Давно это было. Весь город, сколько есть домов, деревянный был, даже церковь, честное слово. Бревенчатая, без единого гвоздя. В реках стерлядка водилась, в лесу куница плодилась, да что куница, грибов и ягод не счесть было. Не даром говорят: «Лес кормит». Куда без леса-то.
Встречались глухие чащи, не пройдёшь, не подступишься, а влезешь, так сгинешь. Ходили в те рощи только трёхглазые старики-ведуны, да бабки, что с ножом на медведя охотятся. Руку по локоть в мёд окунут, да ждут, когда зверюга морду свою из леса покажет. Бурый злится, а мёд не кусает, руку ртом обхватит и сосёт, как петушка на палочке. Острым ножом бабка ему брюхо вспорет. Был, так и нет мишки.
Вот и забрела однажды такая бабка-охотница за самый дальний ветровал, к самым кряжистым соснам, самым тёмным елям. Видит, не то поляна, не то болото. А на поляне той, тучами да туманом заволоченной, лежит бес. Огромный, рогатый, пузо с дом, ряха с баню, копыта под голову подмял и храпит. Бабка, хоть самой бесстрашной всю жизнь слыла, такой вой подняла, да такого дёру дала, что весь лес переполошила. А демону хоть бы хны, дремлет демон.
Прибежала бабка в город в самую ярмарочную пору, да как заголосит на весь базар:
- Там этот, чёрт его дери!
Руками машет, изображает значит, показывает рога да живот, да копытца раздвоенные, чтоб веры предать повествованию.
Выступил вперёд городской голова. Сапоги красные, штаны шелковые, кафтан серебряной канителью расшит. Всех растолкал и говорит:
- Слыхал я, в славном городе, что в соседстве с нашим родным находится, бывал этот бес. Лихое отродье, пришёл, не далее, как с год назад, да и спалил пол города.
Зашептались люди, испугались, вспоминать начали, было ли, не было то. Вот один уж родича приплёл, что в пожаре том всё своё хозяйство потерял, а другой сиротинушку вспомнил, коею аккурат после пожара приютил. Третий так и вовсе божился, что в ту самую пору был он в том городе и сам своими глазами демона видел, так точно бабкою- охотницей описанного.
- Надобно добрых молодцев собирать! – повелел поверх толпы городской голова,- денег собрать, снаряжение сладить, коней найти, первыми напасть-налететь, да и изгнать бесовщину чёртову с наших болот да лесов.
Зашумели люди, приняли, как есть, все предложения, дружину стали собирать, никто в стороне не остался. Одни доспех куют, другие провизию собирают, третьи коней объезжают. Все при деле, ни меры, ни продыха не знают.
Снарядили, наконец, дружину, просто загляденье, любого врага одолеет, только подай сюда. А где сам враг-то?
Бабка-охотница с миг подумала, да и ударилась в рыдание:
- Не гневайтесь, люди добрые, как забрела туда, ни в жизнь не вспомню, а как выбралась, и забыть страшно, и сказать нечего.
Что со старухи взять. Она с тех пор в лес не ходит, всё дома сидит, детям да внукам досаждает. Но беса-то одолевать надо! Благо, направление известное. Вот и стали в ту глушь по одному ратнику засылать, авось наткнётся.
Первый вернулся без лат да без злата, в одной рубахе, пьяный в стельку, зацелованный, счастливый. Заблудился, стало быть, хорошо хоть дорогу домой нашёл. Его, разумеется, похвалили, да спать уложили.
Меж тем голова городской себе камня навёз, стал избу справлять белую, не расходов ради, а защиты для. Набежит бесовская рать, а все возьмут, да в палатах схоронятся. Потому и размер их велик да необъятен, чтоб весь город уместился.
Второй ратник в лес отправился. Долго ни слуху, ни духу от него не было. Пока пёс превратный звонкую кольчужку не приволок. Сняли за ратника шапки, в землю поклонились, хлопнули, да третьего снарядили.
Как не противился богатырь, как не отнекивался, а всё одно, самый сильный в округе, пора и дело знать. Казалось, уж целый век топчет богатырь леса да болота, уж и в самую глубокую нору залезет, и все поляны обойдёт, нет демона. Решил тогда богатырь по медвежьему следу идти. Самого крупного зверя сыскал. Лапа, видать, что грудь богатырская. По тому и пошёл. День идёт, другой, вышел на берлогу, поднял с пути нож знакомый, а за берлогой чаща из сосен столетних, у которых макушек не видно, а за деревьями тьма кромешная даже при самом ярком солнце.
Зашёл в чащобу богатырь, да где там поляна, разве найдёшь. Сел у пихты молодой, вдохнул полной грудью аромат смолистый и понял, вот же он, запах то сырой, да не затхлый, там поляна, туда и путь держать следует.
На поляне, подложив копытца под голову, лежал здоровенный чёрт. Нос пятаком, ни то храпит, ни то похрюкивает.
-Эй, ты, демон проклятый, выходи биться!
Никакого эффекта, дремлет демон.
- Выходи, кому говорю! - пуще прежнего распинается богатырь, да ещё и мечом об щит стучит. Дремлет демон, даже ухом не ведёт. Взял Богатырь каменюку тяжёлую, да как швырнёт демону прямо в глаз.
- Эй! Ты чего дерёшься, мелкий, покалечить меня хочешь, во сне укокошить? – взревел демон, поднимаясь.
- Я тебе не прихвостень загробный, чтоб во сне с живым существом лихие дела творить.
- Ага, ты при бодрости хочешь, чтоб то самое существо, которое всего-то с пол века, как прикорнуло, видеть могло, как его кромсают. Железяку с собой приволок, да ножичек лиходейский, стучишь тут, спать мешаешь!
- Какие тебе пол века? Ты с год назад целый город сжёг, а сейчас вон, на наш заришься. Бабку-охотницу напугал, ратника скушал, да со мной, поди-ка, разделаться хочешь.
- Уж то, что ты мне надоел, мочи нет- бесспорно, а то, что я вашего бойца-молодца съел- брехня, спал я, медведь дураком вашим поужинал или волки какие, их тут знамо водится. Бабка, может, и напугалась, много ли ей надо, старой да набожной, а городов не жёг, Умей я такой огонь производить, чтоб города испепелять, не уж то и болото бы не осушил, спал бы в сухости. Когда сухо да тепло, всем приятно.
- И то верно,- согласился богатырь,- а может ты взял, огня развёл, да и поджёг затеял?
- Этак кого угодно винить можно, хоть парнишку- хулигана, хоть печника-недотёпу. Ты лучше кругом оглянись, что видишь?
- Знамо что, деревья, сосны да ели столетние.
- Вот то-то и оно, столетние, кабы я пошёл, не уж то просеки бы не оставил, чай, крыльев нет, летным маневрам не обучен.
Засмущался богатырь.
- Так, стало быть, не ты…
- Не я!
- Но ведь ты же бес?
- И что с того, ежели бес, значит всё зло мира на мне висит?
- Нет,- пригорюнился богатырь, да уж было побрёл своей дорогой обратно в город, да только окликнул его нечистый:
- Ты, парень, не унывай, лучше с толком посуди, кто за мою голову, как и ты, себя не пожалел, а кто выгоду состряпал.
Остановился младой воин, затылок почесал, тут и дошло до него и про речь лихую- надуманную, и про город соседний. Известно ж было, что первой баня занялась с худой топки, а потом и все дома в округе. Вспомнил и материал под палаты белокаменные- новостройные и наряды, серебром отливающие.
- Экий ты умный, бесово дитятко. – сказал обрадованный герой.
- Лихо лихо чует! Ступай давай, покуда без тебя город не обобрали.
Вошёл богатырь в городские ворота. Видит, на месте старого сруба, где раньше дом головы стоял, уж палаты достроены, белым камнем сверкают, крыши черепицей обложены, ставни всё резные, а двери такие, что медведь не прошибёт. Ну, богатырь, знамо дело, не медведь, дверки вышиб. Входит, а в залах злата, да яств разных, колонны мраморные, статуи чудесные, откуда натащил только их голова. Не видел такой роскоши богатырь в своей избе простой, окликнул люд городской. Народ как взглянул на всю эту безвкусицу, так и решил голову местного без головы оставить. Но богатырь против стал. Взял он толстоватого голову за плечи щуплые, сбросил с него наряды богатые и дал ускорения ему в сторону леса, подальше от стен городских, да люда простого.
А бес на цыпочках стоял, из-за сосен выглядывал да трубочку потягивал. Взял уголёк и бросил городскому голове меж спиной и ногами. Тот дёру дал такого, что никогда его больше в тех местах. ни слыхом не слыхивали, ни видом не видывали.
Не всяк чёрт, выходит, у кого рога есть, но всяк, у кого душа черна, а поступки худы. Бес, после того, спал себе ещё добрую сотню лет. Бывало, пугал- похрапывал, да и то больше в шутку, не всерьёз.
