- Послушай меня, душа моя, я расскажу тебе удивительную историю путешествия, в котором мне посчастливилось побывать. Было мне тогда лет, примерно вот как тебе...
Пожилая леди изящно восседала в кресле-качалке, перед камином. В руке ее слегка дымилась тонкая длинная трубка, с необычным орнаментом. Трубка была белоснежно белой, а дым, вьющийся кольцами - нежно розовым. Запах же напоминал, скорее не табак, а тропические фрукты, перемешанные с осенней лондонской листвой.
Она мечтательно закатила глаза и начала свое повествование.
...
Это было много лет тому назад, когда корабли еще не знали паровой тяги и бороздили моря и океаны исключительно при помощи ветра. О, я вам скажу, путешествие под прекрасными, наполненными силой чистого морского воздуха, парусами, под тихий скрип мачт, не идет ни в какое сравнение с сегодняшними шумными пароходами, пропитанными запахом гари.
Мир был юн и прекрасен. Низменные человеческие качества не успели еще проникнуть во все уголки земного шара, и зачастую перед первооткрывателями открывались воистину удивительные миры, наполненные чудесами.
...
Я, со своим братом и нашим дядей, следовала в Новый свет, где годом ранее уже обосновались родители. Путешествие казалось вполне себе заурядным, и тем более непривлекательным, по причине того, что мы оказались пассажирами китобойного судна, которое перед очередным рейдом завозило немногих пассажиров, да кое-какой груз, чтобы компенсировать часть расходов.
Но на второй неделе плавания мы попали в жуткий туман, в котором не было возможности не только увидеть, что-то вокруг, но даже солнечный свет пробивался с таким трудом, и рассеивался так, что не представлялось возможным определить, в какой стороне находится та, или иная часть света.
По приказу капитана, паруса были опущены, но течение продолжало нести наш корабль, вопреки желанию команды.
Хуже того, некоторое время спустя приборы сошли с ума. Стрелка компаса начала вращаться, и было непонятно, течение ли крутит нас, или это какая-то магнитная аномалия, какие порой встречаются в морях.
Как бы то ни было, но наш корабль стремительно несло куда-то. И никто из команды не готов был поставить и пенни на то, что мы благополучно вырвемся из пелены, не напоровшись на рифы.
Мы с моим братом закрылись в каюте и молились, чтобы еще раз увидеть наших родителей. Дядя же наш словно сошел с ума.
Он почти все время проводил на палубе, время от времени бегая от борта к борту, и делая какие-то измерения своими странными приборами. Лишь поздно ночью он возвращался в каюту, что-то долго считал и записывал в дневник, время от времени бормоча про себя: «Невероятно... Этого не может быть».
Капитан неодобрительно поглядывал на него, но молчал, так как считал, что в любой ситуации каждый должен делать то, что свойственно его положению. Капитан должен в меру своих сил управлять ситуацией, а пассажиры – делать что угодно, лишь бы не сеять панику, и не мешать команде.
Но, наконец, он не выдержал и прорычал с мостика:
- Мистер Стивенс, я слышал, что вы ученый и разбираетесь в картографии, так что, если вы обладаете какой либо информацией относительно нашего положения, считаю, что ваш долг поделиться ей с капитаном. Посему как я, черт меня подери, впервые в жизни оказываюсь в таком идиотском положении. Вы можете что-то сказать про природу этого тумана? И как далеко, разрази гром, нас отнесло к экватору?
Дядя, оторвавшись на миг от своего наблюдения, протер очки и торжественным голосом произнес:
- К экватору? О нет, сэр, это течение несет нас не на юг, а на север.
- Да вы, по всей видимости, совсем рехнулись от этого тумана, посмотрите вокруг, мистер Стивенс. Если мы четыре дня движемся на север, то почему моя команда изнывает от жары?
Стрелка термометра и правда уже приближалась к 90 градусам по Фаренгейту.
- И, все-же, капитан, мы сейчас находимся севернее Шотландии, и вот там, справа по борту, вы можете увидеть подтверждение моим словам.
Капитан посмотрел вниз и от изумления на миг остолбенел. Из тумана на поверхности волн, показались небольшие льдины.
Весь остаток дня и вечер дядя провел в кабине капитана. Они нависали над картами, временами громко споря и доказывая что-то друг другу. Но одно можно было сказать точно, ледяное крошево за бортом становилось все гуще, а льдины, проплывавшие мимо бортов, становились все крупнее.
Наутро, следующего дня, туман начал рассеиваться, и с мачты раздался крик: «Земля!».
Вскоре, сквозь туман уже проступали отчетливые изгибы берега. Волны яростно разбивались о прибрежные скалы, а мириады брызг превращались в туман, подхватываемый ветром, и уносимый клочьями в открытый океан. Вид берега будто вдохнул сил в измученную команду, и матросы бросились выполнять команды, ловко карабкаясь по вантам.
Корабль слегка накренился, и стал поворачивать вдоль береговой линии, чтобы найти подходящую бухту, где нет сумасшедшего течения, и спокойно можно бросить якорь.
....
Фьорд, который капитан выбрал в качестве подходящего места стоянки, вокруг был полностью покрыт снегом, даже вода представляла собой жидкое месиво снега и льда. Берега представляли собой огромные снежные горы. И в лучах незаходящего солнца, глаза слезились от ослепительной искрящейся белизны.
Не смотря на это, совсем не чувствовалось холода, а местное население не носило почти никакой одежды. Женщины закрывались холстом ткани, наподобие тоги, мужчины же не носили ничего, кроме повязок вокруг талии и невысоких сапог.
Они были стройны и высоки ростом. Тела их были поджары и мускулисты. Но, самым удивительным в их облике был цвет кожи. Они, казалось, сливались с окружающим пейзажем. Они были белее самой чисто-просеянной муки. Как будто покрытые мелом, или известкой, да так искусно, что не видно ни одного развода, или неровности.
Волосы, будто бы подернутые серебром, потоком лежали на плечах, или были убраны в небольшие вытянутые тонкие корзинки, сплетенные из какого-то вьющегося растения, так, что напоминали косы, хоть и не являлась таковыми.
...
(продолжение следует)
