За секретарём я направилась по коридору административного корпуса. Вдоль потолка посвистывают и побулькивают трубы. Робот остановился у директорской двери и толкнул её тремя растопыренными пальцами, пропуская меня вперёд.
Дэвид Зацепко, собственной персоны, грузный, с крашенными висками, как всегда в черном сюртуке и белоснежной манишке, откинулся на спинку кожаного кресла и разглядывал стоящую напротив него механическую куклу в рост взрослого человека.
–– Господин Зацепко, –– пробулькал робот, выезжая из-за моей спины. –– Студентка Амбросимова здесь.
Директор не повернул головы в нашу сторону.
Я взглянула на часы в форме маяка на огромном письменном столе директора. До урока оставалось двадцать минут.
— Доброе утро, — приветствовала я директора.
Зацепко оглянулся и, кивнув на мое приветствие, кряхтя, поднялся со своего кресла.
–– Хороша, а? –– спросил он, разглаживая короткими толстыми пальцами свою манишку, и без того, идеально уложенную.
Кукла действительно была хороша, настоящая красавица. Я еле сдержалась, чтобы не пощупать её за руку. В ней не было ничего металлического, она казалась живой! Щёки – алые розы, глаза пленительно сверкают. С нежно-золотой кожей она была похожа на статую древней богини. Одетая в длинное платье цвета слоновой кости, с завышенной талией, белыми цветочками на горловине и открытыми плечами. Только вот… у обычных автоматонов глаза бессмысленные, а у этой серые, внимательные, и голова наклонена чуть-чуть набок, словно смотрит на директора внимательно, лукаво.
