Марьяна Артемьевна приходила, смотрела, как продвигается наша работа. Звала обедать. Но мы, хорошо подкрепившись в завтрак, решили работать без перерыва. Просто понимали, что снова лезть в этот пыльный бардак уже не будет никакого желания. Тогда хозяйка принесла нам мокрое полотенце и банку молока с булочками. Честно сказать, булочки с корицей я не люблю. Но тут, обтерев руки полотенцем, первая взяла румяную булку и с удовольствием съела, запивая молоком. Грифанов был несколько опечален, что подали не домашний окорок. Но ничего, выпил молока, заел булочкой и вполне остался довольным.
Пока мы перекусывали, расположившись на более-менее чистом подоконнике, успели полюбоваться видом из окна. Деревенская улица уходила вправо вниз и там терялась за густо разросшимся черёмушником. А дальше бескрайние зелёные поля и рощи, и чистое голубое небо с лёгкими белыми облаками. Картинка привычная, но никогда не надоедающая. Слева был виден светло голубой угол дома напротив. Как и большинство домов в деревне, этот тоже был большим и ухоженным. И, видимо, не только снаружи. У ворот стояло несколько недешёвых, по меркам сельской местности, машин. Причем и вчера там их стояло не меньше. Правда, немного другого цвета.
К шести часам вечера всю массу токсичной рухляди приготовили к транспортировке на свалку или в печь. Остальное лежало строго по намеченной классификации. Всё это мне напомнило запись в дневнике Анны Нодбек:
" Обнажения глин папенька чуть было не прошел мимо, но засомневался и решил, всё же, ненадолго остановиться и взять пробы.
– В глинах встречается марказит, – сказал он, сбрасывая заплечный мешок на землю.
Но кроме горстки кристаллов горного хрусталя, мы там ничего не нашли. Зато вымазались, как черти ".
Похоже. Правда, даже горного хрусталя мы здесь не нашли, но вымазались не меньше. Залежи, которые разбирали отец с дочерью, были на несколько тысячелетий солиднее и старше этих. Но я чувствовала себя настоящим геологом.
— Ой, ребятки, милые, айдате сразу в баню. Я натопила. Помоетесь и за стол. Накормлю вас как следует за весь день. Какие ж вы молодцы, какие труженики!..
Вряд ли мы влезли в это мероприятие, если б нам самим не надо было. Вернее, не нам, а Грифанову. Но бабке об этом лучше не рассказывать. Я спускалась по лестнице следом за Ансаром. Он прямиком направился в огород курить. А я собралась войти в дом за чистыми вещами, чтобы после помывки переодеться. Но на пороге меня остановил властный окрик Марьяны:
— К-у-у-ддда?!! Иди в баню, я сказала!
Я попятилась, несколько оторопев. Ничего себе поворот!.. Увидев мою реакцию, хозяйка спохватилась:
— Не серчай! Привыкла тут внуков гонять. Идут напропалую из леса ли, с огорода. Не остановишь — и хвои натащут, и клещей. Я их сразу в баню. Помылись, переоделись. Тогда и в избу ступайте. И тут вырвалось по дурной привычке. Ты уж прости старуху. Ступай в баню. Я всё там приготовила: и полотенца чистые, и халаты. Идите, — заметно мягче произнесла баба Марьяна. Я, конечно, не в обиде. Но осадок остался. Как было велено, я пошла в баню.
А там было такое блаженство, что все осадки растворились без остатка. В большом бачке было запарено несколько веников. Париться я не умела, да и не любила. Но запах от веников шел умопомрачительный. К нему примешивалось ещё несколько ароматов, из чего я сделала вывод, что в бачке не только берёзовые веники, но и ещё какое-то разнотравье. Быстренько отмывшись от чердачной пыли, я растянулась на полке и погрузилась в легкий транс. Тело будто парило в воздухе. Сколько это длилось, не знаю. Но вдруг кто-то постучал в окно. Я сразу вернулась на землю, прикрылась веником, спросила:
— Кто?
— Чего ты закрылась? Тебе там не плохо? Чего ты долго, — услышала я голос Ансара.
— Нет, всё нормально, я сейчас выйду.
— Может, попарить тебя? Открой…
— Я уже… Иди, подожди на крылечке. Я быстро…
После такого дня затевать совместные банные процедуры не было никаких сил. Сейчас бы чайку горячего и спать.
К чайку Марьяна Артемьевна опять присовокупила столько разных деревенских вкусностей, что нас разморило окончательно. Сидели с румяными, осовелыми лицами, на которых явно читалось: "Щас спою!".
— Я уж посмотрела наверху, чего вы там натворили. Ну, молодцы! Ну, работяги! Считай, лет тридцать там такой генеральной уборки не было. Самой не под силу. Внукам доверить не могу. У меня сын Тёма — в честь деда назвала, и дочка Лида. У сына из детей один парнишка — Матвей, одиннадцати годков. А у Лиды двое — Оля и Стёпа, погодки. Ей тринадцать, ему четырнадцать. Как соберутся вместе, так здесь всё ходуном ходит. Нет, ребятишки хорошие, не балованные. Но дети есть дети. На месте не сидят. Везде всё надо посмотреть, пощупать, про всё спросить. И всё на скоростях. Я без них скучаю, а с ними — голова гудит. Вот только командно-матерным манером с ними иногда приходиться договариваться. Шучу. Материться не матерюсь, но страшную рожу им делаю. Для остраски... Ты уж, Агата, прости меня.
— Да перестаньте, Марьяна Артемьевна. Это ж тактика один в один, какую ко мне моя бабуля применяла. Вот она могла и матом завернуть. Но тогда время было другое.
— А кем твоя бабушка была?
— Она была акушеркой в Асафьевском роддоме, как и её мать, моя прабабка, Александра Васильевна Тарусина. А в девичестве Санька Чеверёва.
— Как?!! Чеверёва твоя прабабка?!! Это ж подруга детства моей тетки Олимпиады!.. Вот так новости! Так ты правнучка Александры?.. То-то я чувствую, что ты будто откуда-то мне знакомая. На неё походишь чем-то… Её очень уважали у нас в деревне. И в городе, слышала, тоже. Всё норовили к ней попасть на роды. Она меня только принимала в поликлинике, когда с животом ходила. А роды принимали другие врачи. Не скажу, что плохие. Нет. Дело своё знали. Но с Тарусиной даже просто поговоришь — будто от Бога "Добро!" получишь, мол, всё будет хорошо! Не суетись, стало быть… Как она это делала? Не знаю. Ведь по головке не гладила, не сюсюкалась. Иной раз и прикрикнет. А бабы всё к ней на прием добивались... Вот ведь, как жизнь-то крутит!
Грифанов непривычно молчаливый и бесстрастный, слушал, попивая чай с калиновым вареньем. Мне оно не понравилось. Вкус "списсфисский", как говорил мой отец, когда прямо не мог сказать, что не нравится. Ансар согласился, да, специфический, но интересный. А главное, полезный.
— Марьяна Артемьевна, а что у вас там за дом такой напротив слева? Там ещё машины всё время стоят. Контора какая-то? Вроде на учреждение не похоже. Дом обычный. Там кто-то живет? — вдруг спросил Грифанов.
— Живё-о-о-от… Прости, Господи… — баба Марьяна вздохнула.
Мы ждали разъяснений, она молчала. Мы тоже. Но Грифанов не был бы самим собой, если бы не выжал ответ на свой вопрос.
— А кто там живёт? Какой-то местный предприниматель?
— В точку. Именно предприниматель, хотя она себя ясновидящей называет. Бабка Прасковья. Какая она бабка? Её пятидесяти нету! И не Прасковья. По паспорту Нинка. У неё всё время торчат какие-то люди. Только ничего она не видит, кроме денег. А говорит людям то, чего они хотят услышать… Ни один не уходит обиженным. Все довольны. Если бы через неё Бог говорил, тут бы рёв стоял. Но тут не ради правды, а ради денег всё делается… Не хочу я про неё говорить. Идите-ка лучше спать. Отдыхайте. Заслужили.
И понесла на кухню грязную посуду. Я дёрнулась помогать, но Марьяна махнула рукой — сиди! Да, тело после трудов и бани стало неподъемным. Но всё же сил хватило подняться и доплестись до чуланчика. А там прямо в банном халате я, как была, плюхнулась в постель и отключилась. Надеялась, что до утра.
Продолжение: Операция прошла успешно
Предыдущая глава: Свистулька старьёвщика
Подпишитесь на канал, чтобы ничего не пропустить