Пушкин был известным разбивателем женских сердец. Про его донжуанский список я уже вскользь упоминала в статье о Наталье Гончаровой и, думаю, мы ещё вернёмся к нему отдельно. Однако фигурировала в этом списке, как и в некоторых произведениях поэта, некая N.N., к которой автор обращался с огромным трепетом. Настоящее имя так и не было записано, но исследователи не раз возвращались к этому вопросу и, кажется, поняли, про кого говорил Александр Сергеевич.
Исследователи пришли к выводу, что в жизни Пушкина с юности была великая любовь, которую он «хранил как тайну». Ее-то он и обозначал инициалами «N.N.».
Попытки разгадать эту биографическую загадку и назвать утаенное Пушкиным женское имя предпринимались неоднократно и предпринимаются до сих пор. Среди претенденток на эту роль были названы Мария Голицына, Мария Раевская, жена историографа Екатерина Карамзина, Софья Потоцкая, даже императрица Елизавета Алексеевна — плюс добрая половина донжуанского списка. Однако ни одна из гипотез не может похвастаться убедительностью аргументации.
В числе претенденток на роль «утаенной любви» часто называют имя Марии Раевской (в замужестве Волконской). Три недели, проведенные в Крыму летом 1820 г. вместе с семьей Раевских, не прошли для Пушкина бесследно – он был очарован и южной природой, и тремя обаятельными дочерями Раевского. Однако биографы склонны утверждать, что поэт отправился в южную ссылку с разбитым сердцем, а любимая женщина осталась либо в Царском Селе, либо в Петербурге.
Другие считают, что этой скрытой любовью была Екатерина Карамзина, жена автора «Бедной Лизы» и «Истории государства Российского» Николая Карамзина. В их доме Пушкин гостил после выпуска из Лицея. Несмотря на то, что женщина была на 20 лет его старше, поэта это не остановило. Однажды он написал ей любовную записку, но она тут же показала ее мужу. Ситуацию восприняли с юмором, инцидент был исчерпан. Большинство исследователей все же сомневаются в том, что у Пушкина были основания не называть ее настоящего имени в списке.
По всей видимости, гораздо ближе к правде гипотеза, выдвинутая в свое время Юрием Лотманом и затем поддержанная Олегом Проскуриным: никакой утаенной любви у Пушкина не было, а за тщательно создававшимся образом «тайной возлюбленной» стояла не жизненная реальность, а литературная условность. Ведь если присмотреться к стихам и письмам, видно, что Пушкин не скрывал, а, напротив, демонстративно подчеркивал, что у него есть сердечная тайна, которую он выговаривает в стихах. Романтическому поэту, каким Пушкин, определенно, мыслил себя уже на юге, «утаенная любовь» была нужна как важная часть биографической легенды, строившейся с оглядкой на Петрарку с его Лаурой и Байрона с его загадочной Тирзой.