У него было семь судимостей, из которых две - по политическим статьям. Он совершил два побега, равные которым по смелости трудно представить. В общей сложности он отсидел семнадцать лет за преступления, которые преступлениями назвать невозможно. Сидел за то, что не хотел заниматься больше ничем, кроме своего любимого дела, к которому у него было призвание с детства. Призвание, отмеченное впоследствии многочисленными чемпионскими титулами.
РУССКАЯ ПИРАМИДА
У него было много имён. Миша Кисловодский, Дядя Миша, Однорукий, Шах. Но первая кличка Михаила Сергеевича Шахназарова была Чемпион. Такое гордое прозвище он получил от одноклассников ещё в тридцатых годах. И оправдывал его всю жизнь.
С Михаилом Шахназаровым я впервые встретился в бильярдном клубе «Кино», где он передавал секреты своего мастерства представителям молодого поколения. Представителям было по восемь-десять лет, тогда как самому мастеру уже перевалило за 80. Он стоял спиной к зелёному столу и несколько торопливо рассказывал своим подопечным что-то смешное про некий абриколь и «мёртвый» шар. Для меня все эти термины были не чем иным, как мудрёной «китайской грамотой», однако дети, похоже, прекрасно понимали своего наставника и весело смеялись.
По окончании урока я спросил у этого улыбающегося человека, не рано ли таким мальцам заниматься взрослым спортом, они же ещё только-только из-под стола выглядывать начали.
РАЗБИВКА
– Именно во столько и надо начинать. Я тоже в первом классе начинал, мы тогда на маленьких железных шарах играли. В парке, на мороженое. Я уже тогда всех друзей уделывал. Знаешь, когда я в первый раз увидел эту красивую игру, она меня просто очаровала. По ночам снились огромные разлетающиеся шары.
У нас в Кисловодске была бильярдная, в клубе «Строитель», только нас, сопляков, туда не пускали. Там взрослые играли, а мы в окно глядели. Потом мы с пацанами стали по десять копеек сбрасываться, и уборщица нас за эти деньги в зал до открытия пускала. Но я-то ещё маленький был, при разбое до шаров не дотягивался. Доставал одной рукой. Вот оттуда у меня эта «однорукость» и пошла.
Потом, когда уже лет четырнадцать стукнуло, допустили меня и до взрослой игры. Тогда и первые деньги заработал. Хотя они для меня тогда и не так важны были. Скорее важен был некий переход в более высокий класс, класс серьёзной игры.
А потом в Кисловодск пришли немцы. Я тогда в бильярдной просто жил. И они тоже туда приходили. А я еще совсем пацан был, даже, помню, спрашивал, а что у них там написано на поясе. Там русские были в немецкой форме, они мне сказали, что написано: «С нами Бог».
ПОДСТАВА
– Когда немцев выбили, всех пацанов, что были в оккупации, собрали и отвезли в Свердловский строительный батальон. Там я первую судимость и получил. Когда меня попытались заставить работать на какой-то стройке, я гордо так заявил: «Моё оружие - кий». Нет, ну действительно, если бильярд был моим призванием, то почему я должен был класть кирпичи? Как бильярдист я полезнее был, я там в Госфилармонии уже тогда большие деньги выигрывал и на эти деньги полбатальона кормил. За меня тогда все офицеры заступились, потому что они видели, какой класс я показывал.
Один только офицер поклялся меня за это в дисбат загнать - замполит. И загнал в конце концов... В Комсомольск-на-Амуре. Получил я пятнадцать лет.
Там, за Комсомольском, строилось какое-то здание непонятное, недалеко от тайги. Два года я терпел, а потом понял, что пятнадцать лет все равно просидеть не смогу, надо бежать. И бежал. Взял цементную бумагу, залил её гудроном, налепил сверху траву, накрылся и пополз. Это был пятьдесят первый год, тридцатое мая. Пацаны мне помогали, стучали, когда часовой в мою сторону смотрел. Стучат - я не ползу, перестали стучать - ползу. Так дополз до колючей проволоки. А перекусить заграждение не смог. У меня с собой был сахар, табак, чтобы от собак следы прятать, и кусачки, но я настолько ослаб в лагере, что перекусить проволоку сил не хватило. Пришлось подлазить под колючку. А она острая, я ногу тогда так здорово разрезал, до сих пор шрам остался, так больно было, а кричать нельзя. Ведь мало было бежать, надо было ещё живым остаться. У нас многие бежали, всех собаки на куски разрывали. Нам потом показывали, что от них осталось, чтобы другим неповадно было. Живыми после побега оттуда только один я остался и ещё один татарин.
СВОЯК
– Вообще Бог был за меня. Я же когда до тайги добрался, то залез на дерево и боялся слезть, чтобы меня собаки не нашли. Несколько дней просидел, но ведь долго так просидеть невозможно, ещё неизвестно, от чего умирать хуже - от собак или от голода.
Решил слезть, накопать где-нибудь в огороде картошки. И только я спустился - смотрю, пацан идет. Там рядом, за речкой, посёлок был, он оттуда шёл. Увидел я пацана и, чтобы его не напугать, сразу сел. Говорю ему: «Не бойся, мальчик, я же не тигр. Подойди поближе. Как тебя зовут?» - «Толя». - «Ну что, - говорю, - Толя, здорово меня там ищут?» - «А это вас ищут? У нас все чердаки облазили, все подвалы. С собаками ходят. Говорят, если поймают - разорвут». - «Если ты не скажешь, то никто меня не поймает». Он матерью поклялся, что не скажет никому. А у него с собой ведёрко было с картошкой, он мне дал несколько и ушёл. Обещал вечером ещё что-нибудь поесть принести. У меня и выхода особого не было, вся надежда была только на пацана. Залез я обратно на дерево, жду. И вот вечером смотрю - идёт. С удочкой. Сделал вид, что пошёл ловить рыбу, а сам ко мне. Принёс молока, пирожки какие-то. Я поел, ожил сразу, обнял его, все ему про себя рассказал. С тех пор он ко мне каждый день стал ходить. Он в школу шёл, а по дороге ко мне заходил. И каждый день меня кормил и рассказывал, где сейчас собачники рыщут. Десять суток я так на дереве прожил.
НАКАТ
– Через несколько дней Толя мне сказал, что собачники все ушли и что мне можно спокойно идти к Комсомольску. Он мне это говорит, а сам, смотрю, чуть не плачет. «Вы, - говорит, - сейчас уйдёте», а я его обнимаю, говорю: «Так, Толя, ты же спас мне жизнь, мы с тобой должны радоваться, а ты плачешь. Не плачь, я все равно ещё не готов уходить. У меня рубашки нормальной ещё нет, эта-то вся порванная. Ботинки мне надо черным кремом помазать». У всех заключённых были желтые ботинки, чтобы сразу видно было, что зек.
Он тогда взял старую отцовскую рубашку, чёрный крем, набрал молока, хлеба, хотел идти, и тут на него случайно отец наткнулся. А он честный такой был пацан. Пришлось ему все рассказать. Сказал только, что если отец меня выдаст, то он, Толя, утопится. Отец меня выдавать не стал, а только послал с сыном ко мне старшую дочь с женихом. На всякий случай. А мне пятьдесят рублей передал, они мне потом очень пригодились.
И я пошёл вдоль Селенги к Комсомольску. Шёл сначала вдоль дороги, хоронился, а потом не выдержал и пошёл прямо по трассе: как только видел машину, так прятался в кювет. Всю ночь шёл, а перед рассветом пришёл в Комсомольск-на-Амуре. Там на окраине стояла двухэтажка, я по пожарной лестнице залез на чердак, привалился к трубе и уснул. Бери меня в любое время.
ПЕРЕСКОК
– Оттуда я на перекладных добрался до Хабаровска, там играл в доме офицеров. Там меня и взяли без документов.
Дали 58-ю статью, часть третья - «контрреволюционный саботаж». Пятнадцать лет. Посадили в БУР, барак усиленного режима, а оттуда с этапом до Комсомольска.
С Хабаровска они меня везли в таком вагоне, о котором я никогда не слышал и не видел никогда. Там вместо верхней полки были такие шкафчики узенькие. Меня туда положили боком и закрыли на замок. И так я лежал до самого Комсомольска-на-Амуре. Когда меня туда привезли, полку открыли, я просто из неё выпал.
Три месяца меня в одиночке держали, даже во двор не выпускали. Потом выпустили, но на работу не гнали, боялись - убегу. Но я все равно убежал.
Правда, тогда меня быстро взяли. Я же как решил: думаю, перевалю через реку, там милиции нет. Её там действительно не было, зато были пограничники, которые меня и схватили. Но о них у меня только хорошие воспоминания. Они меня сразу признали, накормили котлетами, дали сигареты, хорошую постель. На следующий день повели в милицию. Причём офицер сказал: «Если ты пообещаешь, что не убежишь, я тебя так поведу, без наручников и оружия». Я говорю: «Да на моем месте от вас бежать - значит быть последним гадом». И он меня повёл так просто, без наручников, с пистолетом в кобуре, а не в руке.
После этого меня уже отправили в серьёзную тюрьму, в Хабаровск. Год я там в одиночке просидел. Читал «Красное и черное» Стендаля. Других книг не давали. Освободили только по амнистии 1953 года. Лето тогда действительно очень холодное было...
Вернулся домой в Кисловодск. Получил паспорт и занялся тем, что мог делать лучше всего, - играть в бильярд.
ФОРА
– В Москве одна бильярдная была, рядом с Парком культуры. Я там и промышлял.
Слушай, ну а как жить? А я одно умел делать хорошо - играть в бильярд. Я же не воровал, не грабил, все честно было: выиграл - получил деньги, проиграл - отдал.
Я приезжал в бильярдную с перевязанной рукой. Здесь у меня была своя мудрость, я знал, что мне дадут фору и я любого обыграю, потому что я играл одной рукой почти так же хорошо, как другие мастера - двумя. При форе в 20 очков, а это четыре шара, у меня никто из мастеров выиграть не мог!
Народу было очень много, и я по два, по три часа ждал, пока освободится стол, на котором шла настоящая игра на большие деньги. Когда стол освобождался, его сразу занимал кто-нибудь из мастеров. Ну тут я к нему подскакиваю, говорю: «Давайте я с вами сыграю на двести рублей». Он на меня смотрит, мол, как ты будешь играть, а я: «Вот так, одной рукой, дай мне двадцать очков форы только». Вообще это большая фора, получить ее сложно, это значит, что противник должен в два раза больше тебя забить, но он-то все в другом свете видел, ведь у меня только одна рука, а как можно играть одной рукой? Тем более что я пацан был какой-то несерьёзный, маленький, щупленький. И он говорил: «А по триста играть будешь?» - «Идёт, буду». А у меня денег в начале было всего на три партии.
ВЫХОД
– Я тогда в Москву из Одессы приехал, там тоже большая игра была. Кстати, та моя одесская игра попала в книгу «Одесса-мама». Там говорится о самом хитром одесском игроке, у него даже кличка такая была - Хитрый, которого никто не мог обыграть, а я обыграл. А его действительно никто не мог обыграть, и мне все мастера говорили: «Если ты его обыграешь, то я тебе ещё столько же денег дам, сколько ты у него выиграешь». Я против него играл инвалидной клюшкой, с какой хромые ходят. Представьте: центральный одесский бильярдный зал, заходит инвалид с клюшкой и говорит: «Дай мне четыре шара форы, и я буду играть с тобой прямо этой клюшкой. Даже одной рукой буду играть, только дай фору». Он, конечно, согласился. Мне надо было положить только четыре шара, и я их все положил в среднюю лузу. Даже особо не старался, ждал, когда два шара остановятся у средней, и клал.
ДУПЛЕТ
– Вообще ко мне многие в долю шли. В Одессе я был связан с маркером, он мне показывал с кем играть, с кем не играть. Если показывает кулак, значит, клиент серьёзный, деньги у него есть. А если поглаживает жилетку, значит, у подошедшего в кармане конь не валялся. Да и принцип тогда у мастеров был: на последнее с человеком не играть. Наоборот, таким людям мы часто подыгрывали, для того чтобы заманить «крупняк».
Я во всех городах играл до тех пор, пока меня ни вычисляли. Как только становилось известно, что этот маленький паренёк Миша Кисловодский, я переезжал в другой город. После того, как я Хитрого обыграл, в Одессе играть стало невозможно. Никто просто не соглашался или просил большую фору. Тогда я и перебрался в Москву.
И там Парикмахер проигрывает мне три партии, потом Бузулуцкий, и так все знаменитости. Имена-то какие, все они до сих пор гремят! Но долго я в Москве не продержался. В той же бильярдной меня взяли, привели в отделение милиции и сказали: «Даём тебе 24 часа на то, чтобы покинуть пределы нашей гостеприимной столицы».
КОНТРТУШ
– Предложили мне в одном Кисловодском военном санатории поработать смотрителем бильярдной. Ко мне туда кто только ни приезжал, все ведь знали, где я нахожусь. Слухи быстро распространялись.
От этого санатория я через семь лет получил квартиру. Но, правда, заставляли петь в самодеятельности. Если бы не пел, квартиру бы не дали. Начальник приходил ко мне в бильярдную и говорил: «Шахназаров, иди в самодеятельность, а то мне трудно будет дать тебе квартиру». И там я так научился петь, что даже солировал в двух песнях: «Хотят ли русские войны» и «Помни». И вот за это дали мне двухкомнатную квартиру в Кисловодске.
ДВОЙНОЙ УДАР
– Как-то приехали ко мне в бильярдную, до пяти утра была игра, хотели обыграть. Был тогда тоже хороший однорукий игрок Женя Таганрогский. Я тогда его ещё в лицо не знал. Он приехал «под меня», хотел меня «обуть». Сделал себе курортную книжку, пришёл, сидит. Я его подозвал, начали играть, он «по маленькой» проиграл, бросил, ушёл. Я на него особенно и внимание не обращал. Потом он опять приходит, просит: «Дайте мне хоть два шара форы, я отыграюсь». Проиграл опять, отошёл. «Мне, - говорит, - на ванны надо». А там и не было никаких ванн, просто видимость создавал, что он обычный курортник. Но я его ещё не раскусил. У меня только тогда подозрение родилось, когда он мне сказал: «Вот ты играй одной рукой, а я двумя», - и опять проиграл. По маленькой, затягивал. А потом, когда сумма была побольше, когда играли уже на равных и он уже хотел выиграть, тогда надо было уже показывать игру. Он и хотел показать, а не получилось, опять я выиграл. Я ему и говорю: «О-о-о, вот вы уже и научились играть за короткое время». К тому времени я уже понял, что передо мной - мастер. Наконец он мне говорит: «А сколько ты мне дашь форы, если ты одной будешь играть и я одной?» Я говорю: «О-о-о, это уже интересно. Но как мне с тобой одна на одну с форой играть? Почём я знаю, может, ты - Женька Таганрогский?» А я ещё не знал, кто он такой. Ну, он отшутился: «Вы, - говорит, - со многими знаменитостями играли и всех, наверное, знаете». Ну, дал я ему форы шар, но он-то хотел минимум три шара получить. Не вышло. Так ему и не удалось у меня выиграть. А потом он и раскрылся, говорит: «А ведь ты точно угадал».
КАРАМБОЛЬ
– Проезжал я как-то через Москву, встретил Митасова. А это сильный был игрок, мы с ним в своё время пол-Советского Союза исколесили, в паре работали. И вот он мне говорит: «Ты в Ригу съезди, там есть один такой Жирноклей, ты его можешь хорошо зацепить, больше там цеплять некого».
Про Жирноклея я уже много слышал. Это большой человек был в бильярде. Обыграть его было делом престижа. Кстати, сейчас он работает в Ассоциации ветеранов бильярда, в ЦСКА, Михаил Жирноклеев.
Приехал я в Ригу, устроился рядом с вокзалом в гостинице, пошел в бильярдную, в окружной Дом актера. А я уже разрабатывал план, как мне этого Жирноклея зацепить, как мне для него «театр» устроить. И вот придумал. Правда, для осуществления плана мне нужна была девушка, желательно красивая. Она должна была пройти в бильярдную, открыть двери, за которыми Жирноклей играл, так, чтобы он меня заметил, и сказать что-нибудь типа того, что, Миша, мы опаздываем. Тогда бы я остановил свою игру, заплатил бы как за проигрыш, показав при этом толстую пачку рублей, «пресс», дал бы хорошие чаевые и ушел. Жирноклей должен был бы это все увидеть и заинтересоваться «фраером при деньгах». В следующий раз он стал бы уже присматриваться к моей игре, но я же класс показывать не буду, буду играть «по маленькой». И опять должна прийти девушка и смешать шары. После этого Жирноклей, по моим расчетам, сам бы стал искать контакта со мной. А он играл по-крупному - по сто рублей, по двести.
И все было бы хорошо, только никак я не мог найти подходящую девушку. Полторы недели искал, уже почти отчаялся, хотел сыграть по запасному варианту и вдруг вижу стоит возле клуба троица: один парень и две девушки, русская и рижанка. Познакомились, парня звали Владимир, а девушек Зина и Лора. У них денег на кино не хватало. Я им какую-то чепуху рассказал про то, что с кем-то поспорил, что меня девушка прервет, и они мне согласились помочь. Помогала мне Лора, это была девушка потрясающей красоты. Я в нее влюбился, как мальчишка. Она все точно сделала, шары смешала, Жирноклей на мой «пресс» купился, и я с него за два дня игры снял порядка двадцати тысяч рублей.
С Лорой я еще долго колесил по стране. Пока не сел в очередной раз за азартные игры. А после отсидки к ней уже не вернулся. Неловко как-то было.
А с Жирноклеем мы часто встречаемся. Бывает, просто так, а бывает, и партию сыграем. На ставку или просто так, на интерес.
КОРОЛЬ
– У меня же маленький рост, я иногда до шара просто не дотягиваюсь, меня одна рука спасает до сих пор. Вот был последний коммерческий турнир недавно, так я почти до конца одной рукой играл. Только ближе к финалу, когда уже сильные соперники пошли, тогда начал двумя играть. Мы в финал вышли вдвоём с молодым парнем Герой. Он мне говорит: «Дядя Миш, давай не будем играть, давай просто пополам поделим». И поделили. Я там ни одной партии не проиграл.
БИЛЛИЯ
– Это вот хорошо, мы сейчас в такие времена живём, когда можно не бояться. Мы, мастера, можем свободно встречаться, можем играть, я могу выиграть и не боюсь, что кто-нибудь про это узнает. Я выиграл, не украл.
После последней отсидки я в бильярдной ЦСКА работал. Мне же пенсию надо было хоть какую выработать, вот я туда маркёром и пошёл. А в 1990-м году там проходил чемпионат по «русской пирамиде», и я в нем победил. И до этого я на чемпионатах побеждал. На первом всесоюзном турнире бильярдистов в 1976-м одолел самого сильного тогда в Москве игрока Ашота Потикяна. Получил тогда в награду кий из черного дерева. Мне сейчас за него 1000 долларов предлагают, но я его никогда не продам. Умирать буду, а не продам.
Когда перестройка началась, нас стали за границу отпускать. Я тогда в Венгрию ездил играть, в Финляндию. А мастера спорта уже в 96-м получил. До этого у нас бильярд за спорт не признавался. По городкам у нас были мастера спорта, а по бильярду не было.
И ведь что интересно, в бильярд играли при Советах все. Или почти все. Сколько раз меня приглашали в цековские дома отдыха, я для них столы делал. Сколько я с партийными бонзами играл. Да что говорить, в одну из моих последних отсидок я в Луцке с самим начальником тюрьмы играл! И обыграл, конечно. А на свободе мы со Львом Яшиным иногда партию забивали, он тоже страстным игроком был, с Константином Ивановичем Бесковым в Краснодаре встречались. Элеонора Быстрицкая частенько приходила игру смотреть. Играла она мало, зато болельщица была страстная. И при всем при этом бильярд, хоть и был формально разрешен, на самом деле всегда считался чем-то незаконным. Соревнований не было, на деньги играть было нельзя, а раз так, то на что? На щелбаны? Это, извини, несерьёзно, этим азарт не разбудишь.
Кстати, я только когда стал выезжать на международные соревнования, узнал, что от нас скрыли такой интереснейший вид бильярда, как снуккер, или английский бильярд. А между тем это один из богатейших видов спорта. Ребята, которые им занимаются, имеют к 22 годам состояние по три миллиона долларов. Я сейчас занимаюсь как раз тем, что преподаю в клубе «Кино» этот английский бильярд детям. Причём ни копейки с них не беру. У нас только уговор: когда они начнут выигрывать, выигрыш делим пополам. Пока, правда, дивидендов ещё не видно, но, как знать, может, к концу жизни выиграет кто-нибудь из моих подопечных мировую корону, которую не дали примерить мне.
Валерий ЧУМАКОВ
Фото: https://im.kommersant.ru, https://ru-billiards.ucoz.ru, Александра БАСАЛАЕВА
© "Союзное государство", № 3, 2016
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!
ЛЮДИ СОЮЗНОГО ГОСУДАРСТВА
Почему КГБ разрешило расстрелять Евгения Леонова
В отличие от Лыковых, баба Маня не уходила от людей. Это люди ушли от неё
100 лет назад великий гений Владимир Шухов был расстрелян большевиками. Условно
Брат ты нам, или не брат?
Как сложилась судьба прототипа главного героя "Судьбы человека"
Как заместитель Руководителя Администрации Президента РФ стал фотографом и охотником
Как живут люди в самом холодном посёлке планеты
Как живут старообрядцы в Сибири в XXI столетии: вековые традиции, крепкая вера и крепкие семьи