Вот уже несколько месяцев вокруг Исаакиевского собора не утихают страсти. Противники передачи Исаакия Церкви устраивают митинги и говорят, что в последнее время в ведение РПЦ и так передали несколько соборов, включая Смольный и Сампсониевский. Старший научный сотрудник Государственного музея истории религии Александр Буров рассказал, как вообще в России складывались отношения между Церковью и государством.
Две руки одного тела
— В грамоте Земского собора 21 февраля 1613 года об избрании Михаила Федоровича царем говорилось: «Да примет он скипетр Российского Царства для утверждения истинной нашей православной веры». Судя по формулировке, при первом Романове церковь была чуть ли не главнее государства?
— Если сейчас религия — частное дело каждого, то в XVII веке ею была пронизана вся жизнь человека: от восхода до заката, от рождения до смерти. С этой точки зрения государство также имело свое религиозное назначение. Царь воспринимался прежде всего как защитник веры, православия. И на этом основании он считал себя вправе вмешиваться в дела Церкви. Поэтому говорить о главенствующем положении Церкви в XVII веке или о свободе ее от государства — это все равно что рассуждать о свободе правой руки от левой. Это было в общем-то одно тело. При этом в истории нашей страны нет периода, когда государство не вмешивалось бы в жизнь Церкви.
— Особенно активно это делал Петр I. Почему он упразднил патриарший престол, превратив церковь в одно из государственных учреждений во главе с чиновником — обер-прокурором?
— Для ответа на этот вопрос надо вернуться в детство и юность Петра I. Это было время жесточайшей борьбы за власть между семьями Нарышкиных и Милославских. Их конкуренция за престол сопровождалась кровавыми расправами, причем прямо на глазах у 10‑летнего Петра. Он видел, как стрельцы сбрасывали с Красного крыльца Московского Кремля его дядю Льва Нарышкина, воспитателей. И делали это православные христиане, которые сначала долго молились, а потом устроили расправу. Такое не забывается. Отдушину Петр нашел в Кукуйской слободе, где жили иностранцы, которые в то время почти всегда были иноверцами. Именно там будущий император, который с трех лет жил без отца, встретил людей, ставших для него примером. Это были офицеры полков иноземного строя (части русского войска, где солдаты были русскими, а офицеры иностранцами. — Ред.) — суровые мужчины с очень разными биографиями: кто-то скрывался от уголовного преследования на родине, кто-то успел в университете поучиться. По сравнению с царским двором обитатели слободы вели очень простую и понятную жизнь: врачи лечили, инженеры строили, офицеры служили. Эти люди — большинство из них были протестантами — не молились так долго, как православные, зато старались перенести в жизнь общества христианские ценности. Например, свою профессиональную деятельность они рассматривали как религиозный долг. Все, что я делаю, — для Бога. А потому должен делать это хорошо. Петра очень привлекала такая философия, он видел, какие плоды приносит такое отношение к своему делу. Поэтому в реформах он во многом ориентировался на протестантские страны: Англию, Швецию, Голландию, которую очень любил. Оттуда перенял и модель отношений Церкви и государства.
— То есть в этих странах церковь тоже была частью государства?
— Именно. Более того, главой Церкви там являлся монарх. А, например, в Англии такое положение вещей сохранилось до сих пор. Архиепископ Кентерберийский там только помощник королевы по церковным вопросам. Так что Петр I взял самую передовую для своего времени модель взаимоотношений Церкви и государства. При этом он не собирался менять православную догматику, учение, богослужение, культ. Просто хотел, чтобы церковь действовала в интересах общества и государства (в его сознании эти интересы сливались) и не пыталась подчинить себе власть. Он слишком хорошо знал, как патриарх Никон пытался доказать его отцу Алексею Михайловичу, что священство выше царства. Такое противостояние раскололо бы общество, что в условиях Северной войны было равноценно гибели страны. Плюс Петр мечтал, чтобы церковь была бедной и менее затратной. Что логично в условиях длительной и дорогостоящей войны. Обратите внимание: церкви петровской эпохи все очень скромные внешне. Тот же Петропавловский собор не сравнить с более поздними и роскошными Никольским или Смольным.
Под жестокой пятой государства?
— Синодальную эпоху в истории Церкви принято ругать. А что-то положительное в ней было?
Часто говорят, что в этот период церковь была под жестокой пятой государства. Звучит очень эффектно. Вот только в истории ничего не может долго существовать исключительно на насилии и обмане. Конечно, плюсы у синодальной эпохи были. Во‑первых, именно в это время священники, которые часто были не просто необразованными, но еще и неграмотными, начали учиться. Благодаря государству постепенно сложилась целая образовательная духовная система, начальной ступенью которой было училище, затем семинария и, наконец, академия, куда попадали лучшие из лучших. В итоге к концу XIX — началу XX века русская богословская наука оказалась на самом высоком мировом уровне. Знаменитый немецкий церковный историк Адольф фон Гарнак учил русский язык, чтобы читать труды профессора Василия Болотова (русский православный историк Церкви, член-корреспондент Императорской Академии наук. — Ред.). Во‑вторых, в синодальный период у Церкви был очень ясный правовой статус. В конце XIX — начале XX века критики восстановления патриаршества говорили: «Вас не устраивает контроль чиновников? Но они все-таки подчиняются строгим законам, у них есть границы, за которые они переходить не могут. Хотите узнать, что такое произвол епископов?» Сейчас самая большая проблема РПЦ — как раз произвол епископов, которые могут сделать со священниками все, что угодно. Например, в любой момент запретить в служении. И при этом невозможно добиться справедливости или обратиться в суд: твою жалобу никто не примет.
— С финансовой точки зрения насколько комфортно Церковь себя чувствовала в период Cинода?
— Довольно хорошо жило придворное, военное духовенство, а также духовенство при посольствах Российской империи. Но это были очень небольшие, элитарные группы, куда брали только выпускников духовных академий. У этих людей были оклады и пенсии. Сельское духовенство — а это большинство священнослужителей — почти нищенствовало. У них не было твердых зарплат, и они жили на то, что подадут крестьяне. А это, как известно, народ прижимистый. Соборы в то время строили либо на деньги спонсоров — богатых помещиков или купцов, либо за государственный счет. На Синод ежегодно выделяли из бюджета довольно большие суммы, и за каждую копейку надо было отчитываться. Кстати, прозрачная отчетность — еще один плюс синодального периода.
Церковь не предавала царя
— РПЦ часто обвиняют в том, что в 1917 году она не предприняла попыток поддержать монархию. Более того, 2 марта — еще до отречения Николая II — Синод установил отношения с Исполнительным комитетом Думы, то есть фактически признал новую власть.
— Синод находился в Петрограде, который в то время уже был неуправляем. А я напомню: шла война. Исполнительный комитет в то время взял на себя функции управления до появления Временного правительства, и Синод действительно установил с ним отношения. Но сделал это последним из всех государственных ведомств. А 9 марта (по старому стилю), уже после отречения Николая II, Церковь действительно обратилась к народу с призывом поддержать Временное правительство, объединиться вокруг той власти, которая существовала на тот момент. А что еще она могла сделать? Призвать к гражданскому противостоянию в условиях Первой мировой войны? Поэтому не очень понятна логика тех, кто кричит о предательстве Российской Церкви.
— Была ли у РПЦ обида на императорскую власть, которая веками не давала ей свободу? И могла ли эта обида стать еще одной причиной признания Церковью Временного правительства?
— Да, это тоже было. Для России исторически характерно неуважение к духовенству. Особенно со стороны привилегированных классов. Если на Западе один из сыновей какого-нибудь графа или барона становился священником, он не переставал быть членом истеблишмента. У нас все по-другому. Когда дворянин, гвардейский офицер Дмитрий Брянчанинов принял монашество, его отец разорвал с ним отношения. Реакция на принятие сана в дворянской среде обычно была такой: «Ну, Коленька у нас блаженненький, он всю жизнь читал божественные книжки, вот и свихнулся». То есть люди, ставшие священнослужителями, выпадали из своего круга, становились париями.
Когда дворянская семья приглашала на крестины священника, его никто не звал за общий стол, все ждали, пока он уйдет. И эта социальная униженность с повышением уровня образования только усиливалась. Отсюда и такое количество семинаристов‑революционеров. Подвойский, Микоян, Сталин... Ты многое знаешь, умеешь, а где твое место? Даже за стол не пригласят.
— Почему в 1923 году патриарх Тихон признал советскую власть, хотя тогда уже было понятно, что она собой представляет?
— Патриарх Тихон вырос и сформировался в синодальную эпоху, у него была психология государственного служащего. А тут вдруг начальство ушло. Конечно, он растерялся. Он был человеком духовным, святым, но не политиком. Не стоит забывать и то, что патриарха Тихона избрали на Всероссийском поместном соборе 1917–1918 годов по жребию (избрание проводили в два этапа: сначала тайным голосованием выбрали кандидатов, а потом из них жребием определили патриарха. Наибольшее число голосов получил не митрополит Московский Тихон, а архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий). — Ред.). Антоний был более самостоятельным, независимым человеком, он не согласился со свержением монархии и впоследствии даже возглавил Русскую православную церковь заграницей. Но даже он, находясь в Москве, не мог ничего противопоставить насилию молодой советской власти. Что уж тогда говорить о патриархе Тихоне, который в 1923 году находился под арестом в бывших казначейских покоях Донского монастыря. Белое движение потерпело поражение, а другой силы в стране не было. Патриарх Тихон попросту не имел другого выхода, кроме как признать советскую власть. К тому же давайте не забывать, что у Церкви нет задачи бороться с государственной властью.
— 20–30‑е годы прошлого века стали самым тяжелым периодом в истории РПЦ?
— Самым тяжелым и кровавым. Была провозглашена безбожная пятилетка: то есть имя Бога должно было быть изгнано из СССР.
Конечно, и дальше Церковь ждали неприятные периоды: террор 30‑х годов, когда было уничтожено больше всего представителей духовенства, репрессии 40–50‑х годов, хрущевские гонения
50–60‑х годов. Но они, особенно хрущевские, все-таки не носили такого массового характера.
— Сейчас для Церкви настали совсем другие времена: она легко получает обратно храмы и соборы. Можно ли сказать, что государство еще никогда не было так расположено к РПЦ, как сейчас?
— Пожалуй, это действительно самый благоприятный период в истории Церкви. Она отделена от государства, не подчинена бюрократии и может свободно заниматься образовательной и просветительской деятельностью.
— Как вы считаете, зачем государству сейчас Церковь и религия?
Во‑первых, Церковь — это очень удобный громоотвод. Например, в начале года у нас существенно повысились цены на общественный транспорт, но никто не возмущался, все были заняты Исаакием. Дело в том, что в общественном сознании Церковь у нас сливается с властью. Но это такая власть, которую очень удобно пинать и критиковать, потому что за это тебе ничего не будет. В итоге недовольство народа уходит в выгодную для власти сторону. У меня вообще ощущение, что скандал вокруг Исаакиевского собора специально организовали некие профессионалы в области пиара.
А во‑вторых, Церковь интересна власти как источник легитимизации. Если РПЦ признает власть, значит, она законна.
Автор текста: Катерина Кузнецова
Интересный факт
Потери Церкви
В Петрограде в 1917 году было два с половиной миллиона жителей, при этом действовало 470 православных и 9 единоверческих храмов, 14 старообрядческих молелен, а к 1941 году осталось только три действующих собора. И всего 200 — по всей стране. Не осталось ни одного монастыря, были закрыты все духовные учебные заведения. Немногие оставшиеся священники жили за счет пожертвований прихожан. Причем до 90 % этих доходов они должны были отдавать в качестве налога.