Очередное зверское решение игуменьи в отношении Насти стало последней каплей, чаша моего терпения вышла из края. Оставаться в монастыре я уже не могла ни физически, ни душевно. И опять я сделала попытку уговорить Настю уйти вместе со мной. Это было в последний вечер перед ее отъездом в глухой скит.
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5
Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9
Но Настя так и не решилась. Зомбированна она уже была монастырской жизнью, не понимая, что под маской смирения и послушания подавляется любая человеческая воля и свобода. И сделать это тем легче, чем более закрытой является жизнь в монастыре.
Недаром еще на заре моей юности астролог назвал «домом заточения» не только тюрьмы, но и монастыри. Все, что мало соприкасается с внешней жизнью, имеет тенденцию развиваться в самых уродливых формах. Ведь никто не проверит и не узнает, а сами обитатели этих «казенных домов» и «домов заточения» никому ничего не расскажут, кто из страха, а кто из ложного долготерпения и смирения.
Все решает личность игуменьи, которая может быть больной, фанатичной и корыстной… Так и создаются местечковые «культы личности», даже в таких богоугодных заведениях. «Каков поп, таков и приход» и «в чужой монастырь со своим уставом не ходят». Не даром родились в русском народе эти пословицы. И либо ты принимаешь эти правила, либо ищешь другую дорогу …
Но чтобы искать что-то другое, нужна воля. У многих, особенно воспитанных в стенах монастырей, ее попросту отбили еще в детстве в самом зародыше.
В конце – концов, я, прожив в полной трезвости более полугода в монастыре при старой матушке, а затем, продержавшись еще несколько месяцев после прихода новой игуменьи, в один прекрасный момент не выдержала и запила. Пагубная привычка вырвалась на волю от отчаяния и невозможности помочь подруге.
Однажды, когда мне надо было увезти на рынок и сдать в один из киосков картофель на реализацию, я увидела, как два грузчика выпивали. Сердце мое, уставшее и измотанное несправедливостью, взыграло… Подошла к мужикам и попросила у них бутылочку. Вроде, как хочу сделать настойку для лечения ног. Церковных людей уважают. Мужики тут же подсуетились и купили мне поллитровку.
Вечером перед сном, я выпила, совсем немного. Но это помогло заснуть. На следующий день я решила выдержать и не пить. Спрятала бутылку под кровать. Но к вечеру узнала, что мою милую подружку Настеньку в очередной раз «разбирали» за какие-то надуманные «провинности», а затем игуменья Соломонида уже окончательно «благословила» ее на жизнь в другой обители, назначив дату отъезда.
Выпила снова. Организм, дорвавшись до привычного кайфа, запросил больше. Выпила бутылку до дна. Вела себя тихо. Утром опять работала. Но каким-то образом нашлись те, кто все прознал и игуменье доложил. Она вызвала меня на «всеобщее обсуждение», на котором не только сама обвиняла во всех грехах, но и других заставила. А я стояла, как оплеванная в центре круга, как на лобном месте. И каждая из монахинь должна была обсудить меня. Это было самое настоящее судилище, в духе непримиримых комсомольско-партийных собраний советских времен.
Альбина опять помолчала, вспоминая ту жизнь. Затем, будто спохватившись, произнесла:
- И вот. Да… Это я о чем? О том, что без Насти мне в монастыре было делать нечего. В последнее время я держалась только из-за нее. Но напрасно я надеялась, что у Насти наконец-то иссякнет никому не нужное долготерпение и смирение. Но Настя была тверда в своих обетах перед Богом.
Так я вернулась к мирской жизни. И самое главное теперь для меня было: опять не запить. В монастыре я держалась, да и не откуда было взять. Лишь перед самым уходом, не сдержалась, когда чаша терпения переполнилась... А в обычной жизни еще легче скатиться вниз. Тем более, когда у тебя нет ни жилья, ни работы.
Что же было дальше? - спросила я. - Куда же вы пошли после монастыря?
- Ушла в никуда. Двигалась автостопом. И опять судьба занесла к людям верующим, но уже в другую религию. Пятидесятники. Евангельские христиане. Это протестантская церковь. У них я прожила некоторое время. Привез меня к ним водитель- дальнобойщик, который и сам был протестантом. Жила я у его мамы в пригороде, где несколько улиц были полностью застроены деревянными домами с огородами. Жили там, в основном, старушки. У хозяйки были больные ноги, и я помогала ей по дому и огороду.
Стали они меня приобщать к Богу уже по-своему, без икон. Вместе мы Библию читали и рассуждали о значении тех или иных слов в Священном писании, вместе ходили в один из молельных домов. Хорошо мне там было. Люди все добрые и тихие. Все поддерживают и помогают друг другу. Интересно мне стало разобраться и в отличиях этой религии от православной. Я удивлялась тому, что у протестантов нет священников и нет икон. Могут просто собираться в одном из домов. И вот, что интересно, в Библии, действительно, нет ничего об иконах и о том, что они должны висеть в церкви. И церковью они считают любые общины людей, верующих в Христа. Согласно Библии, где сказано, что Бог создает свою церковь из людей, которые верят в Иисуса Христа. В Библии также говорится, что верующие в Иисуса Христа, так же являются святым священством Господа. Поэтому у протестантов все люди, посвящающие свою жизнь вере, являются священниками. Это стало для меня откровением. Хотелось разобраться как следует в Библии и в её толкованиях. Я снова прилежно посещала молельный дом и трудилась во славу Божью. Но уже без всякой иерархии, длительных и помпезных служб, принятых в православии. Но икон мне всё же не хватало. Особенно моей любимой – Богоматери семистрельной.
Но и здесь водка меня достала. Как-то в общину пришел сын одной местной женщины, мальчишечка лет восемнадцати. Звали его Денисом, и так он был похож на моего Дениса, с его большими голубыми глазами и легким пушком над губами, что я весь вечер вспоминала свого сына и нашу жизнь вдвоем. И выпила всего-то ничего… Лишь, чтобы заглушить боль и заснуть… Но организм, дорвавшись до привычной дури, ушел в запой на неделю. Я не могла остановится. Денег у меня не было. За бутылку, но чаще всего за бражку или самогонку, я стала работать у соседей. Косила траву, полола грядки, огребала картошку и даже дрова колола, лишь бы к вечеру получить долгожданное пойло.
Протестанты все непьющие. И я ушла сама. После того, как вышла из запоя. Стыдно стало, что не оправдала доверие. Это лучше, чем с позором быть выгнанной из семьи приличных людей, приютивших меня.
И опять я села на паперти. Ходила на службы, исповедовалась и причащалась. Все-таки, православие оказалось мне ближе… Вошло в мою кровь и в плоть, до мозга костей пробрало, не смотря на неудачный опыт в монастыре. Для меня важно было молиться у иконы, глядя прямо в глаза Богу, хоть и нарисованному...
Так я однажды и молилась, стоя на коленях у моей любимой иконы Богоматери семистрельной. Просила ее, дать мне посильную работу и кров. Потому что жить мне было негде, вокзалы стали закрываться на ночь и оставляли там только тех, кто имел билеты. Я стала ночевать в подвалах или в подъездах. Улучу, когда дверь открыта и захожу. Но так ночевать уже было холодно. Начиналась осень. И вот после моей истовой молитвы у Богородицы семистрельной чудо и случилось. Ко мне подошел отец Тихон, который и дал мне негласно место сторожа. Так я стала жить при церкви, помогала и на службах, свечи убирала. Полы мыла, клумбы цветочные развела в саду перед оградой.
Здесь меня и нашел мой старик, позвал с собой. Сказал, что одинок, и что ему нужна хозяйка в доме. Увез меня в область, в глушь… Живу вот с ним, вернее при нем. И он совсем не божий человек. Живу и мучаюсь. Потому что я для него - никто… Вот так: из огня, да в полымя… Сбегаю из одной неволи и попадаю в другую…Куда укажет «палец дьявола». А по ночам вижу сны из той далекой жизни...
Ночь. Просыпаешься в три часа и не можешь понять, где ты и с кем ты. Большая поляна среди гор. Два десятка ребятишек погружают в «вертушку». А затем вертолет взрывается прямо в небе. И чеченские детки от трех до семи лет заживо сгорают в воздухе. А с ними и наш русский летчик. И я ничего не могу сделать, ничем не могу помочь. Так же, как не могла помочь им наяву. И знали об этом только трое… Этот кошмар постоянно со мной. Он вылезает время от времени и душит меня.
Алла горько вздохнула и ушла в себя. А после молчания, вновь вернулась к старой теме:
Этот кошмар мучил меня и там - в больнице, куда привезли тогда по «скорой помощи» после первой моей попытки распрощаться с жизнью. Я будила всех в палате своими криками по ночам. После того, как меня тогда оживили, я еще два дня пробыла в реанимации. А когда перевели в обычную палату, ко мне пришла делегация врачей. Руку мне жали. Впервые они видели, чтобы после такой большой кровопотери человек выживал. Да и столько ранений на теле женщины в мирное время, мало кто из них видел.
Альбина вновь замолчала. Мне хотелось как-то поддержать ее, и я сказала:
- Ну, вот видите, Алла, ваша жизнь и боевое прошлое вызывают у людей уважение. И надо жить дальше. И не стесняться просить помощи. Ведь мир - не без добрых людей. И вы это сами знаете, многие уже, как ангелы, входили в вашу жизнь и выручали вас в самую трудную минуту, не давали погибнуть и умереть… В нашей стране особое отношение к тем, кто был на войне. В каждой семье кто-то воевал в Великую Отечественную, многие были в плену и часто после плена фашистского, попадали в плен советский. И им также было трудно восстанавливать свою психику. Психические и физические травмы, боль за себя и других…Но ведь жили же. Растили детей, пахали землю, сажали сады. И пусть это звучит пафосно, но любили жизнь. И помогали тем, кому еще хуже. И в помощи этой черпали силы.
И еще: вы можете написать о том, что вы уже пережили. Есть такая методика в психологии: автоматическое письмо, просто выложить все, что мучает, всю боль - на бумагу… И вам станет легче, и люди узнают правду и о той войне, и о жизни монастырской. Знаете, как у Маргариты Алигер про пулю в сердце. Давайте, я сейчас найду эти строчки и зачитаю их вам. Я нашла и зачитала несколько строк из этого стихотворения: « Как же ты не умерла от пули, выдержала огненный свинец?Я осталась жить, не потому ли, что, когда увидела конец, частыми, горячими толчками сердце мне успело подсказать, что смогу когда-нибудь стихами о таком страданье рассказать…»
Далее между нами последовал почти философский диалог:
- Я очень надеюсь, Альбина, что у вас будет долгая жизнь, и вы больше не повторите попыток уйти из нее. Ваша биография очень интересная. И рассказчица вы хорошая.
- Что вы. Кому я интересна?! Никому. И не факт что я буду жить, тем более долго. Я итак слишком долго живу, судя по событиям в моей жизни. Иногда и десять человек не смогут пережить всего того, что прожила я. Рассказать кому – не поверят. Судьба все время испытывала меня, ну а я – её. Да и знаете, я сейчас скажу кощунственную вещь, особенно, из уст верующего, о том, что человек вправе сам решать время своего ухода. Потому что боль бывает невыносимой. Как физическая, так и душевная. Жалею, что в нашей стране нет эвтаназии…Хоть это и страшный грех мне сейчас говорить об этом. Ведь я, хоть и бывшая, но послушница.
- Человек, который перенес много горя, конечно, может и устать от жизни и даже возненавидеть её. Но вы, Алла, столько раз уже уходили от смерти, столько раз получали счастливое избавление. Так стоит ли самой спешить к ней? Тем более, что это осуждается абсолютно всеми религиями мира. Значит, в этом что-то есть и душа должна прожить все положенное ей. А вы человек верующий, православный. Не все цепляются за жизнь ради себя самих. Многих останавливает вера в Бога, а также долг перед близкими людьми или перед делом всей жизни.
- А если это положенная для души участь так мучительна для самого человека? И даже не физически, нет. Я привыкла к боли тела, к старым ноющим болячкам… Мне невыносима боль души. И я ее, эту боль, не могу заглушить никакими молитвами…
Снайперша: глава 11
Дорогие мои читатели! Спасибо за Прочтение и Комментарии, за Лайки и Подписку. С теплом, ваш автор: Елена Сидоренко
Читайте другие "ИСТОРИИ О ГЛАВНОМ":