ЧАСТЬ 15 НЕПОНИМАНИЕ
Марта внутренне сжалась: Сашка, ну кто тебя просил, зачем было
ворошить мусор, который она выбросила на свалку не без твоей помощи?
- Он высказал мне все, что думал по этому поводу, но, в отличие от тебя, дал мне возможность объясниться...
- Так, – перебила Илью Марта, – не вздумай мне пересказывать, как ты тогда объяснялся.
- Если не хочешь – не буду, – примиряющим жестом заверил ее Илья. – Когда он упрекал меня за все, что произошло, то страшно злился, и обвинил в твоем… только не обижайся!
- Ну, договаривай!
- В твоем … необдуманном поступке. Сказал, что из-за меня ты очень растерялась и не нашла ничего лучшего, как перевести всеобщее внимание на другой объект.
- Так и сказал? – Марта почти не удивилась, вскользь про себя оценив краткость и емкость оценки произошедшего.
- Да, и рассказал, что все это привело в результате к пропаже твоей амфоры, в итоге я стал виновником. Ну… косвенно, конечно. Но, Марта! – В голосе Ильи промелькнули умоляющие нотки. – Я не мог ее взять по той простой причине, что меня там просто не было!
Марта задумчиво смотрела на фотографию в красивой рамке, установленную на рабочем столе Ильи. Она располагалась к ней боком, и Марта могла видеть только ту часть, на которой запечатлелись дети Ильи и Лили, другая, где, наверное, притулились родители, не была ей доступна.
- Как дети? – поинтересовалась она у Ильи.
Тот изумленно вскинул брови и пробормотал:
- Спасибо, хорошо. Сегодня отправил их с Лилькой на дачу.
- Ну и правильно, чего в такую жару делать в городе.
Марта встала и направилась к выходу. Илья последовал за ней.
- Спасибо, я сама найду дорогу, – поблагодарила она на ходу, с усилием выдавив вежливую улыбку.
- Погоди, ну как же…
- Я услышала все, что хотела и даже больше.
- Марта, я все же провожу тебя.
Илья взял ее под руку, они вместе вышли в коридор и проследовали в маленький зеленый дворик.
- Мне очень жаль, что все так получилось. Выходит, что амфору взял кто-то из ребят. Конечно, неприятно думать об этом, но не могла же она исчезнуть сама по себе.
- Вот именно, – устало согласилась Марта.
- А можно я приду к тебе завтра? – вкрадчиво спросил Илья. – И мы вместе с тобой подумаем, что и как.
Марта промолчала, задумчиво разглядывая брызги маленького фонтана в центре двора.
- Так я приду? Можно?
- Приходи, – тихо ответили ее губы, на этот раз отказавшись подчиниться железной воле.
#
…Монахи были очень добры ко мне – накормили, напоили чачей и предоставили кров. Я поселился в пределах обители и тихо жил, помогая трудолюбивым братьям. Обрабатывал вместе с ними землю, ухаживал за виноградниками, а вечерами продолжал свою работу. Когда кто-то из монастырской братии заболевал – приходили ко мне за лечением.
Постепенно слух о знахаре распространился по округе. Потянулись в мою хижину люди из окрестных деревень, и паломники, к святым местам пришедшие, стали заглядывать. Я никому не отказывал в помощи и снискал себе доверие и уважение. Так могло продолжаться до конца моих дней, но Господь распорядился иначе.
Чужеземцы не единожды грабили и сжигали христианские реликвии монастыря. Караваны верблюдов увозили из обители в долину награбленное, переправлялось оно потом за море... Но длань Господняя хранила в неприкосновенности самую главную святыню – икону Киккской Божьей Матери. К ней и устремляются многие и многие паломники, зная о чудодейственной силе святого лика. Идут на поклон страждущие со всего света, молят о милости, об избавлении от напастей, о спасении души, но чаще всего приходят больные просить исцеления от недугов.
Долгое приложение в одном месте сил Пречистой Богородицы и скромного земного целителя, направленных на одно и то же, не могло быть допущено ни Богом, ни людьми.
Однажды призвал меня к себе тогдашний игумен монастыря Софроний и поведал о своей болезни. Заметь, Василий, позвал, когда болезнь его зашла слишком далеко. Терпением игумен обладал большим, но был он, прежде всего, человеком, и боли, мучающие его, мешали работать, делать дела духовные. К тому времени, надо сказать, я закончил создание нового снадобья и собирался придумать способ долгого его хранения.
Это самое снадобье и дал я больному с целью уменьшить страдания и продлить служение Господу на земле. Игумен осторожно, но все же принял мою помощь и вскоре почувствовал себя лучше. Братья радовались, думая, что их наставник исцелился и будет отныне пребывать в здравии. Игумен же, испытав некоторое время действие моего снадобья, сам пришел ко мне и принес его обратно. Долгий разговор был у меня тогда с игуменом Софронием. После него собрал я свои пожитки и ушел из монастыря. С тех пор живу я здесь, вдали от людей, помогая случайным путникам и селянам.
Исайя замолчал и всем своим видом давал понять, что рассказ его закончен.
Василий, стараясь вникнуть в смысл рассказа, посидел некоторое время молча. В части, что касается иконы Богоматери, было ясно и уже Василию известно. А вот дальше… Даже скудного его ума достаточно, чтобы понять: Исайя главного так и не сказал.
- Благочестивый Исайя, а что же такого сказал игумен, что заставило Вас поспешно покинуть пределы святой обители? – набравшись духа, напрямик спросил Василий грека.
- Устал я, Василий. Расскажу как-нибудь в другой раз, – ответил хитрый грек.
- Но я, должно быть, скоро уже покину Вас и отправлюсь туда, откуда Вы давно ушли.
- Не волнуйся, я пойду с тобою, вот и узнаешь все по дороге.
«Как же, от тебя дождешься», – подумал Василий недоверчиво, но вслух ничего не сказал и отправился спать. Надо было набираться сил перед предстоящей дорогой…
#
Марта шла по плавящемуся от жары асфальту, и тоже готова была расплавиться, раствориться или испариться, в общем как-то незаметно для себя и всех исчезнуть.
Все перевернулось, и оказалось, что напряженная внутренняя работа, сложный мир гасимых страстей и способов создания иммунитета к обидам и предательствам, а, главное, то, чем она бесконечно гордилась – ее великодушная независимость – со стороны могли легко уложиться в примитивную схему. Выглядела она так: обиженная девочка – растерянность – необдуманный поступок. И годы самообмана ничего не смогли изменить.
Марта, тяжело передвигая ноги, чувствовала, что вот-вот ее тонкая шея переломится, как у того лебедя из детства. И нагрузил ее непосильной ношей опять же Саша, привязав к нежному, но сильному тельцу чугунную печать т а й н о в с е м и ж а л е е м о г о, смешного в своей цыплячьей гордости существа. Совершенно безжалостно рассыпался созданный собственным воображением образ, шейка турболебедя напрягалась до предела, и хотелось только одного – прийти домой, лечь и умереть.
Поднимаясь по лестнице, она по привычке бросила взгляд на почтовый ящик, заприметила письмо и заставила себя достать его. Дома Марта вскрыла конверт и прочитала странное послание из вырезанных букв.
«Мы знаем кто убил мужика на дачи. Если ни хотите что бы больше не кто ни знал приготовьте 100 тысячь рублей. Мы еще напишем».
Несколько минут она вчитывалась в текст, машинально отмечая грамматические ошибки, и еще несколько минут старалась вникнуть в суть наляпанных фраз. Несмотря на трагическое настроение, Марту письмо заинтриговало. Она тщательно восстановила в памяти события страшного дня, пытаясь отметить что-то необычное. Хотя как можно было назвать обычным весь тот день?
Саша позвонил ей и сказал, что им необходимо срочно встретиться и поговорить. Он волновался и просил приехать Марту к нему на дачу. Саша был в отпуске и проводил его в излюбленном месте, предоставив возможность Лене до вечера творить в городской квартире. Марта сразу же отозвалась на призыв и поспешила к нему на дачу. Машина была в ремонте, и удобнее всего было отправиться на автобусе – остановка была рядом с ее домом.
То, что она увидела, привело Марту в шок. Саша по причине жары лежал в прохладной полуподвальной кухне и был без сознания и без пульса. Зная о его заболевании и подчиняясь профессиональному долгу, Марта попыталась провести реанимацию своими силами: она резко ударила его в область сердца в надежде завести отказавший мотор, затем начала делать массаж сердца. Но когда она приступила к искусственному дыханию и дотронулась до его губ, то поняла, что Саша давно переступил черту клинической смерти. Ноги сами понесли ее прочь от этого места, и только в автобусе она поняла, что сбежала, словно преступница, с места преступления. Но было нечто, что напугало ее и заставило уносить ноги. Теперь она пыталась вспомнить о причине своей неожиданной паники.