Не было тогда не сущего и не было сущего.
Не было ни пространства воздуха, ни неба над ним.
Что двигалось чередой своей? Где? Под чьей защитой?
Что за вода тогда была - глубокая бездна?
Не было тогда ни смерти, ни бессмертия.
Не было признака дня или ночи.
Нечто одно дышало, воздуха не колебля, по своему закону,
И не было ничего другого, кроме него.
Мрак был вначале, сокрытый мраком.
Всё это было неразличимой пучиной:
Возникающее, прикрытое пустотой, -
Оно одно порождено было силою жара.
Это строки из "Ригведы" - гимн о сотворении мира. "Ригведа" - первая из четырёх вед - содержит 1017 гимнов о тайнах жизни и Вселенной. За "Ригведой" следуют "Яджурведа" и "Самаведа", содержащие правила жертвоприношений и декламации гимнов. Немного позже появляется "Атхарваведа" с магическими заклинаниями от демонов и болезней.
Если веды рассматриваются как собрание откровений о божественной Истине, то появившиеся вслед за ними эпические поэмы "Рамаяна" и "Махабхарата" посвящены нравственным ценностям.
Сокровища ведийской литературы впервые открыл западному миру сэр Уильям Джонс. В 1783 году он был назначен судьёй Британского Высшего Суда в провинции Бенгалия. Вскоре он со своими соотечественниками, так же, как и он увлечёнными историей и культурой Индии, основывает Азиатское общество Бенгалии. Его коллега Чарльз Уилкинс выучил санскрит - язык древних манускриптов, который понимали только священники-брамины, хранившие его секреты. На этом языке были написаны первые священные тексты индо-ариев - Веды.
Уже в 1784 году Азиатское общество опубликовало "Бхагавад гиту" - философский трактат о долге, бывший частью поэмы "Махабхарата". С тех пор интерес к санскритской литературе только возрастал, а сам её язык стал для учёных ключом к тайнам происхождения и истории индо-ариев.
Уильям Джонс выучил санскрит и нашёл в нём параллели со многими европейскими языками. Он сделал вывод, что "эти языки ... имели один, по-видимому уже исчезнувший, источник". Таким образом, Джонс открыл индоевропейскую группу языков и положил начало новой области сравнительной филологии.
Постепенно учёные пришли к выводу, что предки индо-ариев жили где-то между современной Южной Россией и Западной Турцией. Они приручили лошадей и занимались скотоводством. Они изобрели колесо со спицами и колесницу, запряженную лошадью. Они делали оружие из меди и бронзы и говорили на гипотетическом протоиндоевропейском языке. Постепенно и неустанно они двигались на восток и юг и вот попали в Индостан.
В современных диалектах Индостана исследователи обнаружили следы древнего, досанскритского индоевропейского языка.Индо-арийская миграция в Индию имела несколько волн, и первая волна немного предшествовала или совпала по времени с упадком хараппской цивилизации.
В четырёх ведах и двух поэмах содержится уникальная информация о временах, от которых не осталось других памятников письменности. Но в смысле исторической достоверности эти книги, конечно, не могут быть неоспоримыми источниками, ведь реальные события в них тесно переплетены с мифами.
Первая связь между ведийской поэзией и исторической наукой была найдена тем же Уильямом Джонсом. Он знал два важных факта: слияние рек Ганг и Сон когда-то было недалеко от города Патны, но потом сместилось к востоку; древнее название Патны было Паталипутра. В одном произведении санскритской литературы Джонс обнаружил, что река Сон названа "рекой с золотыми руками" - Хиранябаху. Учёный попытался найти аналогии и связи в санскритских и греческих описаниях событий. Греками очень точно описан поход Александра Великого в Пенджаб в 326 году до н.э., но о нём нет ни слова в санскритских текстах.
У одного из эпигонов - наследников империи Александра - служил посол Мегасфен. Он подробно описал царя Сандракоттура, его двор и его столицу Палиботхру, расположенную у слияния Ганга и реки Эрранабоас. Джонс мог бы отождествить Палиботхру и древнюю Паталипутру, но название реки Эрранабоас никак не соотносилось с рекой Сон, пока Джонс не обнаружил в санскритском тексте её второго названия - Хиранябаху. Во времена Мегасфена царь Чандрагупта правил в городе Паталипутра, как известно из ведической литературы.
Теперь всё встало на свои места: описанный Мегасфеном Сандракоттус (другой вариант имени - Сандрагуптос) - это Чандрагупта, его столица Палиботхра - это древняя Паталипутра, а река Эрранабоас - это Хиранябаху, она же Сон. Во времена Мегасфена частью империи Александра Македонского правил Селевк Никатор и, используя данные о его правлении, стало возможно определить, что коронация Чандрагупты состоялась где-то между 325 и 313 г.г. до н.э. Основываясь на этом факте и используя перечень царей из ведической литературы, учёные создали примерную хронологию последующих исторических событий.
Но для датировки более отдалённых во времени событий этих данных было недостаточно. Веды не указывают точное время и место происходящего, как и не делают разницы между реальными и вымышленными героями. Зато в "Ригведе" упоминается один из её авторов - мудрец Агастья.
Агастья, один из семи мудрецов, которым боги ниспослали Веды, родился в кувшине от богов-антагонистов Митры и Варуны, увидевших апсару Урваши. Долгие годы он жил в лесной обители рядом с горами Виндхья. Питался плодами и кореньями, пил воду из родника и не знал никакой роскоши, никаких телесных наслаждений. Своей аскезой он достиг святости и могущества.
Однажды гора Виндхья, позавидовав горе Меру, вокруг которой ходят Солнце, Луна и звёзды, попросила, чтобы Солнце обошло и вокруг неё тоже. Но Солнце не исполнило просьбу Виндхьи, мотивировав отказ тем, что не может нарушить волю Творца Вселенной. Обиженная Виндхья в отместку стала расти и выросла так, что преградила дорогу всем небесным светилам. Обеспокоенные наступившим беспорядком боги попросили гору освободить путь, но она им даже не ответила. Тогда боги по совету Брахмы обратились к Агастье с просьбой убрать досадное препятствие. Агастья согласился и, подойдя к горе, очень вежливо, пересыпая свою речь комплиментами, попросил её немного склониться, чтобы дать ему дорогу на юг. Он-де скоро вернётся и Виндхья может дальше расти сколько ей угодно. Падкая на лесть, но недалёкая умом гора уступила, а мудрец слукавил - не вернулся. Простодушная Виндхья до сих пор стоит склоненной, поджидая Агастью, а Солнце, звёзды и Луна свободно совершают свой путь.
В другой раз Агастья шёл по лесу и увидел глубокую яму. Заглянув в неё, он обнаружил своих давно покинувших земную юдоль предков, висящих вниз головой. (Здесь возникает вопрос, что это за предки, раз Агастья совершенно божественного происхождения, но оставим это.) В таком неподобающем виде почтенные покойники очутились в наказание за то, что их потомок Агастья до сих пор холост и бездетен. Дабы облегчить участь тех, кому он обязан жизнью, Агастья решил жениться. Но представьте, во всём мире не нашлось достойной кандидатуры! Как говорится, если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам - и Агастья сделал себе жену. Забрав у каждой живой твари что-нибудь особенно ценное, он слепил из этих сокровищ прекраснейшую девочку (очевидно, ухудшив этим всех остальных) и отдал её на воспитание царю видарбхов. Назвали этого чудесного ребёнка Лопамудра. Но слишком хорошо - тоже плохо. Лопамудра была настолько прекрасна во всех отношениях, что когда пришла пора выдавать её замуж, женихов не нашлось - каждый потенциальный претендент был уверен в отказе. С этим Агастье повезло (точнее, он всё верно рассчитал), ведь никто не отдал бы царевну за нищего отшельника, будь у него конкуренты.
Приёмные родители Лопамудры покорились неизбежности, и Агастья увёл молодую жену в свою лесную обитель. Перво-наперво, он переодел красавицу в рогожу и заставил выполнять суровые обеты и обряды. Впрочем, она не возражала, ведь помимо прочих достоинств Агастья снабдил её кротостью и преданностью. Однако перед первой брачной ночью (которая наступила далеко не сразу после свадьбы) Лопамудра вдруг потребовала доказательств любви в виде красивой одежды, драгоценностей и прочих предметов роскоши, причём не только для себя, но и для мужа, чтоб не стыдно было на людях с ним показаться. На возражение Агастьи, что у него, мол, нет богатства, Лопамудра справедливо заметила, что раз он великий мудрец, то легко может получить всё, что пожелает. А если он хочет оставаться верным своему обету отречения от всего мирского, придётся заодно отречься и от супружеского ложа. И Агастья пошёл добывать богатство.
Не придумав ничего лучше, он решил просить царей войти в его положение и поделиться благами земными. И попалось ему три царя добрых, но бедных. Поскольку взять с них было нечего, Агастья взял их самих, и все вместе они отправились к Илвале, тоже царю, но совсем наоборот - злому, но богатому. Этот Илвала на пару с братом Ватапи творил всякие подлости брахманам в отместку за давнюю обиду и, между прочим, приходился внуком самому повелителю асуров Хираньякашипу. Илвала превращал своего брата в барана, кормил его мясом ничего не подозревающих брахманов (в смысле: брахманы ели мясо барана, а не наоборот), которые таким образом нарушали закон, после чего Илвала их убивал. Он проделывал эту процедуру неоднократно, причём не только братец Ватапи оставался при этом невредимым, но и наивным брахманам урок не шёл в прок.
Такую же штуку Илвала решил провернуть и с прибывшими к нему Агастьей и тремя друзьями-государями. Но Агастья оказался не так прост, как брахманы, сразу понял, в чём подвох, но, как ни в чём не бывало, слопал всё мясо, не дав сотрапезникам попробовать ни кусочка. После трапезы Илвала как обычно воззвал к брату, чтобы вернуть его в прежнее тело, но тщетно. Из желудка Агастьи грянул гром, мудрец рассмеялся, Илвала понял, что Ватапи был съеден в последний раз.
После поедания брата Илвалы Агастья не постеснялся объявить последнему о цели своего визита. Илвала не рискнул отказать прямо, видимо, опасаясь разделить участь Ватапи, а вместо этого загадал загадку. Наивно было бы думать, что какая-то загадка станет препятствием для такого мудреца, как Агастья. В итоге все четверо, под завязку нагруженные драгоценностями и прочими хорошими вещами, разошлись по домам.
Ещё много чего рассказывают про удивительного Агастью. Однажды он даже выпил море, чтобы помочь богам в борьбе с асурами. По сравнению с этим подвигом поедание какого-то жалкого Ватапи выглядит сущим пустяком. (Кстати, это море, как и беднягу Ватапи, Агастья отказался вернуть на место, заметив богам, что теперь это их забота.)
А красавица Лопамудра, встретив вернувшегося от Илвалы мужа, в ту же ночь зачала от него сына, которого носила целых семь лет, зато родился он с небывалым умом и силой. Можно надеяться, что после этого счастливого и столь долгожданного разрешения от бремени предки Агастьи приняли приличествующее положение и ушли в царство Индры.
иллюстрации из открытых источников
