В Евпаторию мы приехали утром. Я не помню этот город, так как по приезде мы сразу же поехали в приемный покой Санатория МО СССР, а так как приемный покой работал только утром, именно поэтому я и помню, что приехали мы утром. Маму в помещение дальше комнаты приема вещей не пустили. Меня взвесили на весах.
- 37 кило? В 11 лет? С ростом 150? Мамаша, что ж вы ребенка-то не кормите? - спросила огромного обьема, но маленького ума медсестра. Мама сдержалась. А потом ответила:
- Вот и откормите, я вам для этого ее и привезла.
Мне выдали робу, одежду отдали маме, чтобы дети не сбегали из санатория, а в случае побега их проще было милиции ловить, да и централизованная стирка одежды не предусматривала разнообразия, одежду сразу же отдавали родителям.
Мама поцеловала меня, я обратила внимание, что у нее нет золотой цепочки. Утром в поезде она у мамы на шее была, а сейчас не было. Цепочка была старинная, червоного золота с подвеской в виде стилизованной звезды Давида, наша семейная реликвия, прабабушка ее уберегла в голод 20-х, потом в оккупацию закопала в лесу, она выжила в послевоенные годы, когда я родилась, прабабушка подарила ее маме. Мама ее не снимала никогда. И вдруг ее нет.
- Мама, мама, ты цепочку обронила, - заплакала я.
- Беги скорее, я поищу, - отправила меня за дверь мама и расплакалась. Двери все были неимоверно тяжелые. Везде. А тут особенно.
Мой лечащий врач меня начала выспрашивать про здоровье, что да как и когда, и неожиданно спросила:
- А девичьи дела когда у тебя?
- А что это?
Покажется странным, но в Советском Союзе рассказывать что-то о менструации было неприлично. Даже врачам. Считалось, что это грязно и стыдно, но детям в 11 лет такой вопрос задавали. Если не знает, значит менструации нет. Отличный метод.
Мне же со свойственной развитой фантазией начали представляться какие-то волшебные вещи, которые у взрослых называются "девичьи дела". Это обязательно что-то правильное, ответственное, где нужно что-то делать, спасать, но это могут только девочки. Почему девочки? Не знаю, спрошу потом у мамы и бабушки, раз здесь никто не хочет об этом говорить.
Санаторий мне запомнился очень ярко. Там было интересно, впервые в жизни я увидела класс, в котором были кровати для того, чтобы можно было учиться лежа, и даже места для инвалидных колясок, и не в конце класса, где и так ничего не видно и не слышно, так и еще и перед тобой сидят спинами, а отдельным рядом с удобным расположением парт. Здесь можно было вставать посреди урока и походить, если начала болеть нога от длительного сидения за партой. Нам давали икру в столовой, разные деликатесы, названий которых я уже не помню. И самое главное, тут было плавание в морской воде, хотя приехала я на 3 четверть и море было холодным, бассейн наполнялся морской подогретой водой и мы там занимались, прямо в воде, гимнастикой.
Естественно, дела мои шли на поправку, но вес никак не набирался. Вообще.
- Опять 37 кило. - возмутилась та же самая огромная медсестра. - Даже я уже прибавила кило, а ты нет!
- А по нормам сколько должна была прибавить? - спросила ее другая медсестра, которая что-то, не отрываясь от бумаг, писала за столом.
- По нормам бы хоть 400 грамм.
- На ночь дополнительно покорми ее, - приказала медсестра за столом.
- Сделаем.
Вечером после отбоя мне принесли огромную тарелку холодной перловой каши.
- Ешь! - приказала необьятная медсестра.
Пришлось послушно все это запихнуть в себя. Полночи я ворочалась и плохо спала, утром чуть свет меня разбудила медсестра, которая была за столом.
- Пошли взвешиваться.
- А можно я в туалет быстренько схожу, очень хочется.
- Потом сходишь.
Еле удерживая, сами понимаете что, я добежала до сестринской.
- Вставай на весы!
Я встала.
- 37,280.
Она налила стакан воды.
- Пей!
Я расплакалась.
- Я очень в туалет хочу, я терпеть не могу больше.
- Пей, я сказала!!!
Я, стоя на весах, начала пить воду.
- Все, 37,400. Можешь бежать.
В тот день у нас был последний урок в школе, нас выписывали и отправляли по домам. Нужно было рассказать учительнице о своих планах на будущее, кем мы хотим стать и наши мечты. Это было стандартное явление в советских школах, "Как я провел лето" и тому подобное. Но учитывая специфику школы, нам не нужно было писать сочинение - многие дети годами не вылезали из больниц, в которых не было школ, и некоторые мои одногодки написать бы сочинение не смогли. Но программа есть программа, и мы просто рассказывали.
Мальчики, в основном, мечтали, что они выздоровят и будут, как папы - военные, генералы, адмиралы флота, министры обороны и т.д. Девочки не отставали от мальчиков - все таки дети гарнизонные и военные. Когда до меня дошла очередь, я, как обычно, ляпнула то, что меня беспокоило:
- Когда я вырасту, я буду жить только в домах, где нет тяжелых дверей и буду очень старательно и правильно заниматься своими девичьими делами.
Весь класс залился громогласным хохотом.