Сначала тихо, словно приноравливаясь а потом все громче и громче, вливая в песню в честь Великой всю силу, на которую еще был способен.
Из леса стали выбегать люди. Собаки, волки, медведи, еще звери и птицы. Все они искали место, где бы можно было побыть наедине со своим горем.
Почему-то в этот миг я пожалел, что моя судьба не связана с охотой. Волк никогда не поймет, что такое голос волка.
Потеря любимой, смерть лучшего друга, предательства близких и друзей, смерть дома, полный разгром. Гордость, стыд, отчаянье, боль, безысходность, бессилие. Боль потери.
И этот цикл можно до конца жизни воспроизводить, один за другим, раз за разом.
Нельзя.
Никто не имеет право переливать боль, которую невозможно залить вином.
Это инстинкт.
Если бы все люди, у которых когда-либо урезали права под предлогом, что они - пожиратели людей, имели возможность в этот момент быть здесь, на поляне, слушать вой, и при этом понимать, что это их утешение, их может утешить тот, кто поет о "Великой", слушали бы это голос.
Но те, кто не имеет такого права не имеют права даже оплакивать потерю.
За это положено наказано изгнание.
Насильно переданный другому инстинкт требует того, что бы поглотить самого себя.
Голод - это разум.
Он требует, что б я стал псом, а ты волком.
Что б я схватил тебя за ногу зубами и не отпускал.
А ты хватал зубами меня за горло, пока оба не захлебнулись в крови.
Мне так хотелось бы, что-бы ты вел себя как я, а не как животное.
Будем петь вместе, дружище.
Привет, сестра!
Привет всем.
Уведите собак!
Пойдем в отель, а то придется слушать, как моя братия выражает свое недовольство пением.
Как мои будут кричать, что за такое, такие песни надо запретить!
Да и сами песни то какая гадость!
И вот я больше не волчонок.