Лётная подготовка наша набирала обороты. Лётные смены были, полёты летались, клетки на планах закрашивались. А мы врастали в гарнизонную повседневность, пускали корни. Но не глубоко. А то без замены останешься в этой дыре до дембеля.
Народ вокруг был весёлый, доброжелательный, шутки любил шутить и хорошую шутку ценил. Старожилы с готовностью посвящали нас в секреты выживания зимой. По совету одного такого бывалого, я быстро отказался от использования в топке титана бурого угля. Разжигался он бумажкой, что меня изумляло. Я-то дома привык топить антрацитом донбасским, который требовал хорошие дрова на растопку и времени. А тут хватало клочка бумажки. Но тепла было мало, а золы — столько же, сколько бросил угля. Да и коробило меня, когда я ходил к котельной за углём. Разрешено брать уголь, но это — негласно. Будто ворую у гарнизонного городка. Так я перешёл на сосновые шишки.
Некоторые жильцы топили авиационным керосином. Требовалось его немного, а был он на аэродроме всегда в достатке. Но форсунку надо было сделать хорошо. Да и не безопасна была такая топка. Процесс нуждался в мужском контроле. Плохие форсунки вычислялись на раз: труба нещадно коптила и на снег падали шарики плотной копоти. Бурый уголь тоже был дымный.
А вот сосновые шишки горели весело, с приятным хвойным запахом и почти без дыма. Одной парашютной сумки, набитой шишками, хватало нагреть две ванны воды. Потом я обнаружил в лесу сосны с наростами в виде шаров. Они были на тонких ветках, на толстых, даже стволы у земли могли быть опоясаны наростом. Он был смолист, горел яростно, давал много тепла. Сухие ветки с этими наростами я собирал на земле. Их было много. У меня в хозяйстве появился топорик и пила со сменными полотнами.
Кстати, эти наросты были любимым материалом для всяких поделок. Тут и фигурки причудливые, и рожицы престранные, полки для кухни или книг. Даже видел у кого-то мини бар с подсветкой из толстого ствола с наростом. А выглядел он после обработки, как янтарь.
Столько людей, которые что-то мастерили, как в Орловке, я не видел ни в одном гарнизоне.
Зимой лётный состав ходил в нагольном обмундировании. Тут было однообразие. Однако, на ногах дозволялось носить на выбор: унты или высотные ботинки. Унты были легки, но их обязательно надо было привязывать к брюкам и следить за целостностью швов креплений. Высотные ботинки были потяжелее. И, конечно, не для такой зимы, которая была в Орловке. Но была среди лётчиков партия преданных высотным ботинкам. Мол, в них управление лучше чувствуешь. Носили их с меховыми носками, в просторечии - унтятами, или с верблюжьими носками. И тут уж шёл разнобой: одни прятали носки под ползунки, а другие выставляли их на показ. С отворотом на ботинки на разный манер. Забавно было наблюдать эту анархию низов. Однако, начальство на это безобразие смотрело сквозь пальцы.
Я выбрал унты. Управления ещё не чувствовал. Зато они лёгкие были. Плотно входили в педали и прочно там держались. Нога в них не потела, они дышали хорошо. Опасайся вляпаться в керосин. Но лёгкость — главное.
Скоро я обнаружил, что иногда приходится добираться со службы в городок на «Урале». В автобус весь лётный состав полностью не помещался. Тут и надо было проситься к техникам, которых возили на тентованом автомобиле. Инженеры эскадрилий, которые были старшими машины, обычно внимали знакам пилотской руки на остановку попутного транспорта. Но забраться надо было быстро. С моим ростом это оказалось затруднительно. Пока я пытался поднять ногу на лестницу, а она не доставала, сверху крепкие руки хватали меня за башлык, а сзади толкали в … куда попало. В мгновенье ока я оказывался в кузове на чьих-то коленях. Под солёные шутки, смех и хлопки по плечам. Кто-то возвращал мне штурманский портфель, который я выронил, хватаясь руками за задний борт.
Вскоре я освоил правильную технику посадки в «Урал». Не ждёшь остановки автомобиля, а разгоняешься и бросаешь на ходу портфель в ноги сидящим в кузове. Подпрыгиваешь, одновременно попадая ногой на лестницу, а руками хватаясь за борт. Подтягиваешься руками и толкаешься ногами одновременно. Используя инерцию торможения автомобиля, влетаешь в кузов почти до переднего борта. Но это, если ты оказался впереди желающих уехать.
А если приходится ждать очереди на посадку и разбега нет? Трудно поднять ногу в меховом обмундировании на высоту головы. Но уже через месяц с удивлением обнаружил, что мне достаточно взяться руками за борт и я оказывался в кузове, не коснувшись ногами борта. Раньше портфеля, который перед этим бросил. Без разбега. С места.
А в училище я этого снаряда спортивного боялся. Коня. В школе у нас их не водилось. Боялся, но прыгал. Пока до моей фамилии дойдут, я уже мысленно сто раз прыгнул. А вот и мой черед. Разбегусь со всей дури, оттолкнусь от мостика, вытянусь стрункой и лечу… А конь ме-е-е-едленно проплывает подо мной. «Господи, - думаю,- когда же эти ручки пролечу! Ведь я же ещё и не женатый...»
В училище в спортивной форме был. А тут в меховом и в унтах. Вот что значит хотеть домой после службы. К молодой жене.
Холод, конечно, за зиму доставал капитально. Меховая одежда не спасала. Её надо было правильно эксплуатировать. Чтобы меньше мёрзнуть.
Один раз после того, как смена перешла в ночь, полк продолжал летать, а мы должны были ждать окончания. Чтобы вместе со всеми добраться до городка на автобусе. До городка было 7 км. Мороз — около 40, а может и ниже. Мы рискнули идти пешком. Тем более, что нас к этому агитировал один старожил.
Он-то и просветил нас на тему правильной носки меховых вещей в сильные морозы. Главное — не допустить намокания нижнего белья от пота. Для этого надо своевременно расстегнуть молнии на верхней одежде. Для вентиляции тела. И темп держать такой, чтобы нога не взмокла. Очень полезный оказался инструктаж. После этого мы уже без опаски пускались пешим порядком с аэродрома в жилой городок.
Однажды утром не пришла техника на вывоз личного состава. Что-то там произошло в боксах. Ведь зимой автомобили в боксах работали непрерывно, боксы не отапливались. Бойцы дежурили в боксах, следили, чтобы двигатели все работали. Угорали по неосторожности.
Весь личный состав стоит на площадке у КПП. На службу идти пешком желающих нет. Хорошо бы по квартирам… Но начальники ждут авто. Уже через 15 минут начинает забирать холод. Машин нет. Тогда приносят футбольный мяч и начинают гонять на площадке перед КПП. Кто разогрелся, тот переходит в разряд болельщиков. Потеть нельзя. Впереди ещё целый служебный день. Дождались «Уралов». Поехали на службу.
В феврале москвичи напомнили нам, что на свете существует весна и женский праздник. В Орловке весной и не пахло. Долго весны ещё ждать. Про женский праздник, конечно, помнили. Разве виновницы этого дня дадут забыть про него?
А тут москвичи. Пару транспортных бортов залетели, чтобы нарезать багульника московскому начальству. Ну и себе, экипажу. Повод был, конечно, служебный, важный. А багульничек так, по пути. Оказия счастливая.
Багульник был знаменитым в этих местах растением. Зацветал раньше других этот кустарник. До появления листьев на нём. Очень был живописен в сосняке, когда луч солнца падал на него. Куст загорался фиолетово-красным огнём. Глаз не оторвать! Отдалённо напоминает цветущий куст сирени. Очень отдалённо. Но — красивее. Ведь срок вегетации растений в Амурской области краток. И всякое цветение — счастье.
Ветки багульника ставили в банку с водой в тёплом месте в квартире. Тёплое место в квартире…
И к 8 марта был жене живой букет. Бюджетно. Красиво. Только знать надо было за сколько дней его поставить. Старожилы знали. Просветили и нас. Сейчас — не помню.
Мне-то 8 марта всё было немного полегче: день рождения у меня. Мать рассказывала, что в сельском роддоме в этот день появилось 5 новорожденных. И только один мальчик. Догадываетесь — кто?
Так что, перед этим двойным праздником пошёл я в Верное в магазин за водкой. С авоськой.
Сейчас они снова в моде. Зять мне сказал, что за пивом с 3-х литровой банкой в авоське в ларёк идти — последний писк в городе. А у меня в сарае две висели без дела. С тех незабвенных времён. От родителей достались. Выдал одну зятю. Одну себе оставил. Сам-то тоже модным хочу быть.
Купил «Столичной». Возвращаюсь солнечным зимним лесом из деревни. Там недалеко было. Километра два до магазина. Ну и обратно столько. Если на грудь не брать. Я не брал. На крыльце магазина градусник висел. Мельком глянул на него и остановился: 52 градуса показывает. Такого ещё не было! Стоп. Шкалу-то вниз надо читать. 48 значит, минус. Давит вовсю. Но — тихо. По солнечной сосне идти — сказочно.
Около городка что-то мне странное в бутылках показалось. Блеск какой-то необычный на солнце. Приподнял авоську. Масло какое-то в бутылке. Еле ворочается. Иглы ледяные плавают, играют цветом. Праздничный вид уже приняла горячительная жидкость. Хоть в снегу её оставляй до застолья.
У меня на неё другие планы: три зубчика чеснока и красную жгучую перчину в бутылку. И в тёмное тёплое место в лежачем положении на три дня. А потом можно и в холодильник. Хрущёвский. В орловских квартирах они были.
До сих пор уважаю этот напиток.