, потому как я стал забывать о болезни и возомнил, что Бог решил продлить мое земное существование. Я перестал пить лекарство, и болезнь снова напомнила о себе. Так я подверг себя испытаниям несколько раз, и каждый из них напоминал мне, что скорая смерть моя неминуема, а лекарство лишь на время дает забыть о ней. Долго думал я, прежде чем прийти к тебе и вот что скажу: нет в жизни человека события важнее смерти. То, как он жил, дает или не дает ему право на спасение, а то, как он умирает, может отнять или подарить ему это право.
Переход в царствие небесное – процесс наиважнейший. Он помогает грешнику принять покаяние, а праведнику – достичь познания главной истины. Человек осмысляет смерть и перед лицом ее очищает свою душу. Смерть – это дверь в пространство вечности, а смертельная болезнь – подарок божий, подготовка к смерти и время познания собственной души. Тот, кто по слабости своей избегает этого познания, теряет правильный путь в царство Божие, а тот, кто помогает людям делать это, берет на себя большой грех.
Поэтому я прошу тебя, возьми свое лекарство и уходи из нашей обители, ибо скоро паломники пойдут к тебе за покоем прежде, чем к Милосердной за спасением. Еще лучше будет, если ты оставишь сей сосуд с лекарством мне. Не для пользования, а для выставления напоказ как одного из примеров дьявольского искушения. А сам поди скорее прочь, поживи и подумай. Прими решение, то ли снова взяться за сотворение своего лекарства, то ли вернуться в обитель. Тебя здесь будут ждать и с радостью примут послушником, если ты сам захочешь».
Сказал он так, и я не посмел его ослушаться, отдал свое лекарство, годами составляемое моими предками и мною, и ушел в горы».
Василий слушал, открыв рот.
- Тебе пока все понятно? – осведомился Исайя.
- Уважаемый, я вконец запутался! – воскликнул Василий. – Что же это получается? Если человек сильный – он попадет в царствие небесное, а если слабый… Но ведь на свете сильных гораздо меньше, чем слабых, и никому не дозволено им помогать?
- Также подумал и я, выслушав слова игумена, и был в сильном смятении – долго скитался в горах, думая над его словами. Я снова взялся за приготовление своего снадобья. Несколько долгих месяцев я занимался этим и восстановил доподлинно все, что оставил в монастыре. Ты прав, сильных людей очень мало, а слабым нет числа. Я принялся помогать всем, кто нуждался в моей помощи. Но из головы моей не выходили слова игумена: «Тот, кто помогает людям избежать познания, берет на себя большой грех». И понял я однажды, что слишком слаб, чтобы жить с таким грехом.
Василий молчал. С греком более-менее все было ясно. Но тогда возникал другой вопрос, сложный для его понимания.
- Можно спросить Вас об одной вещи, уважаемый? Непонятно мне вот что. Значит, игумен опасался, что страждущие пойдут к вам за покоем, то есть за избавлением от страданий, прежде, чем к иконе Богоматери. Но разве не излечения болезней ждут они от своих молитв?
Исайя грустно посмотрел на Василия.
- Смотрю я, ты, Василий, по-прежнему мало что понимаешь. Ты говорил мне, что мать твоя больна, и доктора признали болезнь неизлечимой. Так?
- Вы правы, но…
- Зачем ты отправился в путь?
- Я хотел просить у Милостивой о выздоровлении матушки, – упрямо твердил Василий.
- И ты надеешься, что после твоих молитв Богоматерь поможет явить Господнюю милость и исцелить твою матушку?
- Именно так! – согласно закивал головой Василий.
- А знаешь ли ты, что человек смертен?
- Зачем Вы спрашиваете меня об этом, уважаемый? – Паломник начал волноваться, предчувствуя, куда клонит грек.
- Я же пересказал тебе слова игумена, помнишь: «Смертельная болезнь – подарок божий, подготовка к смерти и время познания собственной души». Почему же ты не допускаешь мысли, что такой подарок сделан твоей матери? Или ты хочешь, что бы Господь сам забрал свой подарок?
Василий почувствовал, как в голове воцарился полный хаос, все поплыло у него перед глазами, и он тяжело завалился на усыпанную хвоей землю...