Я была готова пускаться в любые авантюры и влезать в самые невообразимые ситуации, но ровно до тех пор, пока это было приключение не на долго. Я категорически не могла сидеть на одном месте, если это место не подразумевало постоянную смену деятельности или впечатлений и везде меня интересовали люди, а не работа с её механизмами и приёмами. Меня по жизни интересуют люди и люди в условиях чего бы то ни было. Хотелось бы смотреть на реанимацию взглядом журналиста, хотя пришлось смотреть глазами медицинского работника.
Допустим люди сидят в большой компании, обсуждают космические технологии, обсуждают так, обсуждают… и вдруг кто-то, не имеющий отношения к предмету разговора никакого, говорит, что если захочет, то летом поступит в институт космических технологий просто на спор, на слабо. И поступает. Вот я в медицине, это история об этом. Каждый раз в очередном медицинском учебном заведении, в которое меня «поступали» и которых у меня было три, я была человеком "с улицы". Из раза в раз я больше и больше убеждалась в том, что это больше, чем просто «не моё». Каждый из этих трёх раз - два медицинских ВУЗа и один медицинский СУЗ - были средством для чего-то другого, но ни в коем случае не целью сами по себе.
В принципе, работа в реанимации гладко вписывается в череду всего предшествовавшего в моей жизни и, может показаться, что и это и всё предшествовавшее, скорее продиктовано складом моего характера, чем судьбой. Но это не так.
По приезду домой, передо мной встала задача устройства на работу безо всякой помощи со стороны. Я не хотела иметь отношение к медицине, просто специальность медсестры гарантирует трудоустройство. Нужно было выбирать между символической работой в поликлинике за символическую же зарплату и напряжённой работой в больнице за деньги, на которые возможно прожить. В больнице, мне предложили три дежурных варианта: реанимация, травматология и неврология. Сливки, отборные сливки, просто самый смак того, что возможно в медицине, если не брать, конечно, псих, тубик и нарколожку. Те варианты, которые предлогают пришедшим с улицы.
Делать нечего. Пришлось «выбирать».
Травматологическое отделение расположено в старом корпусе больницы, это подразумевает одну туалетную комнату на всё отделение в основном лежачих пациентов. Даже косметический ремонт в этом отделении не делался годов с восьмидесятых прошедшего века. Все некогда обязательные, но сейчас уже отходящие в прошлое в большинстве больниц, металлические заплаты на линолеуме, - признак запустения, - имелись там в большом количестве. Когда на практике я возила больных через больничный переход, пару раз пациенты подскакивали и чуть не вывалились с кресла из-за неровностей и заплат на полу. Поэтому я запомнила, какие места надо аккуратно объезжать. Я согласилась идти работать в травматологию, потому что имела заведомое предубеждение против неврологии и реанимации. Поговорив с медсёстрами отделения, я, во-первых, увидела живых людей, которые могут там работать и при этом даже оставаться приятными в общении. Во-вторых, туда я пришла после беседы со старшей сестрой одного из филиалов физкультурного диспансера, которая довольно требовательным тоном излагала список моих потенциальных обязанностей за 100 евро в месяц. В этом отделении медсёстры получали в три-четыре раза больше и требовательных интонаций к потенциальной медсестре было меньше.
Проблема оказалась в другом. Когда мне понадобилось прийти туда повторно, меня предупредили, что в отделении нет санитарок, поэтому я должна знать, что не имею права возмутиться, если мне придётся таскать утки за всю свою половину отделения. Условно говоря утки, то есть утки и всё связанное с ними.
Тут я заволновалась. И вообще-то было с чего волноваться, а тут ещё задумавшись по поводу, я вспомнила, что прямой обязанностью медсестры является постановка очистительных клизм, катетеров в половые органы, сбор мокроты и многое другое. Это есть в любом отделении, но в отделении лежачих больных этого как нигде много. Я ясно поняла, что «что» я буду делать я не знаю, но работать в это отделение я не пойду.
По совету доброжелателей я сходила побеседовать со старшими сёстрами реанимации и неврологии.
В неврологии был евроремонт, но старшая сестра – очаровательная энергичная женщина, показалась мне …как бы это мягче выразиться… мне показалось, что в работе с ней лучше не сталкиваться. Она мне показалась очаровательной энергичной женщиной, которая непредсказуемо поменяет манеру общения в деле. Она проявила способность мгновенно переходить от доброй улыбки к хищному прищуру, когда заговорила о том, что в их отделении берут не столько смен, сколько захотят, а столько, сколько понадобится коллективу: даже, если каждый день и каждый день без выходных и, даже если иногда по две смены в сутки. А, что я думала? Да! И такое бывает. Клизмы и утки само собой. И она хочет меня предупредить, что у них работают на износ и те, кому нужны деньги. Элементам, работающим для развлечения и способных разрушить стабильность в их коллективе, следует идти в другое место. И это, собственно, так и было. Туда шли те, кому нужны деньги и выбирать не приходится.
В целом мы мило побеседовали и о работе и «за жизнь». Договорившись до того, что я железно иду к ней, я больше не возвращалась. В таких условиях лучше уже сразу было идти в реанимацию.
Реанимация показалась мне оазисом благополучия с евро-ремонтом и санитарками. Старшая сестра – спокойная внимательная женщина - предупредила, что своих санитарок они берегут, поэтому их хватает. Санитарки в их отделении не только носят утки, но и даже делают клизмы. В этом отделении было тихо.
Да. Я почти убедила себя, что может быть даже всё хорошо. Так сказать «ничего страшного», всего то и делов. Подумаешь!
Вечером дома у меня началась паника. Я почувствовала себя лабораторным зверьком, которого закрывают в камеру для научных исследований. Ещё я представила себе записи в трудовой книжке, статьи трудового кодекса и поняла, что я должна сделать всё, чтобы не влезть в то, из чего потом придётся вылезать. Когда речь идёт о записях в трудовой книжке и документах вообще, это уже далеко не приключение и не авантюрный роман.
Отец тяжело болел раком, тяжело восстанавливался после очередной химиотерапии и, из-за этого, практически не участвовал в решении вопроса. С мамой вместе мы обсуждали, какое издевательство, отправлять работать в реанимацию женщину моего тонкого интеллигентного склада. На следующий день мама уже была озлобленно-усталой и не расположенной к сантиментам. Нет, конечно не надо, но, что я сама не понимаю, что придётся?!?!?! Ей уже надоела неопределённость и она начала срываться. Ещё через день она оказалась на больничном. Фельдшер скорой помощи и врач поликлиники с помощью моих уточняющих комментариев поставили маме диагноз "Почечная колика". Это поразительно, как я смогла подвести врача и фельдшера к постановке неправильного диагноза, будучи всего лишь медсестрой и сама будучи заранее уверена в его неправильности. Началось с того, что я немного приврала, чтобы приехала скорая помощь. Если бы я сказала радикулит, а не почечная колика, скорая бы не приехала.
К тому моменту, когда нельзя было сомневаться в том, что это радикулит, я уже молча оформила все документы для работы.
Таким образом я попала на работу в отделение реанимации городской больницы. Это реанимация единственной в городе больницы, принимающей тех, кого не принимают остальные больницы. Это значит, что я оказалась на работе в псих, тубик, нарколожке, морго-хосписе и ночлежке одновременно. Сюда свозят больных в состоянии между жизнью и смертью со всех отделений больницы, всех сложных пациентов с вызовов скорой помощи, в дни, когда больница дежурит, и, всех, кого по скорым вызовам не принимают другие больницы, в дни, когда дежурят они.
Меня сложно понять со стороны. Я женщина интеллигентная, веду себя тихо скромно. Уже сколько раз мне говорили, что дескать, хороший ты человек, но, не обижайся конечно, - не лидер. Нет, дескать, Алиса, в тебе «лидерского». Посмотри на меня где-нибудь случайно со-стороны, так и не догадаешься, что в моей жизни есть место подвигу.
Пфф…