У меня на кухне, как и положено, есть хозяйское место. Справа – стол, слева – окно. И, пока у меня нет другой интересной жизни, я наблюдаю жизнь за окном. Там тоже живут. Живут, еще и как.
Ничего не успел когда-то. Я его увидел только со спины. Он достал из урны пластиковую канистру с прозрачной жидкостью. Литра на четыре. В черном пакете, но доставал он ее так неудачно, что я успел все рассмотреть. Потом он ушел через детскую площадку в дырку между домами. И только потом я додумался, что это была закладка. Закладка чего, не понимаю. Я – не химик. Но поздно уже было звонить в ментовку.
А ментам это надо? Не так давно я по нужде там был. Зачем, уже не помню. Но не смог никуда пройти. Потому, что прямо перед дверью стоял стол. За столом сидел мордатый тип с начальственным выражением лица. Силовик и чиновник одновременно. Но, в отличие от настоящего чиновника, вместо мраморной чернильницы и перекидного календаря, у него на столе лежала только вот эта убогая железяка.
Железяка под названием АКС-74У. Укороченная даже больше, чем что-то укороченное у еврея. Символ власти этого мордатого. И никого из посетителей он никуда не пустил. Не знаю, что у них тогда на этот раз случилось. Изнасиловали их очередную дознавательницу? Или что еще? Мне про дознавательниц было неинтересно, я спросил его про свое. Ведь, пока я доехал до них на автобусе, мне два раза пришла СМС-ка с номера 9ОО. Не путайте со Сбербанком, у которого номер – 900. СМС-ка о том, что мой счет заблокирован. И я попросил его разобраться в этом деле.
Лучше бы я его ничего не просил. Похоже, он не только в поиске телефонных мошенников ничего не понимал, но даже и в своем родном АКС-74У. Ушел я оттуда.
Но что я все о плохом? Много хорошего было за окном. Были муж с женой. Старенькие. Гуляли за ручку. А в День Победы выходили очень нарядными. Он – в неизвестном мне голубом мундире. Авиация, что ли? Множество орденов. Она – в платьице тех давних лет. Не вру, правда. В том самом платьице. Ходили вдоль детской площадки, и их там встречали люди. Говорили им что-то, жали им руки. Иногда дарили цветы.
Я понимал этих двух стареньких. Ведь это был их личный парад, и они это заслужили. Парад без грохота танков, которые волею судьбы пришли сегодня на Красную площадь прямо из Советского Союза. Пришли на уже практически чужую им площадь, где теперь парад принимают сидя. Где ничтожный Главнокомандующий отгораживается фанерками от мертвых Великих, пытаясь хоть немного возвыситься над ними.
Года три назад эти старички исчезли. Ушли в вечность.
Нет, есть хорошее у меня за окном. Девочка, такая же тощенькая, как и ее мама. Которая была учительницей музыки у наших детей. Девочка, которая симпатична мне еще и тем, что у нее уже трое. Один – в коляске, двое шлепают за мамой, держась за нее. Но уже крутые, лопатка у каждого. Какой же мужик, да без лопатки для песка?
А скамейка у подъезда пуста. Были бабки когда-то. Старательно смотрели, кто с кем гуляет. И моя мама сидела с ними. Теперь нет никого.
Я не пойду туда сидеть. Мое место было на голой скале над Беринговым морем. На худой конец - на гнилой, давно упавшей елке в лесу (тот самый валежник). Сижу я на ней, снизу сыро сидеть, зато у меня между ног стоят три изумительных подосиновика. Есть такая фотография. Я еще могу найти себе такую елку. Простите меня, бабки, которых уже нет! Я у себя, в лесу присяду.
Это был мой город когда-то. Я за вечер проходил от площади Александра Невского до Дворцовой, мне это нравилось. По дороге мог присесть ненадолго в баре от кафе “Север”, напротив Гостиного. Конечно, мой простенький польский джинсовый костюмчик вызывал у многих улыбку. Ведь тогда уже в таких местах начиналась нынешняя, насквозь прогнившая теперь Россия. И там уже правил только “Адидас”. Но у меня было оружие. Для начала – коктейль покрепче, и самая большая сигара. Настоящая, гаванская. Имел право.
Минут через пять при любой тесноте вокруг меня становилось просторно. Ехидные улыбки исчезали, и на меня из углов начинали смотреть с уважением. Смотрели примерно так, как на первый паровоз Черепанова.
Я на всю жизнь запомнил эти сигары. Запомнил сигареты “Партагос” и ”Лигерос”. Правильно я их назвал? Давно это было. Я попал и на Кубу. После кошмарного рейса, в котором спал всего по три часа в сутки. Напарник был из тех, кто нравится Путину. Абсолютно без мозгов, зато с понтами насчет Великой России. Причем, ссал всегда мимо горшка. Как и положено в Кремле. Потом, когда я его, наконец, выгнал, долго отмывали его каюту для другого, вполне нормального напарника.
Остров Свободы. Я там был. Сидел на парапете набережной, спустив ноги в море, и пил местное пиво, закусывая его местными чипсами. Жрать хотелось. Один мужик мне впарил местную копейку. За доллар. Красивую, но на нее ничего нельзя было купить. Деньги, за которые можно купить, у них сейчас тоже есть. Другие. Фидель, не рано ты умер?
Пил пиво и смотрел на рыбаков. Шо то у них ничего не клевало. Сидел и вспоминал Хемингуэя. “Старик и море”. У старика руки были в черных пятнах не опасного для жизни кожного рака. От солнца. Одно такое пятно я привез из Индии. Тому, кто без пятен, и для кого настольными книгами являются сказки “Маугли” и “Колобок”, просьба сюда не приходить. Не нужен ты мне. Мне нужен Эрнест Хемингуэй.
Убежал куда-то. От своего окна - аж на Кубу. Бывает. Я еще вернусь к своему окну поздней осенью. Или меня привезут туда в последний раз. Ну и ладно.