Чем ближе становилась дата вывода из Китая войск, участвовавших в подавлении восстания ихэтуаней (26 сентября 1903 г.), тем напряженнее делалась обстановка. Циркулировали слухи, что в Маньчжурии готовится восстание против русских.
Эта статья входит в цикл о восстании ихэтуаней и русско-китайской войне 1900-1901 г. Начало здесь
Правящие круги Китая были уверены, что Россия не собирается уходить из Маньчжурии и не уйдет из нее, несмотря на подписание аж двух соответствующих договоров. Из утечек в прессу можно было сделать вывод, что русские дипломаты пытаются заставить Пекин до начала второго этапа вывода войск заключить новое соглашение, предусматривающее совместное управление Северным Китаем.
Больше других этим были возмущены японцы (у которых, как они не без оснований считали, дважды отобрали законные плоды побед над Китаем - в 1895 и 1900). И чем пристальнее островитяне вглядывались в ситуацию, тем больше обнаруживали в ней поводов оскорбиться.
Меж тем вокруг юного китайского императора все активнее сплачивалась "антирусская" партия Юань Шикая. Ее поддерживало большинство губернаторов и генерал-губернаторов Китая. Они требовали проведения твёрдой политики по отношению к России: одна "окончательная дата" проходила за другой, а русские войска по-прежнему оставались на месте.
В мае 1903 г. Д.М.Позднеев, временно исполнявший обязанности посланника, сообщал, что «китайцы резко изменили своё отношение к русским»: «постоянно обнаруживается резкий тон, неуступчивость и высокомерие».
Против вывода войск из Маньчжурии открыто выступал командующий войсками Квантунской области адмирал Евгений Алексеев, заявлявший, что эвакуация войск из Северного Китая станет огромной ошибкой. В той или иной степени позицию адмирала разделяли практически все военные. Чтобы не быть обвиненным в эскалации напряженности, Алексеев предлагал предъявить китайцам такие требования, которые они точно не выполнят, и, воспользовавшись этим, войска не выводить. Это должно было, по мысли стратега, создать в Маньчжурии хаос и сделать ее аннексию неизбежной. Схожей точки зрения придерживался посланник в Токио Розен, считавший, что войска в Маньчжурии надо оставить уже потому, что операция в Китае обошлась русской казне в кругленькую сумму.
К тому же выводу склонялся и посланник в Пекине П.М.Лессар. Он считал, что только путем полного присоединения Маньчжурии можно воспрепятствовать ведению здесь враждебной России деятельности иностранцев. Министр финансов С.Ю.Витте, знавший о позиции царя, на словах одобрял этот подход: «я в общем соображения Лессара разделяю», но тут же оговаривался, что аннексия потребует огромных расходов. Тем не менее, дипломаты и военные были близки к консенсусу: Маньчжурия должна стать нашей.
Меж тем, в Петербурге продолжались колебания. Царь, страстно мечтавший присоединить новые земли, крайне не хотел подпортить свое реноме несоблюдением международных обязательств, а потому давал министрам заведомо невыполнимые противоречивые инструкции. В окружении царя образовались несколько партий, имевших свои интересы, и продавливавших нужное им решение.
Первая – назовем ее, условно, "партией мира" – возглавляемая всемогущим министром финансов Российской Империи Сергеем Юльевичем Витте, настаивала на безусловном выполнении условий вывода войск из Китая. Перед этим, в 1900-1902 гг. Витте прилагал отчаянные усилия, чтобы заставить китайцев подписать сепаратный договор, по которому Россия получала бы исключительные экономические права в Маньчжурии (сам Витте рассчитывал получать хороший доход от концессий). Увы, благоприятный момент, когда китайские власти были готовы подписать все, что угодно, лишь бы остановить стремительное продвижение казаков на юг, русская дипломатия прощелкала. Воспользовавшись противоречиями между Россией и ее союзниками по коалиции, китайцы ловко вырулили к подписанию абсолютно бессодержательных соглашений, по которым Россия не получала решительно ничего. На кону оставалась репутация государства.
Осенью 1902 г. посол России в Китае П.М.Лессар писал:
«Как неблагоприятно бы отразилось промедление в соблюдении нынешнего срока, так, напротив, трудно себе представить, какое прекрасное впечатление произведёт не только в Китае, но и в других странах точное выполнение в этом отношении соглашения от 26-го марта. Ему бы желательно придать характер рыцарского, благосклонного Китаю поступка».
"Партия войны", которую олицетворял адмирал Евгений Алексеев, летом 1903 г. ставший наместником на Дальнем Востоке, решительно с этим не соглашалась. Считая репутационные издержки вздором, ее представители предлагали поставить Китай, а с ним и весь мир, перед фактом: русские войска никуда не уйдут, а оккупированная территория будет со временем присоединена к Российской империи. Простое решение было чревато огромными проблемами. Во-первых, население Маньчжурии численно было несопоставимо не только с русскими гарнизонами, но и с потенциальным количеством переселенцев из европейских областей Российской Империи (что и продемонстрировала предпринятая в 1906-1916 гг. попытка заселения собственно российского Дальнего Востока в рамках Столыпинской аграрной реформы. Тогда из 3 млн переселившихся 500 тысяч вернулись обратно). В результате присоединение Маньчжурии к Сибири неизбежно стало бы присоединением Сибири к Маньчжурии. Во-вторых, маньчжуры, в то время составлявшие на занятых русскими войсками территориях абсолютное большинство, отнюдь не горели желанием присоединяться к России. Они считали себя в Китае на избранном положении, и им совершенно не хотелось становиться в России притесняемым меньшинством. Наконец, мировые державы, участвовавшие в подавлении восстания боксеров, отнюдь не намерены были потакать аннексии Маньчжурии, о чем открыто предупредили Петербург в дипломатических нотах. Исключение составила Италия.
Наконец, в окружении царя действовала группировка, получившая в литературе название "безобразовская клика". Основная идея представителей этой "партии" сводилась к тому, чтобы как-нибудь поживиться за счет казны. Если с этим будут связаны издержки, то списать их на государство, а если авантюра вдобавок еще и принесет пользу короне, то использовать это для укрепления личного положения.
Парадоксальным образом представители именно этой группировки пользовались максимальным доверием императора, и имели существенное влияние на дальневосточную политику России на рубеже веков. Этого положения Безобразов и Ко добились не сразу, и это стоит отдельного рассказа.
С учетом всех противоречий, чаша весов все же склонялась в сторону аннексии Маньчжурии. Но как это сделать? Нельзя же вот так просто взять и объявить об аннексии! Скандал! Протесты! Не дай бог, война! Сам собой напрашивался вариант: обусловить уход русских частей рядом заведомо невыполнимых для китайцев требований. 13 марта 1903 г. такие требования были Китаю предъявлены.
Петербург ждал от Пекина гарантий безусловной неотчуждаемости возвращаемых территорий, оплаты санитарной организации в Инкоу, признания Русско-Китайского банка таможенным, сохранения в русских руках телеграфной линии Порт-Артур–Инкоу–Мукден, подтверждения уже полученных русскими концессий, запрета открывать новые пункты для иностранной торговли без согласия России, а также отказа от приглашения иностранцев на административные должности в Северном Китае.
Условия очень понравились министру иностранных дел Ламздорфу, который высоко оценил их автора Г.А. Плансона («Вот действительно толковый человек!»). Единственное, что предлагал от себя добавить министр - допустить иностранную торговлю в Маньчжурии, уступив прежде всего, американцам. Е.Алексеев, категорически возражая против открытия для иностранцев Маньчжурии, предлагал добавить к русским условиям введение автономии в Цзиньчжоу и выдачу Пекином лесной концессии на р. Ялу. Против любых дополнительных условий был Витте.
28 марта с проектом ознакомился Николай II. Его резолюция гласила: «Договор 26 марта должен быть выполнен, но без ущерба для охраны железной дороги и вообще нашего престижа и реальных экономических интересов в Маньчжурии». Как это сделать, и как такое вообще возможно, государь объяснить не соизволил. Похоже, Николай просто не понимал: поддержать престиж могло только безусловное исполнение взятых на себя ранее обязательств.
5 апреля 1903 г. Россия довела свои требования до Пекина.
Перечень предъявленных Пекину 5 апреля 1903 г. требований был позже расширен в ходе порт-артурских совещаний, состоявшихся 18–28 июня 1903 г. Наиболее существенными из них были: обязательство Китая не уступать иностранцам никакой части возвращаемой ему Маньчжурии; сохранение русских военных постов на р. Сунгари для охраны судоходства, а также на трассе Цицикар–Благовещенск; свобода от таможенного обложения товаров, провозимых по КВЖД.
Проблема, однако, заключалась в том, что международное положение в середине 1903 года было уже совсем не таким, как в середине 1900. К этому моменту у России уже не было никаких реальных рычагов для оказания давления на Китай.
В 1903 г. маньчжурские власти (в частности, хэйлунцзянский цзянь-цзюнь Са Бао) уже требовали возврата китайцам старых приисков. Кроме того, если до 26 сентября 1903 г. Россия имела законное право присутствовать в Маньчжурии, а Китай не мог открыть её для иностранцев, то после истечения этого срока Петербург уже нарушал права других держав, которые имели все основания претендовать на соблюдение торговых договоров (этим воспользовались Англия и США, приславшие дипломатические ноты). По мнению посланника России в Пекине, «какие бы ни были приняты решения в Петербурге, на месте они будут расстроены отчасти пассивным сопротивлением, отчасти – разными хитростями».
В августе 1903 года недоброжелателям удалось отправить в отставку главного сторонника соблюдения договоренностей с Китаем Витте. А 21 августа 1903 г. Лессар, к тому времени смертельно больной и практически недееспособный, получил распоряжение из Петербурга начать новые переговоры с китайским руководством. Делу сильно вредили неважные отношения между посланником и наместником. Алексеев вел себя заносчиво и даже недопустимо с дипломатической точки зрения. Например, он требовал, чтобы Китай публично обещал исполнить условия России – совершенный нонсенс для азиатской дипломатии.
Видимо, сознавая, что ему отпущено совсем немного времени, и желая, чтобы от него отвязались, П.М. Лессар дезинформировал начальство в столице. Так, он писал, что Китай готов пойти «на многие уступки», поэтому «в настоящее время есть надежда получить всё, что мы желаем, без потрясений». Официальная переписка сильно контрастировала с частной, где посол, что называется, отводил душу.
Ответ Пекина был получен в середине сентября 1903 г. Посланник извещал Санкт-Петербург: «Это всё отказы, полные свойственного китайцам искажения фактов», резюмируя: «Китайцы уже совершенно не скрывают, что они не согласятся подписать новый торжественный договор».
19 сентября Алексеев распорядился прервать переговоры. В.Н.Ламздорф, возмущенный этим вмешательством, доложил царю, что в срыве переговоров, которые непременно должны были завершиться успехом, полностью виноват наместник, - дескать, если бы не его требование торжественного подписания, китайцы бы на все согласились. Но это, конечно, было не так. Пекин ничего подписывать не собирался. В вопросе выдворения русских войск он рассчитывал - и не без оснований - на помощь мировых держав.
Тем временем, в Петербурге в это время А.М. Абаза и А.М. Безобразов вынашивали свой, секретный план решения маньчжурской проблемы. Причем это был тот самый случай, когда лекарство оказалось хуже болезни…
При подготовке статьи использованы материалы из книги Лукоянов И. В. «Не отстать от держав…» Россия на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв. – СПб. : Нестор-История, 2008.
Делитесь статьей и ставьте "пальцы вверх", если она вам понравилась.
Не забывайте подписываться на канал - так вы не пропустите выход нового материала.