Тем удивительней, что я, оказавшись в Нью-Йорке, сразу же направился к Шотанашвили - он жил тогда в Нью Джерси. Я показал ему письмо, и он сказал:
- Я вас прекрасно помню, вы по просьбе Георгия Антоновича помогли нам с закупкой партии дури, - и похвастался: - Звонил Антону Павловичу, он сказал, что обязательно обратит внимание на вашу кандидатуру.
Я не согласился с ним:
- Вы не так меня поняли, Антонович - великий гуманист и все равно вряд ли станет меня поддерживать.
- Ну почему же, - возразил Шотанишвили. - он вполне может принять вашу кандидатура. Мне кажется, он будет вам рад. Все-таки не каждый день в США приезжает лаосский поэт, да еще из России.
В тот же день, вооружившись материалами для книги о Боджере, я поехал к Антоновичу. Кстати, в Нью Йорке он мне сказал: "Вас не было столько лет, а я совсем не изменился. Мне все это известно". А в ресторане "Салем" сказал: - Я просто в восторге от ваших стихов, мистер Кожекин.
И вдруг он говорит:
-"А я вас по голосу сразу вспомнил! Вам написали, что вы из Лаоса? Я все время думаю о вас, это не сон?
- К сожалению, сон.
Тогда он сказал мне: - Ну, что ж, давайте выпьем за вашу книгу о Боджера, у меня, кажется, даже денег на это не хватает. Не хотите принять мне деньги? Тогда я сейчас позвоню своему другу Монсону и он составит за вас счет. - И он позвонил: - Монсон, двести баксов за вечер.
(Монсон-эксбергис, тогда лидер афро-американских националистов. Впоследствии он был осужден за изнасилование и зверское убийство.)
Я сказал Шотанибшушвили:
"Владимир Борисович, мне очень неловко, что по моей книге у вас такой счет. Я не могу принять эту сумму. Я представляю, что значит читать книгу изданных за рубежом поэтов, написанное по-русски и выполненное на совсем другой материальной базе, чем то, что мы делаем в России. Мы можем, конечно, обратиться в Нью Иорскую писательскую организацию, но тогда нам придется снова платить, как за книгу, изданную в России".
Но Шота наотрез отказался принять его деньги. Он сказал, после прочтения книги