ГЛАВА 10. СОЛНЕЧНАЯ ЗАТОКА (продолжение)
Не скажу, что на душе было спокойно. Неизвестно, как всё могло обернуться. Ясно было только одно: документы я должен вернуть любой ценой и причём быстро. На всякие следственные мероприятия времени нет. Целый экипаж и пароход могли остаться без работы. А у каждого семья. В общем, я обязан был пойти на любой риск, но решить этот вопрос. Личная опасность, как это часто бывало в моей жизни, отступала далеко на задний план. В душе у меня проснулось какое-то очень нехорошее жестокое чувство против этих уголовников. Если бы они знали, как я настроен был в этот день, то прибежали бы ко мне на четвереньках с этим портфелем в зубах. Я человек не злой, скорее даже добрый, но иногда в жизни бывают моменты, когда со мной лучше не спорить.
Около обеда Лёша Гальчук возбуждённый прибежал ко мне на пляж.
— Володя, есть! Говорил с этими мужиками!
К Лёше на бульваре подошёл очередной пацан. Через него он передал похитителям, что деньги найдены и нужно назначить встречу. Пацан побежал куда-то с этой новостью, а через пять минут к Лёше подошли трое мужиков уголовного вида. Лёша сказал им то, что я просил, и они назначили встречу в 8 вечера на этом же бульваре.
Я попросил Гальчука подробно описать их, как они выглядят. Лёша очень хотел, чтобы я тут же пошёл в милицию за помощью. Но я отклонил это естественное на первый взгляд предложение:
— Лёша, менты всё испортят. Это рядовые провинциальные менты. Они устроят массовую облаву на бульваре. А уголовники — ребята опытные. Они сразу заметят, что что-то неладно, и исчезнут вместе с документами. Милиция нам не поможет. Придётся действовать самим. В общем так: в 8 вечера ты будешь ходить туда-сюда по бульвару. Я в ста метрах от тебя прогуливаюсь самостоятельно. Как только ты увидишь кого-нибудь из этих, или они сами к тебе подойдут, дай мне знать, что это они. На этом твоя задача решена. Мне нужно только увидеть кого-нибудь из них. Дальше я сам справлюсь.
— Володя, а ты не боишься? Их же, наверное, трое будет. Может ещё и с оружием. Это же бандиты. Я боюсь.
— А я боюсь, что мы все останемся без работы. Я как подумаю, что эти козлы фактически отобрали у меня мой любимый пароход — чувство страха сразу исчезает. Я бы поубивал этих сволочей голыми руками, но неохота в тюрьме сидеть из-за этой мрази.
Вечером уже стемнело, когда мы с Лёшей пошли прогуляться по бульвару. Народу — не протолкнёшься. Отдыхающие парочками и целыми компаниями весело гуляли по прохладным аллеям, пели песни и пили веселящие напитки.
Я тоже притворился беззаботным отпускником, прогулочным шагом гулял на приличном расстоянии следом за Лёшей, разглядывал девушек, даже улыбался особо выдающимся. И морально готовился к бою.
Вскоре я заметил, что Лёша остановился и разговаривает с каким-то незнакомцем нехилого вида. Мужчина в пиджаке, ростом под метр девяносто, жилистый, лет под сорок. Они стояли и нервно о чём-то переговаривались. При этом мужик тревожно стрелял глазами по сторонам, видимо опасался, что Лёша привёл милицию.
Я тем же неспешным шагом подошёл к ним. Дядька ещё за десять шагов впился в меня глазами, а Лёша дружески его успокаивает:
— Ну вот, капитан пришёл. Я же тебе говорил, что он с деньгами приехал! Познакомьтесь — это Володя.
Я скромно говорю: «Здорово!» — и протягиваю ему руку. Мужик, глядя на меня в упор, инстинктивно протянул мне руку для дружеского рукопожатия и хотел мне что-то сказать, видимо, выразить удовольствие от нашего знакомства, но не успел. Я моментально сделал левой рукой круговое движение и заломил его руку за спину. Правой рукой одновременно схватил его за пиджак и сбил его с ног подхватом под обе ноги — есть такой бросок в самбо. (Спасибо моему первому тренеру по самбо Юрию Шулико. Два года он гонял меня с другими пацанами моего возраста, пятнадцати-шестнадцати лет, в краснодарском спортзале.) Дяденька описал в воздухе красивую дугу и хряпнулся всем телом на асфальт. При этом ещё в полёте я посильнее вывернул его правую руку в суставе. Дядька заорал от боли не своим голосом.
Отдыхающие шарахнулись от нас в разные стороны. Раздалось несколько осуждающих женских голосов:
— Ой, что вы делаете! Ему же больно! Немедленно прекратите!
А что самое смешное, Лёша Гальчук, от неожиданности, наверное, схватил меня за плечо и тоже говорит:
— Ему же больно!
Пришлось отпихнуть Лёшу ногой и громко, командирским голосом, сказать:
— Тише товарищи! Я из милиции! Где тут у вас ближайшее отделение?
Крики смолкли и сразу несколько человек показали рукой направление.
Я ещё успевал в этот момент поглядывать по сторонам: не бежит ли кто-нибудь к этому поверженному на помощь. К этому я был готов. Если бы я увидел, что он не один, то тут же сломал бы ему руку и занялся бы другими. Но никто не пришёл к нему на помощь в этот печальный момент. Хотя на следующий день я узнал, что ещё двое блатных стояли «на шухере», для подстраховки. Но эта печальная сцена произвела на них такое неожиданное впечатление, что они просто сбежали.
Я поднял с земли несчастного грабителя с завёрнутой за спину рукой и повёл перед собой. Мужик громко стонал и семенил животом вперёд. Лёша знал, где находится милиция, и шёл впереди. Это оказалось совсем рядом.
Таким же порядком зашли в отделение. Там за столом сидел дежурный сержант, армянин. Увидев такую картину, он быстро и молча вытащил из стола ключи, отпер решетчатую дверь «обезьянника», втолкнул туда мужика, закрыл на ключ и только тогда спросил:
— А что случилось?
Я объяснил сержанту, которого звали Альбертом, кто я такой и почему привёл этого дядьку, попросил вызвать дежурного офицера.
— А у нас тут один офицер на всё отделение. Он же начальник отдела. Он, правда, только час назад пошёл домой поспать. У нас тут летом такое творится! Не успеваем с бандитами разбираться, спать некогда. Сейчас позвоню ему — прибежит. Он тут рядом в своём доме живёт.
Через пять минут, действительно, прибежал в расстёгнутом мундире молодой, лет тридцати, капитан милиции с розовым со сна лицом. Поздоровались. Он был в курсе наших дел:
— Да, у меня есть заявление по поводу кражи судовых документов. Поверь мне, в другое время я бы всё бросил и занялся только этим. Но сейчас, летом, ты не представляешь, что тут в Затоке творится. Штат отделения рассчитан на мирное время, а тут летом тысячи отдыхающих, все без местной регистрации. Кутёж идёт днём и ночью. А всех уголовников из Одессы выселяют на периферию, и они толпами, со справками об освобождении, селятся здесь рядом в Белгород-Днестровском. Тут место курортное, Одесса-мама рядом. Каждый день у нас в Затоке по несколько преступлений происходит: убийства, грабежи, изнасилования. Мы не успеваем дела заводить. Я уже не помню, когда со своей женой спал. А твоих бандитов искать — это дело требует времени и людей. Ни того, ни другого у меня нет. Ты пойми меня правильно: нужна была хоть какая-нибудь зацепка. Вот этого ты привёл — молодец! Я его сейчас допрошу, вы здесь посидите.
С полчаса капитан допрашивал арестованного в соседней комнате. Пришёл расстроенный:
— Ничего он не скажет! Он только что из тюрьмы вышел. Вот справка об освобождении. Будет молчать. У них с этим строго. Ни о каких документах, мол, не знаю. Тех мужиков, с которыми в вашему стармеху подходил, тоже впервые вижу. Фамилий и адресов не знаю. Знаю только, что одного зовут Мишей, второго вообще по кличке — Лохматый. Но он, мне кажется, даже рад посидеть за решёткой. Просит не выпускать его. Говорит, что не хочет больше встречаться с тобой на улице. За решёткой безопаснее. Не знаю, что делать, у меня людей мало.
Видно было, что капитан искренне хочет нам помочь, но слишком много дел на него навалилось. Я решил, что надо ему самому помочь. Этих ребят в Затоке, конечно, уже нет. Надо их искать в Белгород- Днестровском.
— Давай так сделаем: мы с моим механиком завтра поедем в Белгород-Днестровский и походим по улицам, по злачным местам. Может быть, Лёша кого-нибудь из них встретит. Я тогда вам ещё одного приволоку. Только вот один вопрос: добровольно они вряд ли сдадутся. При задержании я могу случайно кому-нибудь из них что-нибудь повредить. Я, конечно, постараюсь без этого, но ты сам понимаешь… Мне не хотелось бы потом отвечать перед судом.
Капитан сделал решительно отрицательный жест рукой:
— Ты об этом даже не думай! Лишь бы без летального исхода. А все остальные мелочи, как сломанные конечности или рёбра, я беру на себя. Знаешь что, сделаем так: я вам дам с утра милицейскую машину с водителем. Она довезёт вас до Белгород-Днестровского. Там ты выйдешь и поищешь их пешком, по описанию. А твой механик поездит в машине с водителем по улицам и тоже поищет. Так больше вероятности их встретить. А я утром позвоню в горотдел милиции Белгород-Днестровского и предупрежу, чтобы они были в курсе дела. Если кого-нибудь повяжешь — тащи в горотдел, в следственный отдел.
Мне это понравилось:
— Отлично! Только до Белгород-Днестровска я лучше на автобусе доеду. Не нужно мне в милицейской машине светиться.
На следующее утро Лёша с милиционером-водителем поехали на «бобике» в Белгород-Днестровск, а я сел на автобус и через полчаса был уже там.
Вышел на автовокзале и стал прогуливаться по центру города, по улице Портовой. Заходил во все встречавшиеся кафе, закусочные и другие питейные заведения. А там их оказалось на удивление много.
На улице была жара и пыль, поэтому местные аборигены с удовольствием проводили время в прохладных полуподвалах. Пиво тогда продавали с утра.
Зашёл в один полуподвал-пивнушку. Народ здесь с утра освежается пивом. Не успел я осмотреться, как несколько человек почти одновременно встали из-за столиков и, скромно отвернувшись от меня, тихонько вышли на улицу.
То же самое повторилось в следующем питейном заведении.
Невольно мне душу закралось подозрение, что после вчерашнего вечера в Затоке я очень быстро приобрёл нездоровую популярность у определённой части местного населения.
Зашёл около железнодорожного вокзала в кафе-закусочную. Только один мужик стоит перед столиком и увлечённо поедает сосиски с макаронами. Причём, на первый взгляд, немного похож на Лёшино описание одного из бандитов. Зовут его вроде бы Миша. Парень этот слишком увлёкся сосисками, а потому не обратил на меня должного внимания.
Я не стал его подробно рассматривать. Решил, что время есть. Он пока сосиски не прожуёт, всё равно не уйдёт из кафе. Да и мне не помешает кофе выпить. Подошёл к прилавку и попросил налить мне кофе с молоком.
Кафе было пустое, но я подошёл с чашкой к его столику. Но даже это его не насторожило. Я вежливо спросил:
— Не помешаю?
Мужик промычал что-то неразборчиво.
Я не торопясь отхлёбывал кофе и незаметно разглядывал соседа. Тот был очень увлечён процессом поедания и не обращал на меня внимания.
Через минуту я был почти уверен, что это тот, кто мне нужен: мужик среднего роста, очень плотного сложения, лет 35 на вид, рожа уголовная, глаза карие, стрижка короткая, рубашка коричневая в клеточку. А главное — коротенькие косые бакенбарды и характерное для криминального элемента лицо.
Я допил кофе, он доел сосиски. Я посмотрел ему в лицо и будничным тоном спросил:
— Ну что, Миша, покушал?
Он машинально ответил довольно: «Ага!» — вытер салфеткой губы и только потом вопросительно посмотрел на меня. Ну вот, значит тебя Мишей зовут!
— Ну, тогда, Миша, пошли!
У Миши от удивления округлились глаза:
— Куда?
— Как куда? В тюрьму!
У Миши лицо из красного стало белым. Я его подбодрил:
— Ты иди тихонько в городское управление милиции, а я за тобой. Только не надо бегать. От меня ты всё равно не убежишь. А если ты побежишь, то я тебя догоню, и после этого ты уже никогда бегать не сможешь.
Миша соображал быстро. Поникшим голосом произнёс:
— Я не побегу. Мне уже рассказали, что вчера на бульваре в Затоке было.
Мы вышли из кафе. Солнце шпарит, на тополях от жары листики привяли. Мирно, как приятели, пошли мы по пыльным улицам в милицию. Миша впереди, я на два шага позади. Мне неудобно было спрашивать у него, как туда, в милицию, пройти. Но я подумал, что дорогу в это заведение он должен знать хорошо, и просто шёл за ним.
Пришли в городское управление. Поднялись на второй этаж в следственный отдел. Здесь два следователя встретили нас приветливо. Мишу сразу посадили за решётку. Когда я представился, сообщили мне, что им обо мне звонили утром из Затоки и они в курсе дела. Один из следователей пошёл допрашивать Мишу. Минут через двадцать возвращается и говорит мне:
— Та же история, что и с первым задержанным: справка об освобождении, ничего не знаю, где документы не знаю. Они всегда так ведут себя. Придётся с ними повозиться. Для начала мы можем задержать его на трое суток.
Это было плохо. Пленных становится всё больше, а документов, как говорят в Одессе, таки и нет. Мне что, всю банду отлавливать поодиночке? Времени нет. «Туркмен» уже завтра должен прийти в Сочи. Надо что-то придумать.
— У меня времени нет ждать, пока вы их раскрутите. Документы мне нужны сегодня.
Я подумал, что противник уже достаточно деморализован и можно требовать капитуляции. Это как в борьбе самбо. Иногда мне удавалось победить противника ещё до начала поединка на ковре. Поэтому я предложил:
— Знаете что? А давайте мы его выпустим! — следователь удивлённо поднял брови. — Скажите ему, что я велел его отпустить. И больше ничего не говорите. А выйдем из милиции — я с ним сам поговорю. Постараюсь объяснить ему, что документы им надо вернуть для их же безопасности.
Следователь немного подумал, потом усмехнулся:
— А что! Это может сработать. Они тебя почему-то боятся. В конце концов, личность его мы установили — никуда он не денется.
Вывели из допросного кабинета Мишу. Он прошёл мимо меня с большой опаской, на лице полное недоумение. Не мог понять, почему его вдруг отпускают, и от этого ему было ещё страшнее.
Я не спеша попрощался со следователями и пошел вслед за Мишей на улицу.
Миша не видел, что я за ним иду. Он стоял на тротуаре в задумчивости, с опущенной головой, и курил. Похоже, он не мог понять, что случилось и что ему теперь делать.
Мне нужно было подсказать ему, как правильно себя вести на свободе:
— Миша, ну-ка постой! — он вздрогнул и втянул голову в плечи. — Вот что, приятель. Я живу в Затоке, в «Черноморских Зорях», домик номер 7. Сегодня вечером с шести до семи я буду там ждать. Принесите портфель с документами туда. Это дело государственной важности, поэтому я спешу. Вы вляпались серьёзно. Но могу обещать: когда я получу документы, вы меня больше не увидите. С местными ментами разбирайтесь сами. Тот, кто принесёт документы, пусть не боится. Если все документы на месте, а вы будете вести себя прилично, я никого не трону. Но если до семи вечера документов не будет, тогда не обижайтесь. Придётся тогда встряхнуть этот городишко. Всё понятно?
Миша выглядел подавленным:
— Да уж куда понятней…
Я повернулся и пошёл на автовокзал.
У меня было такое чувство, что я правильно решил задачу, и теперь нужно только подождать, пока учительница проверит тетрадку и поставит мне пятёрку. По моему замыслу, у блатных должно быть впечатление, что кольцо вокруг них сжимается и вырваться живыми уже невозможно.
Лёша полдня проездил по улицам Белгоро-Днестровского на милицейском «бобике», но никого не обнаружил. Ещё бы! В советское время при виде милицейской машины не только уголовники, но и законопослушные граждане старались спрятаться.
Вечером в шесть часов я сидел в своём уютном домике и ждал, когда блатные придут на покаяние с моим портфелем. Почему-то я был уверен, что они не выдержат нервного напряжения. Лёше я велел погулять часов до восьми, потому что обещал бандитам принимать капитуляцию в одиночку. Увидят, что я не один — могут побояться.
Шесть часов. Я спокойно пью чай, жду стука в дверь.
Шесть тридцать — никого нет. Пью второй стакан.
Семь часов — никого! Ну, это уже слишком! Эти уголовники, оказывается, не понимают хорошего обращения! Я стал уже сомневаться: не слишком ли гуманно я обращаюсь с этими недостойными людьми? Вот и делай после этого людям добро! Отпустил его немного погулять на свободе — так он не вернулся в указанное время! Ну ничего, я исправлю эту ошибку молодости. Теперь будет как при штурме Севастополя: пленных не брать!
В восемь вечера пошёл в отделение милиции поделиться своими жестокими планами с капитаном милиции.
В отделении дежурил тот же незаменимый сержант Альберт. Увидел меня и радостно заявил:
— Сработало! Только что звонили!
— Кто звонил?
— Какой-то мужской голос. Сказал так: «Передайте этому, в голубой рубашке, чтобы он прекратил это. Документы будут утром у него».
— А ты что ответил?
— А я сказал: «Вот, когда документы вернёте, тогда я ему это и скажу». И повесил трубку.
— Молодец, Альберт! Ну ладно, это уже кое-что. Похоже, уголовники капитулировали. А я уж подумал, что у них что-то с головой. Подождём до утра.
Альберт засмеялся:
— А этот твой, вчерашний, сидит за решёткой и умоляет, чтобы его не выпускали, пока ты здесь. Говорит, что тут ему безопаснее.
Спалось мне в эту ночь плохо. Рано утром, часов в семь, мы с Лёшей пошли в отделение. На душе было тревожно — документов всё-таки ещё нет.
В отделении дежурит тот же сержант и капитан, начальник отделения тут же. Увидели нас — заулыбались. Капитан поднял с пола и поставил на стол наш знаменитый судовой портфель. И говорит довольным голосом:
— Володя! Проверяй, всё ли на месте!
Я открыл портфель, проверил документы, пересчитал дипломы, паспорта, медицинские книжки — всё на месте. Не хватает только 75 рублей из судовой кассы, но это не страшно.
— А кто принёс? — спрашиваю.
— Сегодня в половине шестого на автовокзале в Белгород- Днестровском бабушка-уборщица мыла полы в зале ожидания. Какой-то мужик подошёл к ней, молча поставил перед ней портфель и быстро ушёл. Бабушка позвонила в горотдел. Те же в курсе дела, позвонили нам. Потом на милицейской машине привезли портфель в Затоку.
Это была полная победа!
Я написал расписку, что по нашему заявлению органами внутренних дел Затоки оперативно найдены похищенные ценные государственные документы и возвращены владельцу.
На прощанье попросил у капитана разрешения позвонить от них по межгороду в Сочи, в диспетчерскую отряда. Когда соединили с отрядом, я велел диспетчеру доложить начальнику отряда, что я вернул все документы и мы с Гальчуком будем возвращаться в Сочи.
Диспетчер попросил подождать минуту, пока он позвонит начальнику отряда. Через пару минут сообщил, что начальник велел нам задержаться в Затоке. Через 12 часов сюда подойдёт наш спасатель СС «Черноморец» и заберёт нас с Гальчуком.
На прощание капитан милиции предложил мне, смеясь:
— Володя, если у тебя там на море работа не заладится или надоест плавать — приезжай к нам. Мы тебя на работу примем оперативником. Это серьёзно. Нам такие люди нужны!
Я обещал подумать. Сержант Альберт прочувственно на прощание пожал мне руку. Хорошие, в общем, были ребята.
Весь остаток дня, в ожидании пока за нами придёт «Черноморец», мы с Лёшей отдыхали на пляже с чувством выполненного долга. Я купил на местном базаре молдавского сухого вина, и мы устроились у моря на песке прямо напротив моего домика номер 7. Драгоценный портфель на всякий случай взяли с собой.
Настроение у нас было праздничное, прямо как 9-го Мая. Война была выиграна блицкригом за двое суток, и мы чувствовали себя победителями. Всего трое суток назад я учился на курсах в Новороссийске. Мы вспоминали, как всё это происходило с самого начала, пили вино и смеялись от души над уголовниками, над милицией и над самими собой. Бывали в жизни такие счастливые минуты. Лёша, теперь уже весело, лёжа на песочке, вспоминал подробности этой операции:
— А как ты не побоялся наезжать на этих бандитов? Да-а… если бы мы понадеялись на милицию, то не видать бы нам наших документов как своих ушей. Не представляю даже, что с нами было бы!
— Лёша! Мой папа в таких случаях говорит: «Я не могу себе позволить в жизни такой роскоши — кого-то или чего-то бояться». Да к тому же я сам давно понял, что в этой стране надеяться можно только на себя. А эти уголовники привыкли, что их все боятся. А так, как я с ними поступил — они не привыкли к такому обращению. Ребята немного растерялись, а времени подумать я им не дал. Они правильно решили, что со мной им лучше не встречаться, лучше иметь дело с привычными для них ментами. Поэтому и отдали документы. Я вот только не совсем понимаю, зачем начальник отряда погнал за нами из Крыма «Черноморец»? С чего такая забота? Мы могли бы и самолётом долететь… Наливай!
Ближе к вечеру мы стали собираться. Скоро должен был за нами прийти в Затоку «Черноморец».
Я пошёл к кастелянше, бабе-Гале, чтобы сдать ей домик. Увидев меня, она почему-то хитро засмеялась и спросила:
— Ну что, Володенька, приплыл твой пароход за тобой?
— Часа через два подойдёт. Хочу вам домик сдать. Спасибо, что приютили одинокого моряка. Отлично отдохнул тут пару дней.
Баба-Галя почему-то опять засмеялась и хитро мне подмигнула:
— Хватит меня дурить, Володя! Я хоть бабка и старая, но не дура! Знаю я, какой ты капитан! У меня сын взрослый, работает здесь таксистом. А таксисты такой народ — всё знают, что творится в нашем районе. Я ему вчера вечером случайно рассказала, что у нас в пансионате остановился капитан. Он спросил, как ты выглядишь. Я рассказала. Так он замахал руками и говорит: «Мама, да какой он там моряк! Он может и капитан, но не морской, а из КГБ! Прислали специально из Москвы по важному делу. Сам, в одиночку, ходит на дело и уголовников калечит беспощадно! Руки и ноги ломает. Тут в Белгород-Днестровском среди блатных паника. А наши менты ничего не могут».
Это было смешно. Я только развёл руками:
— Ну, баба-Галя, от вас ничего не скроешь!
Ничего не стал ей объяснять: пусть будет так, если им так интересней.
Сердечно попрощались со старушкой, и мы с Лёшей пошли на причал.
Вечером, на заходе солнца, на рейде Затоки отдал якорь СС «Черноморец». Нас с Лёшей забрали с причала шлюпкой.
На спасателе капитаном был мой очень хороший приятель Борис Дементьевич Ткабуладзе. Здесь же находился механик-наставник отряда Григорий Григорьевич Кондратьев. Оба старые моряки, много в жизни испытали. Ткабуладзе ещё молодым, служа в армии, участвовал в подавлении мятежа в Будапеште в 1956 году. И ценой огромного риска для своей жизни спас солдат и офицеров своего подразделения, за что был награждён медалью «За отвагу». После армии поступил в морское училище.
Григорий Григорьевич, которому тогда было под шестьдесят лет, в юности был воспитанником полка и воевал с японцами на Халхин-Голе в 1939 году. Награждён был монгольским орденом. Потом Отечественная война, потом учёба на судового механика. Очень грамотный и умнейший был человек, интеллигент.
Мне после всех этих стрессов приятно было прокатится до Сочи в такой душевной компании. Пассажиром, да ещё при хорошей погоде!
Мы снялись с якоря. Но не успел чудесный зелёный город Затока растаять в сумерках, как я узнал от Бориса Дементьевича очередную печальную новость: когда наши знаменитые мореплаватели, господа Иорга и Чесноков, получили мою команду идти в Сочи, они с перепугу рванули из Затоки полным ходом. При этом, конечно, забыли законвертовать плавплощадку (то есть, проверить герметичность всех закрытий). А у «Туркмена» ход очень хороший. Плавплощадка на ходу нахлебалась воды и занырнула посреди Черного моря. Глубины там небольшие. «Туркмен» стоит теперь на якоре возле затонувшей площадки, чтобы не потерять место. Продукты у них кончились. Они так спешили расстаться с Затокой, что не подумали запастись хотя бы на неделю. В общем, полный облом: документы потеряли, новую плавплощадку затопили, сидят на пароходе голодные. Две недели всего меня не было на пароходе — и всё рухнуло. Теперь я понял, почему за мной прислали «Черноморец».
Ткабуладзе и Кондратьев предложили:
— Володя, пойдём в нашу кают-компанию, мы там стол накрыли. Надо вам с Гальчуком расслабиться от этих катастроф. Посоветуемся, как вам с Лёшей жить дальше.
— А что советоваться? Доведём «Туркмен» до Сочи и будем дальше работать. А что делать с плавплощадкой и этими лихими капитанами — это пусть начальство думает.
— Володя, вам без дипломов работать не дадут. И «Туркмен» привяжут на неопределенное время, — печально заметил Ткабуладзе. Они ещё не знали, что документы у меня.
— Вот дипломы! — я приподнял портфель.
Григорий Григорьевич и Борис только рты раскрыли и взмахнули руками как крыльями.
— Вот это да! Да как это?!
— Пошли за стол, там расскажем. Без водки это рассказывать нельзя. Вот только радисту скажите, чтобы он по рации не проболтался, что документы у меня. Водку охладили?
Утром я ещё спал в каюте «Черноморца», когда меня разбудил матрос:
— Владимир Николаевич, капитан велел вас разбудить. Через полчаса подходим к «Туркмену».
Я поднялся на мостик. Полный утренний штиль, небо синее без облачка, море тоже синее, как зеркало. Борис Дементьевич показал мне на горизонте точку — это «Туркмен». Тут я вспомнил, что команда на «Туркмене» сидит трое суток голодная и попросил Ткабуладзе:
— Боря, ты не сможешь выделить немного продуктов, чтобы до Сочи дойти?
Для Бориса Дементьевича это был не вопрос. Моряки в таких случаях никогда не отказывают. Он вызвал артельщика и велел ему передать на «Туркмен» свиную тушу, хлеба, сахара, мешок риса и ещё что там повариха попросит.
Медленно, в полной тишине, мы подходили правым бортом к «Туркмену». Эту картину стоит описать отдельно.
Вся команда буксира, человек 20, стояла на палубе вдоль борта с понурым видом и тревожно смотрела, как мы с Ткабуладзе непринуждённо беседуем на мостике «Черноморца». Только начальник рации Коля Лубягин стоял наверху надстройки у радиорубки и вопросительно смотрел на меня. Моряки с «Черноморца» в это время притащили свинью и мешки с продуктами и приготовились передать это на буксир. Увидев это, повариха радостно взвизгнула, но остальные моряки молчали и смотрели на меня.
Я решил не затягивать этот печальный момент, нагнулся и молча поднял над головой наш знаменитый судовой портфель. Над безмолвным Черным морем раздалось громовое «Ур-р-ра-а-а!!!» Моряки прыгали по палубе и обнимались как дети. Только Иорга и Киселёв стояли с опущенными головами. Но всё-таки и им наверняка стало немного легче. Ведь до тюрьмы был один шаг.
А радист Коля Лубягин, протянув руку к морякам на палубе, перекрывая радостные крики моряков, прорычал оглушительным басом:
— Я же говорил вам! Я же говорил вам, одноклеточные, что надо Егорова немедленно вызывать!
Если коротко, закончилось всё так: на месте затопления площадки мы поставили буй, дошли до Сочи. Иоргу уволили из отряда и отдали под суд. Наш советский суд, самый быстрый суд в мире, присудил ему 2 года тюрьмы с отсрочкой на 5 лет и выплатить в качестве частичной компенсации ущерба 5000 рублей. Чеснокова даже судить не стали, просто с позором изгнали с моря.
Я взял к себе старпомом непьющего Петра Сергеевича Кононенко, а вторым помощником — молодого Васю Пишоху с плавкрана ПК-801.
Потом мы с плавкраном ходили из Сочи через всё море обратно, нашли буй, с водолазами подняли площадку и довели её всё-таки до Сочи. Там на неё поставили оборудование, и она ещё много лет работала по всему Черному морю на разных гидротехнических объектах.
Мне через несколько лет пришлось ещё раз побывать в Затоке и однажды опять пройтись по всему Днестру от Бендер до моря. Но это уже другой рассказ.
А о цыганке Свете я действительно вспомнил только через месяц. И сам над собой посмеялся в душе: «Да, Володя, сильно молодой ты ещё, хоть и капитан!»