— Бокчерриг прав. Я ничем это не заслужил.
— Не повторяй ерунды.
— Нет, я знаю.
Они ушли совсем в другую сторону, вниз, туда, где Пат еще не бывала. Миновали парники, спустились узким проходом и вышли к краю скалы. На другой стороне расщелины продолжался все тот же массив, а где-то глубоко внизу шумела вода. Розоватые скалы верхушками отражали заходящий Фатаз, а снизу поднималась прохлада и свежесть. Камни здесь поросли ярко-синим мхом. Но Пат больше не замечала никакой красоты.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28)
Они сидели, крепко обнявшись, словно пытаясь согреть и успокоить друг друга.
— Силы подарили нам свое Благословение, и большего счастья я представить себе не мог… ребенок… мальчик… Я должен быть самым счастливым мужчиной на Илии…
— Но тебе грустно и страшно, — горько усмехнувшись, подсказала Пат.
— Да. За тебя и ребенка, которых я отныне не смогу защитить. Теперь мой страх и моя печаль умножились.
— Я не боюсь, — ответила она, — не боюсь ничего, кроме вечной разлуки. Кетл, как мне больно… ты можешь исцелить эту боль? Нет, я знаю, что не можешь… Я хочу ощущать тебя, всегда! Как это может быть, чтобы ты исчез… я не хочу без тебя… не могу…
Она прижалась к нему так сильно, как только могла, ухватилась за него, словно падала в пропасть, или, наоборот, пыталась удержать его от падения.
— Никакая разлука не вечна. Давай пока не говорить о ней. Ведь мы еще вместе.
Но его глаза, руки, все его тело говорили о другом — он уже начинал прощаться, пытаясь сохранить каждое прикосновение.
— Я уже умираю… — выдохнула Пат. — Каждая секунда приближает это… Я даже не могу думать о ребенке. Даже эту радость у нас отняли… говорить о нем, мечтать о том, как…
Она слегка отстранилась от мужа:
— Скажи лучше: ты уверен? Как Теаюриг мог увидеть что-то на этом сроке?
— Ты же слышала, у Теаюрига редкий Дар. Он видит цвет ребенка и может определить, кто именно зачат. Когда мы жили внизу, все супруги приходили к нему узнать пол младенца. Теаюриг говорил, что чистая душа ребенка — словно аллинеит, сияющий в цветах своей матери.
Аллинеит, вспомнила Пат — редкий илианский камень, который залегает гораздо глубже более грубого гиранита. По виду он напоминает жемчуг.
— Если он видит аллинеит в ореоле Фатаза — это мальчик, если в звездном ореоле — девочка, — продолжал объяснять Кетл.
То есть золотой и серебряный, поняла Пат.
— Ну как всегда, девочки менее ценны, — ляпнула она.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Кетл.
— А, не обращай внимание. У вас названия этих цветов связаны с Фатазом и звездами, а у нас с драгоценными металлами. Я автоматически перевела на земной, и… короче, забудь.
Пат вдруг кое-что вспомнила.
— Но ведь ты сразу понял, о чем он! Теаюриг сказал, что ты должен был знать…
— Да… — смущенно начал Кетл. — Когда мы соединились с тобой впервые…
— Мы взлетели, да? — тут же подсказала она.
— Нас подняла энергия. Так бывает, когда зачинается новая жизнь… появляется новая энергия. Но я не мог в это поверить, и поэтому не хотел говорить об этом.
Звучало слишком невероятно, чтобы обсуждать. Что это — иная физиология илле? Или что-то за пределами нормы? Хотя понятие нормы сильно сдвинулось у нее в последнее время.
— Мне не нравится, что все знают… они уже вынашивают нашего сына вместе с нами.
— Их можно понять. Ты теперь вся наша надежда. Они хотят верить, что их смерть не будет напрасной, что род илле сохранится, а Дар преумножится. И это будет чистое новое русло.
— А ваши женщины… если они родят от землян…
— Дар передается по наследству только от отца к сыну. Даже если кто-то из илянок не потерял полученное, им не родить младенца с Даром илле. Но Соов говорит, что никто пока от землян не родил. У него есть связь с теми креза, кто остался внизу.
— Кетл, я так и не поняла, делиться гамесом они могут с кем угодно, а Даром раньше могли? Я смогу передать его кому-нибудь?
— Нет, Паттл, делиться Даром может только мужчина. Женщина лишь его получает.
— Зачем он мне теперь, Кетл? Я даже не умею им пользоваться… Без тебя…
И она, наконец, расплакалась ему в плечо.
— Дар сам найдет себе применение, если ты будешь слушать его. И почему ты решила, что я покину тебя, Паттл? Моя любовь и мои силы останутся с тобой.
— Я в такое не верю… это говорят друг другу для утешения.
— Ты во многое не верила прежде, а теперь веришь. И разве утешение не может быть настоящим? Нет ничего сильнее и важнее слов, Паттл, если они правдивы. Я никогда не обманывал тебя раньше, не обманываю и сейчас. Тех, кто любит, Силы не разлучают.
— Лучше бы они оставили мне тебя в реальности… — продолжала плакать она.
Он вздохнул, но не стал возражать, просто прижал ее к себе еще крепче, совсем как ребенка, и вытирал слезы с ее глаз, и целовал их… Они просидели так до самой темноты, не произнеся больше ни слова. Возвращаться не хотелось. Тогда Кетл сотворил им кокон с теплом, и Пат ему даже немножечко помогла.
Они подложили под голову его плащ, и легли спать прямо там. И огромные звезды, которые открылись истинному взгляду Пат, вовлекли их во вселенскую симфонию, величественный танец и вечный круговорот мироздания, в котором нашлось место и таким песчинкам, как эти двое разумных, двум представителям разных рас и планет, ставших единым целым.
***
Кетл не боялся смерти, точнее, не боялся бы, если бы не Паттл и ребенок. Он знал, что Силы не оставят их, но как был бы счастлив, если бы они берегли его близких его собственными руками. И все же он знал, что благо, подаренное ему в самом конце жизни, немыслимо велико.
Ожидание расставания делало его чувства к Паттл Исии особенно острыми. Он не мог налюбоваться на нее, не понимая, как его когда-то могла отторгать ее белая кожа. Сейчас нежный цвет ее тела стал для него волшебством, и, когда Кетл обнимал ее, ему казалось, что он обладает чудесным цветком. Каждая секунда, проведенная друг без друга, становилась настоящей потерей, поэтому они почти не разлучались. Общались они теперь только с Кеунвеном и его сыном, да и то нечасто.
Стар в такие минуты старался рассказать Паттл Исии как можно больше о Ксандре, давал ей советы, как приземлить капсулу, куда пойти, что делать и говорить. «Если я еще долечу», — произнесла Паттл про себя, но Кетл услышал — они постоянно думали вместе, не различая уже, что это — просто мысли или их прямой разговор. Слушала она не слишком внимательно, и Стара это беспокоило. Кетл видел, что парень тоже тревожится и страдает, но, в отличие от Кетла, у него не было возможности быть рядом с нею все время.
Паттл старалась убегать от него побыстрее, потому что не могла видеть их с отцом, не думая постоянно, что скоро оба ее лучших друга умрут… Она постоянно повторяла, говоря о Старе: «Лучше бы он остался на Ксандре». Кетл убеждал ее, что Стар сделал свой выбор сам и знал, на что идет, возвращаясь сюда с безопасной планеты.
Но, конечно, их собственное расставание затмевало для них всё и всех, и ничего поделать с этим было нельзя. Они с Паттл не пошли на Большой Лайдер (зачем терять время? — сказала она), на котором иляне подтвердили свой выбор без выбора — готовность умереть, не защищаясь, ради спасения планеты.
Напавший связался с Теаюригом снова спустя семь заходов Фатаза, и Глава передал этот разговор Кеунвену, Стару, Бокчерригу, Новокуэену и Кетлу. Остальных членов Большой Девятки посвятили в план спасения землянки, не упоминая об ее беременности. Кетл передал разговор Паттл Исии, но не весь, иначе в русло ее боли влились бы новые воды. А пока потоки этого нового страдания переполнили воды Кеунвена и его самого.
Теаюриг предложил Напавшему заключить военную сделку перед лицом всех Ипостасей Сил, и тот согласился выслушать условия. Что такое нерушимая военная сделка, он, как и предвиделось, знал.
Перед обсуждением военной сделки каждая из сторон, как это было положено, представилась друг другу, подтверждая свои полномочия. Теаюриг заявил, что представляет всех илян, заключенных здесь, в горах, и согласных на его решение. Напавший заверил, что все вооруженные силы землян, осуществляющие операцию на Илии, находятся в его власти, и приказ об уничтожении планеты он может отдать единолично. «Судьба Илии полностью в моих руках. Я представляю землян, имеющих власть и возможности решать судьбу Илии и здесь, и на Земле», — дословно сказал тот.
«Ложь или правда?» — вопросил Теаюриг и познал, что это правда. Это отняло у него немало сил, и он попросил Напавшего об отдыхе.
Через некоторое время они возобновили разговор.
Напавший подтвердил свои условия: илле, живущие в горах, не оказывают сопротивления, не защищают себя и друг друга и будут уничтожены, но планета Илия сохранится со всеми остальными ее обитателями — женщинами-илле, креза, животными и растениями. «Всеми женщинами-илле и всеми креза этой планеты», — уточнил Теаюриг. В курсе ли был Напавший о том, что часть креза прячутся в океане, неизвестно, но с уточнением, чуть помедлив, согласился.
Теперь и Теаюриг огласил свое первое условие: иляне согласны не применять проклятье защиты и не оказывать сопротивления в том случае, если будут уничтожены земным оружием единовременно, без пыток. Напавший не должен применять атаку крови, ибо это умножит зло многократно. Если иляне не станут защищаться, атака крови ему не понадобится.
И второе условие. «Ты отпустишь отсюда землянку, — сказал Теаюриг, — ведь она не виновата в наших разногласиях. Мы отказываемся защищать себя, но мы будем защищать ее. Землянка не входит в сделку со стороны илле, не ответственна за судьбу илле и не разделит наш путь. Отказ от защиты относится только к тем, кто останется в горах».
Это была очень скользкая, но крайне важная формулировка. Каждое слово, не говоря уже о словах клятвы перед лицом Ипостасей, имело вес, а сейчас надо было защитить не только землянку, но и ее ребенка. Теаюриг опасался, что ребенок-илле войдет в договор со стороны илле, если не указать иное. А если Паттл не сможет защищать себя и ребенка, то вся их задумка бессмысленна. Поэтому так важно было разделить участников договора на тех, кто остается в горах, и тех, кто улетит, и сделать это так, чтобы Напавший не догадался о младенце.
Это они обговорили заранее с Кеунвеном. Тот, правда, считал, и Новокуэен подтвердил, что ребенок, находящийся в утробе матери, принимает на себя судьбу матери, их энергии связаны воедино, и, значит, судьбу остальных не разделит, поэтому достаточно обговорить только непричастность землянки. Но Глава все равно рискнул произнести эту опасную последнюю фразу, опасаясь малейшей неточности.
Напавший, кажется, ничего не заподозрил, но у него, как и предвиделось, возникло два вопроса:
«Зачем мне идти на это условие»? — был первый вопрос.
«Затем, что иначе мы применим проклятье защиты, и даже если ты прибегнешь к атаке крови, мы положим все силы на то, чтобы уничтожить именно тебя. Тебя одного, Напавший, чем бы это не кончилось. Ты знаешь, что у нас есть сила, которая на это способна. Есть илле, который сильнее тебя. Это может стать лучшим выходом. Пусть Илия погибнет вместе с нами, но мы сбережем другие планеты, на которые ты придешь, от силы зла, которой ты обладаешь. Но если ты отпустишь землянку, мы не будем сопротивляться».
Второй вопрос Теаюриг тоже предвидел.
«А зачем это вам?» — Напавший, конечно же, заподозрил подвох.
Но ответ уже был готов, и он был правдив.
«Если по нашей вине погибнет та, что помогла нам, спасла одного из нас, мы будем прокляты Силами».
«А за всю планету не будете, что ли?» — презрительно усмехнулся Напавший.
«Гибель планеты — ужасный исход, но он будет не на нашей совести. Наши женщины разделят долю илле, и это, возможно, искупит их предательство. Крезы еще прежде отдались в нашу волю во искупление совершенного ими зла. Смерть всего живого на Илии будет на совести землян, а не нашей. Мы не обязаны поддаваться твоему шантажу, ибо последствия всегда на совести шантажиста. Но мы не хотим принимать на себя смерть землянки. Ее благое действие ради нас должно быть оплачено, иначе мы будем прокляты за пределами этого мира. Нас заботит посмертная участь».
Слова о посмертной участи разозлили Напавшего, и Теаюриг это почувствовал.
«Если я откажусь отпустить ее, вы погубите всю планету? И вы пойдете на это? Не чрезмерная ли это цена?»
«Разве ты не умеешь считать? — ответствовал Теаюриг. — Смерть всех земных захватчиков, причастных к насилию, и главное, твоя смерть. Ты, наделенный уникальной особой силой, не сможешь больше творить зло. Решай. Либо мы защищаемся, и, что вполне нам по силам, убиваем тебя, а в случае нашей победы — и всех причастных землян; а потом погибаем вместе с Илией. Либо ты отпускаешь землянку, и мы отдаемся в твою власть».
«Мне никогда не понять вас, — усмехнулся Напавший, внезапно сменив гнев на милость. — Это глупое условие, но мне не трудно его исполнить. Хорошо, мы заберем землянку на Илию, отправьте ее вниз».
«Нет, не так, — возразил Теаюриг. — Она вернется на Ксандру на нашей капсуле, и вы не собьете эту капсулу. И ты никому не скажешь о землянке, никому не поручишь следить за ней и не станешь сам. Ты дашь ей свободу, и никто никогда не станет преследовать ее, и ты сделаешь так, чтобы все, кто причастен к знанию о ней, забудут о ней — у тебя достаточно силы для этого».
«Но если у вас есть капсула, вы могли отправить землянку на Оксандру, не ставя меня в известность».
«Вы смогли бы сбить ее капсулу, проследить за ней или продолжать ее поиски, но главное… — Теаюриг замялся. — Главное, у нас нет для этого топлива. Ты передашь топливо, достаточное для отправки капсулы в одну сторону. Мы скажем тебе, что должно входить в его состав. Больше у нас требований нет. И я не думаю, что это чрезмерная цена за то, что такая сила, как мужчины-илле сдадутся без сопротивления».
«Однако вы увеличили цену, и я тоже ее увеличиваю, — заявил Напавший. — Вот прямо сейчас ко мне пришло вдохновение. Жалко вот так разбомбить вас и даже не насладиться вашим концом. Вы пришлете мне одного… нет, двух ваших. Я хочу получить аванс и убедиться, что вы выполняете договор. Ты сказал, что отказ от защиты относится только к тем, кто останется в горах, но…».
Произнося последнюю фразу, Напавший будто бы усмехнулся, и Теаюриг понял, что тот не пропустил это условие мимо ушей.
«…Но к этим двум это условие относиться не будет, они не станут бороться со мной, защищаясь, и не станут защищать друг друга, они сдадутся без боя мне или моим людям, не будут говорить друг с другом или с кем-то в горах телепатически, если они, конечно, способны говорить на расстоянии. Я сам хочу их убить. И… возможно, не сразу».
«Ты будешь пытать их?» — Теаюриг не смог сдержать гнева.
«Физически — нет, это бессмысленно. Я знаю, что вы умеете терпеть и отторгать физическую боль, это неинтересно. Но если ты говоришь о боли, которую можно вызвать, не прикасаясь — то да, конечно, этим я и займусь».
«Если тебе нужен их Дар, они тебе его не отдадут. А насильно ты сможешь забрать только гамес».
«Я знаю. Зачем мне ваш дар, мои силы позволяют мне обойтись без него, — Напавший хохотнул, но как-то искусственно. — Нет, мне нужны хорошие спарринг-партнеры. Ну, как тебе перевести — сильный противник, для тренировок. Хочу научиться убивать только своей силой. Я не разрешу им бороться со мной, но позволю держать удар, и посмотрим, на сколько их хватит, пусть попробуют устоять. И это должны быть не абы кто. Мне нужен парень, который сбежал с Земли — да, я знаю, что он у вас, — потому, что я не прощаю, когда меня дурят. И еще один… может, ты?»
«Я не смогу покинуть горы. Пока я Глава Лайдера, у меня связь с теми, кто меня выбрал, ее невозможно нарушить».
«Да, знаю… ладно, тогда, пусть это будет кто-то, кто дорог тому… второму… — Напавший произнес это слово так, словно взял в руки бокал с ядом. — У него есть какая-нибудь родня или близкий друг, ну, кто-то, кто ему дорог?»
«Почему не он сам?» — задавая этот вопрос, Теаюриг внутренне замер.
Наступила пауза. Теаюриг знал ответ: Напавший боится прикасаться к дору Кетлерену, — даже беззащитный, Кетлерен вызывал у него необъяснимый ужас.
«Потому что для него это было бы слишком легко. А вот если он будет знать, что у меня его родственничек… ну ты понимаешь», — наконец, ответствовал тот.
«Я не могу принять решение за других, — вымолвил Теаюриг. — Но если эти двое согласятся, мы будем считать военную сделку заключенной. Один из них спустится к тебе взамен на топливо. А второй — только когда мы узнаем, что землянка благополучно прибыла на Ксандру».
«Как вы сможете об этом узнать?»
«У нас есть для этого силы. Обратись ко мне через одно движенье Фатаза к закату, я дам окончательный ответ».
На этом второй разговор закончился. Третий состоялся после того, как Теаюриг заручился согласием Стара и предложил любому из друзей дора занять место еще одного пленника. Кеунвен сразу заявил, что пойдет вместе с сыном.
— Тогда об этом узнает землянка, — возразил Теаюриг. — Стар попрощается с ней, как и все, и уйдет только после ее отлета, когда она уже будет на Ксандре. Но тот, кто спустится первым в обмен на топливо, должен сделать это втайне от Паттл Исии — тебе это не удастся. Насколько я ее знаю, она будет противиться этой жертве и сильно расстроится. А нам нужно, чтобы землянка улетела полная сил и надежды.
— Ты должен остаться, Кеунвен, — подтвердил Бокчерриг. — Я родной брат Кетлерена. Кто как ни я призван помочь спасти своего племянника?
В его голосе прозвучала торжественность. Все переглянулись — он впервые говорил о Кетле и о ребенке как о своих родных. Усмехнувшись, Бокчерриг добавил:
— И моего отсутствия землянка не заметит.
Таким образом оба — Стар и Бокчерриг — изъявили готовность умереть от рук Напавшего на чужой территории ради того, чтобы землянку отпустили на Ксандру. Вот об этом Паттл Исии и не сообщили.
Новый, и последний разговор с Напавшим, таким образом, подтвердил все, ранее сформулированное, и завершился фразой, повторенной каждым из собеседников: «Все, о чем мы договорились, каждое слово в отдельности и все вместе, являются нерушимой клятвой перед лицом Трех Ипостасей Сил: Полноты Созидания, Полноты Индиго и Полноты Живого Присутствия».
Военная сделка была заключена.
***
Потом Теаюриг, Кетл и Кеунвен долго обсуждали «прямо», что будет в случае, если Напавший нарушит сделку. Про илле обсуждать было нечего — нарушить слово, данное перед Силами, они никогда не смогут, даже если другая сторона его не соблюдет. А что произойдет с Напавшим, если он решится навредить землянке?
«Никто из разумных не сможет нарушить военную сделку и остаться потом в живых, — сказал Кеунвен. — Он не такой глупец, чтобы рисковать своей жизнью. Он и согласился-то потому, что испугался за себя».
Кетла это утешало. Во время этого разговора он находился далеко от своих собеседников — они с Паттл Исией снова пришли к полюбившейся ей расщелине, и сейчас его жена дремала, положив голову ему на колени.
А он снова и снова перебирал в голове все возможные опасности. Если кто-то из землян и обнаружит ее на одной из далеких планет, как они поймут, что она беременна от илянина? Главное, чтобы она покинула Илию навсегда. Но тревога не оставляла Кетла: ведь мало спастись от землян, надо еще и выжить одной, с ребенком, в чужом мире… а для начала — хотя бы туда добраться.
Существовали ведь еще и жители иных планет, очень разные жители. Кетл многому научил Паттл, но так и не смог объяснить, как оказывать сопротивление агрессору — потренироваться ей было не на ком. Илян еще в возрасте земли специально вывозят в лес и на море, чтобы они учились останавливать опасных существ, но где же их взять в горах? Их нельзя призвать, они не слушают голос. Оставалось только надеяться, что в нужный момент Дар сам подскажет ей, как действовать. Кетл еще многому не успел ее научить. Тем более что перед лицом разлуки Паттл Исия утратила интерес ко всему, кроме него самого.
Но у Кетла был еще брат, с которым ему тоже предстояло расстаться, хотя и ненадолго — пока Силы не заберут их всех. Паттл не желала разлучаться ни на секунду, а говорить «прямо» Бокчерриг не умел. И все-таки Кетлу удалось найти предлог и спуститься к пещерам, ненадолго оставив жену со Старом.
Брат не сделал ни шага навстречу, а когда Кетл подошел, не дал ему произнести первых слов.
— Я делаю это не для тебя, — заявил Бокчерриг, — а ради илле. Твой сын должен сохранить наш Дар. Это всегда было единственным благом для меня.
— Паттл Исия не знает, что ты умрешь ради нее… если бы знала, она бы не захотела тебя отпустить. Но я знаю, что она сказала бы тебе…
— Мне все равно, что думает по этому поводу землянка. И не нужны ее и твои благодарности.
— Я знаю. Но я все равно благодарю тебя от нас обоих.
— Теперь ты тоже знаешь, что такое потерять жену, — резко сказал Бокчерриг. — Но и тут тебе повезло. Умираешь ты, а не она.
— Да, — тихо подтвердил Кетл. — И еще умирает мой брат. И я не знаю, какие испытания его ждут. Я хотел бы пойти вместо тебя.
— Тебя Напавший не пригласил, — мрачно ответил тот. — Тебя он боится.
— Помни, Бокчерриг, — заспешил Кетл, — ты не можешь бороться с ним ради своей защиты, но ты можешь устоять против него. Чтобы убить тебя, ему потребуется много энергии.
— У меня нет такой силы, чтобы устоять, и ты это знаешь, — с горькой усмешкой сказал брат. — Да и зачем? Только ради того, чтобы остаться несломленным и быть убитым обычным оружием? Однако рад слышать, что тебе так важна честь илле… Давно ли?
— Прости… — опустил голову Кетл. — Я сказал глупость. Я хочу, чтобы ты умер, не страдая, больше ничего.
— Мне все равно, как я умру. Это решат Силы.
Оба помолчали.
— Я люблю тебя, Бокчерриг, что бы ты обо мне ни думал, — произнес Кетл, глядя ему в глаза. — До встречи.
Брат некоторое время постоял молча, потом его цвета резко вспыхнули, но тут же померкли.
— Твой цвет, Бокчерриг, — потрясенно воскликнул Кетл, нарушая неписанный закон. — Мне показалось…
— Тебе показалось, — нахмурился брат.
И ушел, не пожелав простить его даже перед лицом смерти. А Кетл стоял и плакал, утешаясь лишь тем, что очень скоро они встретятся там, где все примиряются друг с другом.
***
Ранним утром Кетл стоял на том самом дозорном плато, на котором впервые увидел куори Паттл Исии. Он видел, как иляне приземлились в долине, трое из них вышли и остались стоять в ожидании.
Час назад они получили сигнал — разведчик сообщил, что земляне пролетели над входной группой гор. Значит, Напавший выполнил обещание и доставил им топливо... ценой за которое станет его, Кетла, брат. Перед тем, как отправиться сюда, Кетл положил руку на голову спящей жене — теперь она не заметит его отсутствия, пока он сам ее не разбудит.
Кетл вгляделся: возле прохода кружил куори землян. Кетл открыл проход, пропуская, как когда-то впустил Паттл, но воздушное судно не торопилось нырять в узкое ущелье между двумя пиками — пилот для этого должен быть просто асом… ну или Паттл Исией. А этот явно боялся.
Кетл видел их внутренним зрением: двое землян; один, пилот — грязно-желтого, другой — довольно приличного болотного цвета. В них не было даже привычного красного — просто солдаты.
Кетл сосредоточился на первом. Пилот тут же ввел куори в проход и в нужный момент резко поднялся вверх, избегнув столкновения со скалой.
Не было смысла лишать кого-то из них зрения. Скоро все будет кончено. Сверху встреча выглядела странно — никогда прежде земляне и илле не общались друг с другом столь мирно, если не брать в расчет его собственную жену. Обычная деловая беседа. Вот Газбелт со своим сыном Виуллереном внимательно разглядывают черный шар с топливом, оценивая его качество. Если их расчеты верны, креза потом придадут капсуле энергию, как и в прошлый раз, и этого топлива хватит. Потом и отец, и сын кланяются третьему илле, тот кивает в ответ и спокойно садится в куори землян. Больше Кетл его не увидит.
Повинуясь его указаниям, хотя и не понимая, кто им управляет, землянин-пилот благополучно выводит свое судно из ущелья. Следом поднимается куори Газбелта — в руках у сидящего рядом Виуллерена символ предстоящей разлуки, топливо для капсулы Паттл.
***
Прежде чем разбудить ее, Кетл постоял над ней, не отрывая глаз от ее лица. Ему не надо запоминать, как она выглядит, как сияют ее цвета, — он будет не в силах забыть.
Она почувствовала его взгляд, открыла глаза и сразу все поняла.
— Пора? — сказала она. — Нет… я не могу!
И ее цвета, такие прекрасные во сне, поблекли, а поверх всех разлилась боль.
— Ты можешь, — ответил Кетл.
Она смотрела на него, и он видел, как Паттл собирает все свое мужество и стойкость, как ярко засветился в ее цветах индиго, как сверкает ее любовь к нему.
Она села и крепко прижалась к нему.
— Если бы не ребенок, я ведь смогла бы… ты позволил бы мне остаться и умереть с тобой?
— Конечно. Но мы не станем обсуждать засохшее русло.
— Не станем.
Она отстранилась и положила руку себе на живот.
— Я еще толком не успела подумать о нем, почувствовать и полюбить его. Но у меня будет много времени вместе с ним… если, конечно, я долечу… У тебя его не будет. Скажи что-нибудь, самое главное, что я должна передать ему… Что я должна рассказать ему об илле, когда я сама так мало знаю? Как мне его воспитывать?
— Нет никакого главного слова, Паттл. Но я не оставлю вас, я же тебе говорил. Ты передашь ему то, что знаешь сама, остальные знания он найдет, как нашел Стар. У него будет Дар, и Силы помогут ему овладеть им. У него будут общие знания илле. Наш сын представляет собой огромную ценность, ведь кроме вас обоих никто больше не сможет подключиться к общим знаниям.
Он видел, что она снова хочет сказать ему, что не сможет без него, без его прикосновений, его тепла, его любви. Но не стала повторять это в который раз и вливать свою боль в переполненную реку его боли.
— Я не хочу прощаться с тобой здесь, при всех, — только произнесла она. — Я помню, как и куда лететь. И больше не могу никого слушать.
— Ты не будешь. Мы попрощаемся там, где высокое небо, — сказал Кетл.
***
Увалень, словно почувствовав, что Патрисия отбывает, не отходил от нее ни на шаг, но это только разрывало ей сердце. Кетл научил ее, как отослать птицу — никто не хотел, чтобы ригаз погиб вместе с илле, и Увалень, обиженно взглянув на них, заковылял к краю обрыва, а потом легко поднялся в воздух, и только его и видели.
Но с друзьями так быстро не получилось. Пат все-таки пришлось проститься с остальными. Она знала, что никогда не забудет добрую улыбку и напутственные слова Кеунвена, серьезное лицо Стара, которого она, не выдержав, вопреки всем правилам, крепко обняла на прощание — сестре можно, тем более они никогда больше не увидятся. Горькая мысль, что она спасла парня для того, чтобы он умер, не оставляла ее.
«Прими мою вечную дружбу», — сказал каждый из тех, с кем она расставалась.
Денежные эквиваленты с Земли использовать было опасно, и Теаюриг вручил ей безликие с виду камешки, разновидность черного гиранита, ценность которого на планетах группы Тезурии просто зашкаливала, и велел поменять только самые мелкие из них, чтобы не привлекать внимания. «Теперь ты самая богатая землянка на Ксандре», — улыбнулся Новокуэен.
Здесь были Оггл и Тобоусир. Пат подумала, как бы они обрадовались, узнав, что она все-таки зачала для них ребенка-илле.
— Вы скажете им? — спросила она у Главы Лайдера «прямо».
— Да, обязательно. Это утешит их перед смертью. Но не сейчас, сейчас еще слишком опасно.
— Благодарим тебя, Паттл Исия, — сказал Новокуэен, — за то, что ты сделала для Стара, вернув его отцу, и для Макеллина.
Ах, да, оказывается, ее все-таки можно кое за что похвалить. Макеллин… Ну, хотя бы так.
— И ты украсила жизнь дору Кетлерену, — торжественно произнес Стар.
По щекам у нее текли слезы, но и илле плакали, не стесняясь. В последний момент прибежал Гвеаюриг и протянул ей крохотную круглую дощечку, размером с фалангу мизинца.
— Я знаю, Паттл Исия, что лик твоего мужа всегда в твоем сердце, но я подумал… в общем, вот… И я рад, что вам пригодился мой дом… хотя бы и так ненадолго…
Пат с трепетом приняла дощечку и увидела на ней тщательно выполненную миниатюру: Кетлерен, очень похожий. Его глаза, грустные и темные… как Гвеаюриг это сделал, ведь он никогда не рисовал в подобной технике?
— Помнишь, я просил тебя добавить в общие знания илле картины землян? — смущенно, но довольно улыбался Гвеаюриг, увидев ее изумление. — Я тоже захотел так научиться, и вот…
— Это замечательно. Спасибо тебе…
Больше у нее слов не нашлось. Гвеаюриг с его чудесным искусством тоже умрет. Все, кто здесь стоит. Все, кто собрался сейчас у озера… Пат оглянулась — она и не заметила, как сюда подошли иляне, много илян, если не все, что проживали в горах.
— Мы рады, что ты останешься в живых. Ты не должна разделять долю илле. Спасибо тебе за Стара. Спасибо за Макеллина. Нам жаль, что ты расстаешься с мужем, — говорили голоса на разный манер.
Они не знали про ребенка, но никто не осудил ее за попытку спастись. И слезы потекли у нее из глаз сильнее. Но вот что удивительно. Это было непонятно, необъяснимо и ничем неоправданно. Но она ощущала сейчас и любовь, и радость, которые нашла в своей неизбывной печали.
Ощущала, пока не поняла — кое-кого здесь нет. Бокчерриг, видать, так и не сумел преодолеть свою неприязнь и не пришел проститься.
***
А потом…
Это было странное прощание — там, где высокое небо.
Красота этого места заполняла душу целиком, и сейчас, когда Дар позволял чувствовать эту красоту еще глубже, Пат словно окунулась в бело-золотое облако нереальности. В этом облаке невозможно было предаваться страданию, цепляться за последние слова и истерично рыдать.
Наверное, мудрый Кетл потому и привез ее сюда. Привез с рюкзаком, набитым под завязку, в котором лежал теперь и его портрет (сын сможет увидеть глазами, как выглядел его отец), и маленький камушек аллинеит, та самая редкая драгоценность, с которой сравнивают душу ребенка — оттуда, снизу, из недр планеты, тоже для него, для сына. Его подарил Кетл. Кроме их общего ребенка и этого камушка у нее ничего от него не останется.
Неописуемая словами, невероятно счастливая и самая печальная ночь в ее жизни прошла, и сейчас они с Кетлом спускались на платформу к креза — там их уже ждали Виуллерен с отцом. Один из них прилетел на куори, другой — на той самой капсуле, на которой ей предстояло покинуть Илию.
Соов тоже уже был здесь. Единственное, что пульсировало сейчас в голове у Пат, — это «не верю». Она не верила, что вот это прикосновение рук, этот взгляд, этот поцелуй Кетла — последние в ее жизни. Может, он что-то сделал с ней там, наверху, но она больше не рыдала, не бросалась наземь, не хваталась за него, не желая отпускать.
Но когда она, не помня, как, оказалась внутри, посмотрела сквозь узкое окошко на Кетла, — протянуть ему руку уже было нельзя, — увидела его глаза, она в панике принялась вылезать обратно, попыталась открыть дверцу, но Кетл покачал головой: «нет». Мучение длить нельзя, капсула не откроется. И Патрисия почему-то успокоилась.
Наконец, креза подал сигнал, и Пат, действуя, как под гипнозом — а, скорее, всего, именно так, — легко поднялась в воздух, оставив внизу маленькую фигурку мужа. Но они еще не расстались — Кетл заговорил с ней «прямо», и, пока она летела в атмосфере Илии, она слышала его голос. Он говорил, как любит ее, говорил, не переставая, и она, наверное, что-то ему отвечала. И потом, когда она покинула планету — его голос, уже воображаемый, продолжал звучать в ее голове.
Его обещание, которому она не поверила — то слово, которое Кетл дал ей: «Я никогда не покину тебя», начинало сбываться прямо сейчас. Она чувствовала, что он по-прежнему рядом. Его любовь переполняла ее, и ее любовь сейчас переполняет его — она точно это знала.
Но не только его любовь… здесь, в космосе, оторванная от всего на свете, она вдруг ощутила особую близость к чему-то или кому-то еще. Здесь повсюду, вокруг и во всем, присутствовал Некто еще, такой же надежный и любящий, как ее муж, но гораздо больше, важнее, сильнее, объединяющий в себе все и всех: и Кетла, и Стара, и Илию, и Землю, и воду, и небо, и ее предков во всех поколениях… Пат искала слово и находила только одно, странное — «отечество». А может быть — Силы, может, это они и есть?
Когда она прежде представляла себе этот полет, самым большим страхом было вечное одиночество. Оказаться навсегда забытой на просторах Вселенной, заблудиться в беспробудной черноте… Но никакой черноты в космосе не оказалось. Она видела теперь его истинным зрением — и даже печаль вечного расставания не могла сделать эту картину менее восхитительной. Не беспробудная темнота, но беспредельное сияние… Космос окружал ее не пустотой и холодом, а теплом и светом. Она словно купалась в его водах, поддерживаемая родительскими руками. А может, именно космос, а вовсе не каменные планеты, — истинный дом разумных?
И еще она начала разговаривать со своим ребенком, о котором все это время ей некогда было даже подумать. Она впервые ощутила, что и в самом деле не одна — с ней ее сын. И почему-то она полагается на него, словно это не ее долг защищать его, а наоборот. А может, это Кетл дал ему поручение охранять и беречь ее?
— Ну вот мы и летим, — сказала она вслух, обращаясь к ребенку. — Не волнуйся, я помню всю навигацию. А если забуду — у нас ведь есть общие знания илле, в которых она хранится. Кстати, у тебя — больше чем у меня. Подскажешь, да?
***
Паттл долетела благополучно, Кетл знал. Он думал о ней беспрестанно, думал с надеждой и тревогой. Он теперь почти все свое время проводил в ущелье — там, где они гуляли с Паттл Исией. Вечером приходил к Кеунвену и сидел молча в углу. Вместе им было легче — оба расстались с самыми близкими им людьми. После того, как Кетл уверился, что Паттл долетела благополучно (иначе он бы обязательно почувствовал), Стар спустился с гор на своем куори. Его отец и Кетл проводили его так же, как Бокчеррига, и даже земляне за ним прилетели те самые.
Все ждали конца. Но кокон еще держался, и они по инерции хранили его. Они поклялись не применять проклятья защиты, но разрушать кокон своими руками никто не собирался. А Напавший пока не объявлялся. И — странное дело, в ожидании смерти все снова, как будто ничего не произошло, занялись своими делами.
Вот только Паттл Исии, Бокчеррига и Стара среди них больше не было.
Продолжение - глава 30.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21, глава 22, глава 23, глава 24, глава 25, глава 26, глава 27, глава 28)
художница Елена Юшина