ГЛАВА 11. ПРО ВОДОЛАЗОВ
Работа в ЭПРОНе — это постоянная опасность. Всегда, в любую погоду находишься вблизи берега. Мест укрытий на Кавказском побережье почти нет. В порт зайти по штормовой погоде часто бывает невозможно. Если прозевал момент и волна уже 5—6 баллов, то на входе что в Сочинский порт, что в Туапсинский возникает такое высокое и беспорядочное волнение, что зайти в порт невозможно. Особенно если что-то ведёшь на буксире. Приходится штормовать в море, подальше от берега.
А караваны приходилось таскать такой длины, что ночью даже с помощью мощного прожектора конца его за кормой не было видно. А как сухопутное начальство руководило с берега — слов нет!
Вспоминается мне один характерный случай, из которого понятно, в каких условиях и под каким руководством нам приходилось работать в море.
Как-то в районе Старой Гагры мы производили работы по прокладке подводного трубопровода. Я как капитан обеспечивающего буксира был старшим на рейде.
Объект был сложный, водолазы работали на приличных глубинах. Поэтому на затопление и стыковку очередного отрезка трубопровода прибыли на объект главный инженер Борис Иванович Штанько и лично начальник 8-го отряда Николай Валеевич Хисамутдинов.
Сначала всё шло хорошо: 100-тонный плавкран ПК-801 встал на попеленажные якоря в нужное положение над трубой. Трубу приспустили и положили на дно, используя в качестве поддерживающих поплавков 60-тонные разгружающие понтоны.
Я на «Туркмене» стал на якорь по течению так, что корма буксира оказалась примерно над местом стыковки двух плетей труб.
К моему левому борту пришвартовался водолазный катер «Ост», на котором капитаном был Лёша Левшин, прямой потомок Александра Сергеевича Пушкина, как он утверждал.
Водолаз Толик Горб в трёхболтовом скафандре (для глубин более 12 метров) спустился под воду и делал свою тяжёлую работу: вставлял и обтягивал вручную огромные болты с гайками на фланцевом соединении.
Главный инженер и начальник отряда Хисамутдинов находились у меня на «Туркмене» и вначале вели себя вполне прилично. Наблюдали за работой моряков и водолазов, изредка делали для порядка какие-то замечания.
Погода стояла ясная, прогноз хороший.
И вот, когда стыковка уже подходила к концу, неожиданно, вопреки всем прогнозам, со стороны Грузии вдоль берега дунул сильнейший «амханаг» — ветер от юго-востока. Небо затянулось тучками, ветер засвистел в снастях. В считанные минуты пошла ветровая волна, сначала в метр, потом в полтора.
Ветер не стихал и было ясно, что волна будет ещё больше. Нам, морякам, не привыкать к таким вещам. Тут главное не пороть горячку и прежде всего думать о водолазе. Любое неосторожное движение пароходов, и он может погибнуть. Под водой опаснее, чем в космосе.
Главный инженер вёл себя сравнительно спокойно. Но начальник отряда заметно занервничал.
Водолазный катер нырял рядом с моим бортом на швартовых концах. Водолазы начали поднимать своего товарища из-под воды. Но с большой глубины нельзя сразу выдёргивать водолаза, это чревато кессоннной болезнью. Надо поднимать поэтапно с определённой выдержкой через каждые несколько метров. Для этого существуют специальные таблицы декомпрессии. Не выдержишь этого графика — и водолаз «закессонит». А от этого бывают огромные неприятности со здоровьем.
Короче, надо было в полной готовности к съёмке с якоря стоять и терпеть, пока водолаза не вытащат на катер. И никак этот процесс не ускорить.
«Туркмен» — пароход большой, поэтому он сравнительно хорошо держал такую волну. А вот водолазный катер всего 18 метров длиной и 40 тонн весом. На него сверху мне немного страшно было смотреть.
Погода ухудшалась на глазах, и начальник отряда стал проявлять неприличную нервозность. Кричал на катер, чтобы они отошли от нашего борта, приказывал мне сниматься с якоря и брать плавкран на буксир. Хватал трубку УКВ и что-то командовал плавкрану. Похоже было, что ветер и волна произвели на него гнетущее впечатление. К тому же, я думаю, он сильно опасался, что волна ещё усилится, и мы не сможем высадить его на причал в Гагре. А штормовать несколько суток в море для него дело непривычное. В светлом кабинете с ковровыми дорожками, конечно, спокойнее.
Меня, по правде, удивило такое прям-таки неприличное поведение Хисамутдинова. Я знал, что он сам из водолазов и, казалось бы, должен понимать: когда водолаз под водой, любое движение обеспечивающего судна смертельно опасно. Тем более работа винтами.
Поэтому мы с капитаном катера Левшиным на все выкрики начальника просто не реагировали. Хотя это было нелегко. Молча терпели, сжав зубы. Лёша только один раз, стоя на мостике катера, поднял голову и вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой. Лёша Левшин был очень скромным и на вид не слишком волевым человеком. Но в эту критическую минуту он показал себя достойным потомком великого русского поэта. Он перестал оглядываться на рассвирепевшего начальника отряда и молча делал то, что положено в таком случае: запустил двигатель, стал на мостике у машинного телеграфа и терпеливо ждал, когда водолаз покажется на водолазном трапе.
Хисамутдинов не привык к такому обращению. Он как товарищ Сталин — не терпел, когда подчинённые ему возражали, быстро приходя в ярость. А тут такое неуважение: моряки вообще перестали слушаться, вышли из повиновения и хотят утопить его в штормовом море.
Тем временем плавкран по моей команде выбрал два попеленажных якоря и стоял на одном становом в ожидании, когда «Туркмен» освободится и возьмёт его на буксир.
Наконец водолаз показался из воды и стал подниматься на катер по водолазному трапу. Два других водолаза из этой водолазной станции схватили его за плечи и помогали подняться, потому что катер сильно кидало на волне.
К этому моменту Хисамутдинов почти впал в истерику. Но мы делали своё дело: я дал команду на катер отдать концы, своему боцману на бак — вирать якорь. Лёше Левшину крикнул, чтобы он шёл в район гагринского причала, там мы ему пересадим начальников, а уж он должен будет высадить их на причал, если удастся. На плавкран сказал, чтобы они выбрали якорь-цепь до двух смычек и ждали, пока я подойду и возьму их на буксир.
Но старый сочинский капитан крана Шеламов поддался панике и сделал ошибку: не дождавшись нас, раньше времени выбрал полностью якорь-цепь. Плавкран понесло по ветру на приличной скорости.
Пришлось ловить плавкран на ходу и подавать буксир с большим риском. Из-за этой ошибки плавкран снесло ветром на трассу трубопровода, и наш буксирный трос подсёк разгружающий понтон, который другим толстым стальным тросом был соединён с лежавшей на грунте трубой. Главный инженер и Хисамутдинов, конечно, завопили не своими голосами: «Трубу сломаем!»
Мне пришлось сделать необычный манёвр: дать полный ход и вместе с плавкраном на буксире сделать циркуляцию вокруг разгружающего понтона. Буксир выскочил из-под него, и мы пошли к гагринскому причалу.
Писать об этом сейчас легко, но, поверьте, когда начальство топает рядом с тобой ногами и выкрикивает различные ежесекундные приказания, держать себя в руках и делать все правильно довольно трудно. Во время этих маневров я не сказал в ответ ни одного слова, только отдавал команды, какие считал нужными, своим морякам и на другие суда.
Минут через 30 мы с плавкраном на буксире подошли к гагринскому причалу. Здесь, под прикрытием берега, при ветре от юго-востока волна была поменьше. Я приказал водолазному катеру подойти к нашему борту, забрать главного инженера с начальником отряда и высадить их на причал.
Избавившись от высокого начальства, развернул «Туркмен» и с плавкраном на буксире пошел по ветру и волне в сторону Сочи. Через некоторое время Лёша Левшин доложил по рации, что начальство и три водолаза благополучно высажены на причал в Гагре. Я облегчённо вздохнул. Главная опасность миновала. А со штормовым морем мы как-нибудь сами справимся. Не в первый раз.
Однако у меня были опасения, что Хисамутдинов припомнит нам с Лёшей этот подрывающий авторитет эпизод.
Пошёл дождь, видимость ухудшилась. Но это было хорошо: при дожде ветер всегда слабеет и волна больше не увеличивается.
Примерно через час, уже на пределе слышимости, нас вызвал по рации гагринский причал:
— «Туркмен», «Туркмен»! Я «Гагра-5».
— На связи «Туркмен».
— С вами будет говорить главный инженер 8-го отряда.
Дальше голосом Бориса Ивановича Штанько:
— Владимир Николаевич, как у вас дела?
— Всё нормально, Борис Иванович. Идём пока на рейд Кудепсты. А там посмотрим по погоде.
— Хорошо. Мы тут с Николаем Валеевичем немного отдохнули в кафе, и он попросил меня связаться с вами через портнадзор и поблагодарить тебя за правильные действия во время съёмки с объекта.
— Спасибо, Борис Иванович. Привет от меня Николаю Валеевичу!
Это было завуалированное извинение. Ну, слава Богу. В конце концов, после снятия стресса в кафе, начальство оценило. Не всегда так, к сожалению, бывает.
Через пару дней в Кудепсте я встретил группу водолазов, среди которых был и Толик Горб. Водолазы подошли ко мне, дружески похлопали меня по плечам. Толик Горб молча крепко пожал мне руку. Водолазы — мужественные и не сетиментальные люди. Но они тоже оценили и хотели как-то выразить мне благодарность. Словесно изливаться они не привыкли, поэтому ограничились рукопожатиями.
С того дня и до сих пор все водолазы — мои лучшие друзья.
О водолазах можно было бы написать отдельный рассказ. Это особенные люди. Держались они особняком, своим сообществом. Все они в то время приходили в ЭПРОН из Военно-Морского Флота после срочной службы. Тогда только в ВМФ были школы водолазов. А на флоте тогда служили долго, и там царил культ силы. Отсюда и особое воспитание. Моряки часто подтрунивали над ними и даже сочинили такую поговорку: «Все водолазы физически сильные, но умственно тупые». Это, конечно, больше шутка, чем правда. Физическая сила при такой работе — действительно совершенно необходимая вещь. И они постоянно поддерживали физическую форму.
К слову, был такой интересный случай. Наша советская сборная по хоккею летом иногда отдыхала в Кудепсте в военном пансионате «Кудепста». По вечерам они проводили время в кафе «Ивушка» напротив базы 8-го отряда. Тут же часто расслаблялись и наши водолазы. И однажды, к ужасу старшего тренера Тарасова, наш молодой водолаз Саша Рыбалко поспорил с самым сильным хоккеистом мира Рагулиным, кто сильней. Они померялись за столиком силой на руках, и Саша без особого труда положил Рагулина. Потом, гораздо позже, этот Саша стал в отряде главным водолазным специалистом.
Мне два года пришлось в училище изучать водолазное дело и спускаться под воду в различном снаряжении. Поэтому в тонкостях этого дела я разбирался. Когда по приходу в отряд мне доверили командовать водолазным судном «Дагомыс», мне это здорово пригодилось. Водолазы сразу поняли, что я свой человек, и когда я наверху, они под водой могут быть спокойны. Поэтому все водолазы дружили со мной. Не со всеми капитанами так было.