Великая Отечественная война для нашей семьи, как и для многих, была очень тяжела. Началась она как-то внезапно, а для нас почти совсем неожиданно. Предвоенное время давало себя почувствовать резким ухудшением продовольственного снабжения в нашем городе Краснокамске, где мы в то время жили в поселке Запальта, в деревянном бараке №23. Кроме того, еще с весны 1941 года, начали проводиться военные сборы. Отозвали на такой будто бы сбор нашего начальника планового отдела Петра Максимовича Вершинина, инженера нефтяника, офицера запаса, и сразу же отправили на Запад.
Предвоенная атмосфера заметно сгущалась. Пошли тревожные слухи. Продуктовые карточки давно уже были отменены, жизнь начинала налаживаться, а тут вдруг стали появляться перебои и с хлебом.
Весною 1941 года у нас в семье появилась мысль – а хорошо бы обзавестись огородом, да вырастить свою картошку. Но ни картошки, ни земли для нее у нас не было. В окрестностях поселка были торфяные болота, а сухие места ближе к Каме были покрыты сосновым лесом.
Случайный наш знакомый из деревни Конец Бор пообещал нам отвести где-нибудь пару соток земли. Раздобыли мы два ведра мелкой картошки и в воскресенье 22 июня рано утром вдвоем с супругой Марией Федоровной отправились сажать эту картошку. Земля была, хотя и вспаханная ранней весной, но засохшая и твердая, по виду мало плодородная, серая. Подкапывая землю под каждое гнездо, мы очень спешили: дети-то дома одни с Павликом. Часам к двум-трем пополудни работу закончили и пешком направились к дому, а путь не близкий.
Подходя к поселку нефтяников, что поближе на пути из Конец Бора, встретили Павла Ивановича Ионова, бухгалтера с нефтепромысла. Как будто он вышел к нам навстречу из-за первого барака и, подойдя, подал руку, затем, не выпуская моей руки, сказал: «Война с Германией!».
У меня как-то екнуло сердце, подкосились ноги. Надо было на что-то сесть, но было не на что. Ионов продолжал выкладывать все, что знал об этой страшной новости. Распрощавшись с Ионовым, мы зашагали домой.
На следующий день стало уже известно мне на работе, что я, как и.о.начальника планового отдела, включен в список лиц, на кого утверждена бронь. Значит, меня на фронт не призовут. Это несколько успокаивало, но тревога за будущее росла.
Вскоре стало известно, что в Краснокамск приезжают эвакуированные «беженцы» с далекого запада, с захваченных немцами мест. Вдруг объявили: барак №23 должен быть освобожден. Все жильцы подлежат переселению на поселок Ласьву также барачного типа, вновь построенного для персонала нефтепромысла.
Не без перипетий нам досталась одна комната в бараке-каракатице, т.е. одноэтажном бараке, разделенном на комнаты с отдельным входом – досчатым тамбуром и чуланчиком. Это одна комната с печкой, в которую вделана плита на две конфорки. Сюда нас с троими детьми и втиснули.
Не успели мы полностью обустроиться и утеплить каркасно-засыпные стены своей угловой комнаты в бараке № 6, как в конце августа мне вручили повестку из райвоенкомата с предписанием через два дня прибыть на сборный пункт для отправки.
Так 3 сентября 1941 года я был отправлен в Чебаркуль Челябинской области, где формировалась новая стрелковая дивизия.
В полдня по получении повестки успел я передать дела по отделу, получить расчет, разыскать Павлика в школе на другом конце города и устроить его на работу в пароводоцех конторы «Электроток» в качестве табельщика и договориться о переводе его из дневной школы в вечернюю.
Жена моя Мария Федоровна, в то время все звали ее Маруся Копытова (официально мы не состояли тогда в браке), осталась с моим Павликом и двумя дочерями, Зиной на 6 году и Алей на четвертом году, сама не работала, т.к. для девочек не было мест в детском саду. (Дата записи рассказа не известна, П. Х. Ширяев).