Найти тему
Истории Алексея Боярского

Книжники (мистический детектив, ч.3)

За столиком в углу мрачно допивает третью порцию бренди член местного общества трезвости писатель Эдгар По. На столе перед ним лежит раскрытой его собственная книга «Гротески и арабески»

Мистический детектив

Часть 3

Начало: Часть 1, Часть 2

Смерть писателя Эдгара Аллана По

3 октября 1849 год, избирательный участок в таверне Райна, город Балтимор, штат Мэриленд, США.

В этот день таверна увешена флагами, стоит покрытый сукном стол, заседает разодетая публика. Барная стойка, впрочем, тоже работает исправно. День выборов в конгресс США и законодательное собрание штата Мэриленд. В таверне сегодня избирательный участок округа N4. За столиком в углу мрачно допивает третью порцию бренди член местного общества трезвости писатель Эдгар По. На столе перед ним лежит раскрытой его собственная книга «Гротески и арабески» - делает пометки прямо на печатном тексте. Слышен топот и гогот – в кабак приводят очередную толпу карусельщиков. Сейчас их напоят, они проголосуют, а дальше двинут в другую таверну-избирательный участок, где за следующий стакан снова отдадут свой голос. Списков избирателей-то тогда не было. Писатель морщится и уже было вновь утыкается в свои пометки, как вдруг встречается взглядом с предводителем карусельщиков – как бы теперь сказали, доверенным лицом кандидата. Это сравнительно молодой хорошо одетый человек с длинными вьющимися темными волосами, красивым лицом. Они узнают друга друга. Карусельщик бледнеет. Но все же берет себя в руки – организует приведенную ватагу в очередь к бюллетеням и барной стойке. Пока те выпивают, он подходит к столику Эдгара По, который все это время не сводит с него глаз.

- Ну, садись Вильсон, или… ладно, Вильсон так Вильсон, - язык писателя уже заплетается. – Честно, не ожидал. Мне казалось, ты тогда вернулся назад.

Молодой человек присаживается напротив. Озирается. И убедившись, что его подопечные заняты выпивкой, снова поворачивается к Эдгару По.

- Как видишь.

- И что ты собираешься делать? – писатель смотрит с искреннем интересом.

- Жить. Мир довольно интересен.

- Интересная у тебя жизнь, как я погляжу, - По кивает на пьяных избирателей. – Впрочем, вполне в твоем стиле.

- Кому-кому, но вот только не тебе меня осуждать, - смеется Вильсон.

- Это правда, - По задумчиво вертит в руках пустой стакан.- Но в моих силах хотя бы исправить.

Вильсон бледнеет, сжимает кулаки. Рука шарит у левого бедра, нащупывая эфес отсутствующей шпаги. Потом, казалось бы, успокаивается.

- Но есть и преимущества. Например, я могу угостить тебя бренди – сегодня за счет кандидата Джонсона.

Не дождавшись реакции По, Вильсон вскакивает, идет к стойке и возвращается с двумя стопками.

- Забавно, чрезвычайно забавно, - По поднимает подвинутую Вильсоном стопку. – Таким, уверен, никто похвастаться не может. Чтоб выпить со своим… Ладно, за тебя. За нас. На прощанье.

Они выпивают. Несколько секунд молча сидят, смотрят друг на друга. Вдруг По чувствует тошноту, озноб. Перед глазами становится мутно.

- Прости, Эдгар, - Вильсон встает, забирает со стола сборник «Гротески и арабески» и, свистнув своим карусельщикам, выходит с ними из таверны. Уже в дверях он оборачивается и с тоской смотрит на свалившегося на стол писателя.

По провел в таверне несколько часов, пока не заметили, что ему плохо. Увозят в больницу на попечение доктора Морана. Через 4 дня, 7 октября 1849 года Эдгар Аллан По умирает. По словам Морана, последние слова перед смертью были: «Господи, помоги моей бедной душе».

Миллионер-шулер

Вечер 10 июня, ужин в пабе гостиницы «Европа», Калининград

- Ольга мне сейчас смс прислала, что не сможет завтра с нами к французу Дунтену съездить – куда-то её там вызывают, - сообщил Кофенгазуз, оторвавшись от эля.

- Непринципиально, - махнул рукой Дунаевский. – Француз оказался из наших, мы с ним по телефону по-русски договаривались. Так что завтра тогда едем в Янтарное прямо из гостиницы. Он завтрашнее заседание прогуливает – утром ждет нас на вилле…

После ужина Дунаевский поднялся в номер – перед сном можно поработать с отрытыми источниками. Итак, Мэйсон. Википедия ему статьи не уделила. Зато есть биография на сайте концерна WW. А если правильно погуглить, то можно найти и другие отрывочные сведения. Получалось, примерно, следующее. Мейсон родился в 1952 году в Мексике в семье граждан США, там же закончил школу и университет. Дальше его мотает по всей Латинской Америке: Аргентина, Парагвай, Панама – там он связан со строительным бизнесом. И только в 1991 году селится в Бостоне. Занимается частным инвестированием. А в 1997 году скупает контрольный пакет старейшего химического концерна BCF (Boston Chemical Factory), который переименовывает в WW. Как объяснил Мэйсон, в память о 28-м президенте США Вудро Вильсоне. Семьи у Мэйсона нет. Увлекается фехтованием, верховой ездой. И, разумеется, один из крупнейших библиофилов. А вот дальше… Дунаевский, конечно, сильно подзабыл английский, но всё же смог прочитать статью-досье в каком-то бостонском вестнике. Там его американский коллега буквально сканировал Мэйсона во всех проекциях. Порочнее и развратнее человека представить сложно. Биржевые махинации, рейдерство и инвестирование в порноиндустрию, употребление кокаина и оргии в закрытых клубах. Вплоть до банального карточного шулерства и подкупа избирателей в пользу республиканцев.

С профессором Дюминым всё было значительно проще. Всю жизнь проработал в МГУ на историческом факультете. Автор нескольких книг знаменитой серии ЖЗЛ – биографий писателей. Понятно, библиофил. Женат, дети, внуки.

Дунаевский открыл на экране ноутбука фото Мэйсона и Дюмина. Американский миллионер чем-то напоминал хипаря 1970-х: подтянутый, чуть сутулый, с длинными темными без седины (видимо, крашеные) вьющимися волосами, черными усами. Классический янки из фильмов про войну Севера и Юга. Дюмин же выглядел типичным профессором: этакий худой лектор в очках и с седыми висками. Если не знать, что разница между ними всего-то пять лет, можно было подумать, что Мэйсон намного моложе. «А говорят, разврат старит…», - усмехнулся про себя Дунаевский.

Тут он вспомнил о брате Дюмина. Ольга прислала его телефон. Надо договориться о встрече. Дмитрию Дюмину 52 года – младше брата на 10 лет. Не профессор, но тоже ученый. Правда, математик. Ольга тогда назвала его странным. «Ну, да, взгляд малость шизоидный, - Дунаевский открыл на экране фотку из зала суда. – И борода не стриженая, как у старообрядца… Кстати, надо же ему позвонить»…

…- Разумеется, я с вами встречусь, - пробасил по телефону младший Дюмин. – А так завтра утром к Дунтену едете? Ну-ну. Потом расскажете. Вы, кстати, в курсе, что он русский граф, потомок эмигрантов первой волны?... Ладно, давайте, сначала к нему, а вечером ко мне. Точнее, не ко мне – посторонних приводить в квартиру домашнего ареста нельзя. Давайте тогда в кафе «У Гофмана» рядом с королевским замком.

В гостях у графа

Утро 11 июня, Янтарный, Калининградская область.

Снова вилла, еще роскошнее, чем в Светлогорске.

- Неплохо устроился граф, - присвистнул Кофенгауз и достал фотоаппарат. – А вообще, смотри, Костя, всё к одному. Немцев били, белогрардейцев били, а они теперь сюда приезжают и живут во дворцах. Не то, что лучшие журналисты страны – в какой-то 4-х звездочной гостишке…

На вид графу лет 45-50, чуть полноват, брит наголо. Напоминает успешного российского менеджера среднего звена на отдыхе в Турции. Длинные шорты, размахаистая футболка, шлепанцы.

- Ваше сиятельство? – попытался съехидничать Кофенгауз.

- Александр, просто Александр, даже без отчеств, как в России, - акцент у потомка белоэмигрантов, практически, отсутствовал.

Зато принимал он вполне по-русски, отнюдь не как фон Оберштайн. В тени густо заросшего сада журналистов ждал накрытый стол. Холодная водка, соленые огурчики, маринованные грибы, селедка под шубой, оливье, красная икра, какие-то паштеты. Откуда-то доносился запах жарящегося на открытом огне мяса.

- Вот это я понимаю, по-графски, - шепнул Кофенгауз Дунаевскому…

…Сначала пили за Россию, потом за русский язык, не чокаясь почтили память участников гражданской войны. Дальше за Францию и русских женщин.

- Ну, и какое на вас впечатление произвел фон Оберштайн? – неожиданно поинтересовался Дунтен. – С англичанами своими познакомил?

- Какими англичанами? – не понял Дунаевский. – Они ж вроде немцы, из ГДР…

- Да какие они немцы! – засмеялся Дунтен. – Ну, а еще кто-то там был?

- Вроде, нет… - призадумался Дунаевский. – А кто еще должен быть?

- Не, я просто спросил, - отмахнулся Дунтен и предложил выпить за русскую литературу.

К происшествию с Мэйсоном они перешли только к концу второй бутылки.

- Как я понимаю, в вашем обществе «Амальгама-18» состоят очень богатые люди. Каким образом среди вас затесался бедный профессор? – спросил Дунаевский.

- По праву наследования. Да, так будет верно сформулировать, - ответил Дунтен. – Он ведь тоже граф, хотя и не афиширует. А при советской власти его семья, понятно, вообще сей факт скрывала. Но его прадед, граф Дюмин, был членом нашего общества. С очень достойной библиотекой. Самые ценные книги из неё семья сохранила. Конечно, мы приняли Дюмина. Еще в конце 1980-х, как у вас Перестройка началась. Правда, он, насколько мне известно, к настоящему моменту все те книги продал. Кое-что мне, что-то другим. И, возможно, Мэйсону.

- Вы верите, что он убил Мэйсона?

- Не мог Дюмин никого убить, - твердо заявил граф. – Знаю его больше 20 лет. Мы с ним и выпивали. И в Париже, и в Москве. Человека он убить не мог.

- А не человека? – вдруг вклинился Кофенгауз.

- Эээ…, - Дунтен недобро взглянул на фотографа. – Вы это…что вы имеете ввиду?

Повисла пауза. Потом Дунтен рассмеялся и начал разливать снова.

- Александр, знаю, что вы все возите с собой часть коллекций. Похвастаетесь?

- Да, с удовольствием. Какой же коллекционер откажется показать всё нажитое, как говорят у вас, непосильным трудом, - Дунтен тяжело встал и двинулся к дому. Журналисты последовали за ним.

В этот момент где-то рядом раздался детский смех. Между деревьями промелькнули мальчик и девочка.

- Ваши? – улыбнулся Дунаевский.

- Увы, нет, - развел руками Дунтен.

В этот момент мальчик выбежал на полянку и едва подпрыгнув, как-то очень быстро оказался на высоком дереве, где спрятался среди листвы.

- Ух ты, да они у вас еще и летают, - засмеялся пьяный Кофенгауз…

…В гостиной на первом этаже Дунтен распахнул перед журналистами дверцы бара, а сам отправился в соседнюю комнату. Пока Кофенгаз изучал этикетки на бутылках, Дунаевский огляделся. Ничего примечательного. Разве что на кресле валялись вещи, откуда-то ему знакомые: хипстерский полосатый пиджак, шарфик и фуражка-капитанка.

- Любуйтесь! – Дунтен выкатил здоровый кожаный чемодан-этажерку.

Внутри распахнутых дверец чемодана книги под оргстеклом стояли как на полках шкафа.

Старинные издания были в весьма хорошем состоянии.

- Не хочу сейчас доставать, но они все или с дарственными надписями, или просто автографами авторов. Вот, даже эта, 1605 год – здесь есть рука самого Сервантеса!

- А вот фотогафировать не нужно, - замахал руками Дунетен уже было прицелившемуся Кофенгаузу.

Дунаевский пробежался глазами по обложкам и, увидев знакомое название, усмехнулся:

- Так значит, это вы купили за $520 тыс. «Питер и Венди»?

Ответить Дунтен не успел. В этот момент на лестнице, ведущей со второго этажа, появился худой усатый человек в пижаме и с книжкой в руках.

-Это что еще за Сальвадор Дали? – засмеялся Кофенгауз и потянулся к фотоаппарату.

Дунаевский тоже засмеялся – действительно, своими закрученными усами и безумным взглядом тот, правда, очень напоминал знаменитого испанского художника. Да и эксцентричностью, судя по пижаме, тоже.

Будто специально дополняя образ, и заговорил человек, к удивлению Дунаевского, не на французском, а на испанском:

- Друзья мои, - обратился он сразу ко всем присутствующим, - вы не помните, Мерлин ведь был не братом, а только советником отца Артура короля Утера?

- Всё верно, сеньор, - ответил ему на испанском же Дунтен.

Поймав вопросительный взгляд человека в пижаме, он добавил:

- Неприятные люди, но я их быстро выпровожу. И мы сможем продолжить наш спор про рыцарей Круглого стола.

О том, что Дунаевский понимает, Дунтену в голову не пришло.

«А выговор у этого Сальвадора Дали тоже странный. Как будто и он учил испанский в ГДР», - обратил внимание Дунаевский.

Читать окончание: часть 4

Благодарю Александра Петросяна за предоставленное для иллюстрации фото