На сцене были ссоры, слезы и даже доходило до драки. Вера Алентова и Владимир Меньшов играли практически самих себя: Мужа и Жену. История была настолько банальна, что не вызывала сомнений в своей достоверности. Каждый с легкостью мог примерить ее к своей и не ошибиться в размере. Отчасти этим и объяснялся неподдельный интерес к проблемам супружеской пары, за плечами которой остались 24 года совместной жизни. Показательно, что за все время выяснения отношений герои ни разу ни обратились друг к другу по имени. Так легко обходиться местоимениями могут только очень близкие люди. Я не говорю уже о лексике диалогов. Все это слагаемые принципов типизации, которые использовал автор пьесы, чтобы вывести свое произведение за рамки одного случая. И зритель, безусловно, это почувствовал и оценил. Как сказал классик: «А, что и, правда же, нет ничего более привлекательного для обсуждения, чем трагедия простой семьи» И оказался прав, т.к. это единственный вопрос в котором компетентна большая часть всего человечества. Можно не разбираться в политике или не понимать искусство, не иметь образования и карьерных амбиций, но оставаться превосходным стратегом в построении межличностных отношений.
Декорации были просты. Игра артистов – превосходна. Сегодня, чтобы удержать внимание зрителя хотя бы на ближайшие 10 минут, постановщики не жалеют денег на спецэффекты, танцевальную поддержку и яркие костюмы. Превращая, в конечном счете, традиционный спектакль в шоу. За примером далеко ходить не надо, достаточно посетить очередную премьеру в Качаловском. Такие действия более чем оправданы. Должен же театр как-то окупать свое существование и продавать билеты? Поэтому то, что мне пришлось увидеть вечером на сцене УНИКСа, безусловно, произвело впечатление. Признаюсь, за последние несколько лет ничего подобного со мной еще не происходило. Я искренне сопереживала этим двоим, которые так отчаянно выплескивали друг на друга, накопившиеся обиды. Судя по реакции в зале, в своих эмоциях была не одинока.
Герой Меньшова выглядел хамоватым недотепой, а героиня Алентовой – забитой «серой мышкой» типично советской «закваски». Поэтому виноватых среди них не было так же, как и правых. Не зря же говорят: муж и жена - одна сатана. К счастью для обоих, все закончилось благополучно. И в своей последней реплике Жена выразила основную мысль пьесы: «Семейная жизнь – она как Пизанская башня, вроде бы уже и падает, а может так никогда и не рухнет»
Как неисчерпаемый источник для творческих решений художника тема семьи всегда актуальна, потому что, в каком бы ракурсе или масштабе он ее не рассматривал, ему никогда не удастся раскрыть ее полностью. Удалось ли это драматургу Надежде Птушкиной или режиссеру-постановщику Юрию Еремину? Вопрос явно риторический.
Перед началом спектакля супруги Меньшовы, отвечая на вопросы журналистов, как могли открещивались от любых предположений, что сыгранная ими история имеет хоть какое-то сходство с их собственной. Но даже без намека на раздражение, а скорее снисходительно. Если зритель не делает разницы между реальной личностью артиста и его персонажем, значит, роль удалась. А это и есть самая высокая оценка для актера. Путь, который прошла Катя Тихомирова из кинофильма «Москва слезам не верит» стал для исполнительницы этой роли Веры Алентовой почти второй биографией. Когда-то и она, будучи молодой провинциальной девушкой, приехала в Москву попытать счастье. Однако ей повезло больше, чем «дочке профессора Тихомирова». Она в том же году поступила в Школу-студию МХАТ. Первые профессиональные шаги сделала в театре им. Пушкина, где потом и осталась. Наиболее яркие работы на сцене критики отмечали в спектаклях "Невольница" и "Шоколадный солдатик", а также в антрепризе Леонида Трушкина "Чествование". Роли в кино принесли актрисе международное признание. Во многом благодаря фильмам Владимира Меньшова. Она снялась в трех из пяти его картин. Одна из последних работ «Зависть Богов» (2000) имела особенный резонанс. Но, несмотря на то, что эта замечательная пара, уже воспитывает внуков, по рейтингу популярности они вполне превосходят иную скандальную «молодежь».
В отличие от других столичных гастролеров Меньшовы не обжигали холодом снобизма и критического превосходства. В общении с ними подкупала особая доброжелательность, которая распространялась и на окружающую их атмосферу. Что удивительно, казалось, что, несмотря на годы, они ни сколько не изменились. Я имею в виду внешне, потому как о большем судить просто не могу. Как выяснилось, у Веры Валентиновны в Казани живут родственники, которых она уже поспешила навестить утром.
В то время, пока супруга гримировалась, мне удалось побеседовать с Владимиром Валентиновичем.
И.Б.: Вопреки всем мнениям и рецензиям на ваши фильмы, на мой взгляд, их главной темой является семья и ее важная роль в жизни человека. Это действительно так или я ошибаюсь?
В.М.: Это очень усредненное представление, т.к. такие темы как семья, любовь, отношения мужчины и женщины присутствуют почти в каждом произведении. Я не согласен с вами. Но, возможно, что и сам не смогу определить какова моя тема. Как правило, многое становится понятным потом, когда работа над фильмом уже закончена. Поиск сюжета или, как вы говорите темы, самый непонятный и захватывающий процесс в творчестве. В этот момент включается вся моя культурная матрица. Вдруг начинаешь чувствовать, что сейчас, то, что ты сделаешь, может быть актуально. Но судить о том, по какому принципу выбираешь сложно. Тем более если ты сам творец. Вот актеру в этом случае легче.
Что-то ищешь, непонятное мучает и тебя и всех вокруг. Потом вдруг появляется материал, отражающий твои внутренние колебания, которые должны как будто совпадать и с общественными. Начинаешь думать: если я это сделаю сейчас, то найду отклик у зрителя. Но это только моя проблема. Ее может и не быть у другого режиссера, которого мало волнует общественный резонанс. Он самовыразился, сказал то, что хотел и для него все остальное не так важно. Такая позиция тоже имеет право на существование.
И.Б.: Вы как художник, должно быть, ставите перед собой вопросы, на которые потом пытаетесь ответить в своем фильме?
В.М.: Только в тот момент, когда картина закончена, я начинаю понимать, про что ее сделал. Это и есть самый правильный подход. Думать об этом прежде мне не свойственно. Я не стремлюсь доводить творческий процесс до логического понимания. Тогда он станет объектом науки, а не искусства.
И.Б.: Обращаясь к спектаклю «Пизанская башня», где в качестве сюжетной линии выведен конфликт внутри типичной российской семьи, мне бы хотелось спросить: а какова ее идеальная модель в вашем представлении?
В.М.: Она, конечно, существует, но появилась достаточно поздно. Вначале свою роль сыграли книги, кино, воспитание, потом жизненный опыт. Я не думаю, что вырос в идеальной семье. Мои родители были постоянно заняты на работе, поэтому мы с сестрой видели их только поздно вечером.
Идеалы возникают уже потом в воспоминаниях, мемуарах. А когда начинаешь поднимать документы, копаться в архивах, то выясняется, что все было не так уж безоблачно. Как замечательно описывает свои отношения с женой Герцен. А как оказалось в действительности все выглядело совершенно иначе.
Я думаю, что идеальной семьи не бывает. Но к ней может быть приближена та, в которой царит благородная интеллигентная атмосфера взаимоподдержки, юмора, понимания, уважение взрослых к маленьким и наоборот.
И.Б.: А если супругам приходится вместе работать, то какой отпечаток это накладывает на их отношения?
В.М.: В начале все складывается очень нелегко, в семейной жизни особенно. Это вызывает громадное трение, взаимные придирки. Пока не вырабатывается общий язык и понимание. Вообще ключевое слово в семейной жизни - терпимость. Нельзя превращать другого человека в некий идеал. Нельзя пытаться изменить своего партнера под себя. Надо принимать его таким, какой он есть, и ценить в нем индивидуальность.
И.Б.: А как вы думаете у современной молодой семьи сегодня много проблем?
В.М.: Не может быть единого ответа на этот вопрос. Хотя мне кажется, что их много у всех, не только у молодых. Однако социологи отмечают, что брак как некая устоявшаяся веками форма в настоящее время переживает серьезный кризис. Она работала, пока качество жизни было другим. Сейчас отношение к женщине изменилось. Ее принято уже воспринимать как самостоятельную личность, способную воспитать ребенка и без мужчины. Надолго ли это? Я сомневаюсь, откровенно говоря. Может быть, это просто всплеск моды.
И.Б.: А что вас привлекло в постановке пьесы Надежды Птушкиной?
В.М.: Мне было очень интересно попробовать себя в театре. С тех пор как я окончил школу-студию МХАТ, на сцене еще ни разу не появлялся. Поэтому сама эта идея показалась очень авантюрной.
И.Б.: А тема?
В.М.: Когда речь идет об актере, здесь не столько важна тема, как материал роли. Справишься ты с ней или нет? Тема Гамлета меня очень интересует, но я не хочу играть эту роль.
И.Б.: Вы впервые играете с Верой Валентиновной актерским дуэтом?
В.М.: Не совсем так. Когда-то мы уже работали вместе в одном спектакле в театре Леонида Трушкина. Для меня это был первый актерский опыт. Вера играла главную роль, а я эпизодическую. Но там мы даже не встречались на сцене.
И.Б.: Вы достаточно долгое время работали вместе как режиссер и актриса. Сегодня же выступаете в качестве партнеров. Какие впечатления от смены позиций?
В.М.: Вера очень хороший партнер. Я всегда знал, что она замечательная разноплановая актриса, а вот теперь знаю каково работать с ней в паре. Особенность театральной игры заключается в том, что ты постоянно находишься некоторой зависимости от другого человека. Все держится на принципе «глаза в глаза». Тебе постоянно необходима его поддержка для комфортного существования на сцене. Ты можешь вдруг растеряться, а посмотришь в её глаза, и она зажжет тебя той энергия, которая нужна для этой роли.
Вера к тому же еще и точная актриса. Всегда идет по роли очень правильно, не любит отступлений. Я имею ввиду не импровизацию, а нарушение самой концепции режиссера. Она строга и очень ответственна. Если вдруг что-то произойдет во время спектакля: накладки, выскочит текст и т.д., то за нее можно не опасаться. Вера достойно выйдет из положения. Подскажет тебе текст или перескочит на другую реплику, но потом к ней обязательно вернется.
И.Б.: А как Вы ощущаете себя в роли актера, когда необходимо следовать указаниям режиссера. Не задевает профессиональное самолюбие?
В.М.: Нет. Мне не сложно принять чью-то точку зрения, тем более, если я вижу, что она правильная. Когда я, будучи режиссером, пришел в актерскую профессию, то уже сложился как личность. Со мной, как правило, разговаривают не так, как простым артистом, а, сознавая, что я прекрасно понимаю их сторону. Поэтому у меня в этом плане проблем нет. Если уж приглашают, то знают с кем будут иметь дело. В большинстве случаев я сам режиссер своих ролей, поэтому они даже не вмешиваются в мою работу.
И.Б.: В одном из своих интервью Вы сказали, что большая честь, когда тебя приглашают сниматься в телевизионный сериал. Вы планируете что-нибудь сделать в этом жанре?
В.М.: Нет, не думаю. Но и зарекаться не могу. В тоже время не понимаю брезгливость некоторых по отношению к телевидению, когда высокопарно заявляют: «Никогда не буду ничем подобным заниматься!» Да чего? Так случится, что предложат хороший проект, почему не принять в нем участие? Все эти вопли по поводу ангажированности, скорее старческого характера. Говорить, что я никогда не буду снимать сериалы, даже если мне предложат какой-нибудь «лихой» материал, который можно выразить только в романной форме, глупо. А почему надо от этого отказываться?
И.Б.: Сегодня многие люди искусства уходят в политику. У вас не возникало такого желания?
В.М.: Эти соблазны мало кого миновали. Во время перестройки казалось, что все вполне возможно. Но у политики свой театр. Я говорю это не только в переносном, но и в прямом смысле. Там свои роли, амплуа, ниши, который каждый занимает. Там тоже очень много игры. Но я в этот театр не вписываюсь, потому что понял, что для этого нужны другие способности.
И.Б.: Какие?
В.М.: Это надо с младых ногтей заниматься этим делом, расти в нем. Политик должен быть неискренним. Вроде бы и актер тоже, но это очень серьезное не совпадение. Я с иронией смотрю на артистов, которые думают, что их популярность даст им возможность стать такими же популярными политиками. Но проходят выборы, и вдруг выясняется, что они ничего не набрали. А если и набрали, то полную «ерунду». Потому что люди тоже почувствовали эту разницу. Популярность певца и политика достигается совершенно разными делами. Это разные театры, разные искусства.
Ну, возьмите, к примеру, живопись. Если мне сейчас скажут, вы цените и понимаете искусство, тогда нарисуйте картину. Я отвечу, что не могу.
Да, о политике я могу рассуждать, но участвовать в ней вряд ли.
И.Б.: А какую сторону приняли, если бы смогли?
В.М.: Стал бы центристом.
И.Б.: Каковы, на ваш взгляд, перспективы развития российского кино?
В.М.: Не знаю, что и сказать, потому что они будут зависеть от людей, которые в него придут. Вот появляется Звягинцев со своей картиной «Возвращение» и нам кажется, что есть перспективы. Но на следующий год нас не берут ни на один фестиваль, и уже думаешь, что их нет. Это дело очень живое, поэтому мало предсказуемое. Кто и когда делал ставку на датское кино? А заявляется Ларс фон Триер и начинают говорить о целом направлении. Мы все равно не пропадем. У нас страна большая и должны появиться талантливые люди, для которых кино будет не только заработком или развлечением, а возможностью выразить свои мысли и обратиться с этой кафедры к обществу.
Ирина Барабанова, журнал "Лидер Татарстана", 2004 год.
Фото: Мансур Зайнуллин
P.S. Это был совсем не долгий разговор. Но с того дня эта пара стала для меня родной. Они чудесные, светлые и очень теплые люди. Уход Владимира Валентиновича - личная утрата. Скорблю.