ГЛАВА 10. СОЛНЕЧНАЯ ЗАТОКА
Летом 1982 года руководство 8-го отряда откомандировало трёх молодых капитанов в Новороссийск для прохождения курсов на радиолокационном тренажёре: меня с «Туркмена», Мишу Елизарова с «Подводника» и Юру Креца с «ВМ-73».
Тренажёр находился в здании Навигационной камеры Новороссийского Морского Пароходства, рядом с нефтяным причалом Шесхарис. Жили мы в гостинице моряков, тут же, около Шесхариса. Когда я работал в пароходстве, мне уже приходилось пару раз жить в этой гостинице.
Днём мы с Михаилом баловались на тренажёре: отрабатывали расхождение по радиолокатору с несколькими встречными судами, проходили «в слепую» проливы Дарданеллы, Босфор и Керченский пролив. Дошли до того, что стали хулиганить: на спор с начальником тренажера на танкере дедвейтом 50 тысяч тонн прошли виртуально Босфор на скорости 22 узла и нигде не выскочили за пределы фарватера. Для меня, кстати, ничего нового в этом не было. Я этими проливами к тому времени проходит десятки раз и сам мог обучать этим делам других. Ещё мы изучали последние международные морские Конвенции и сдавали зачёты. Всё это должно было продлиться три недели. Довольно скучно после капитанского мостика.
Но одно обстоятельство скрашивало нам жизнь на берегу. В той же гостинице на нашем этаже жили девушки: поварихи и буфетчицы Новороссийского пароходства, выпускницы туапсинской Школы Морского Обучения. Очень хорошие девушки, 19—20 лет, воспитанные и красивые.
Нам с Мишей тогда было по 33 года. Деньги у нас были. Исходя из этих предпосылок как-то сама собой, естественным образом сформировалась дружная компания, в которой мы приятно проводили вечера после занятий.
А среди этого девичьего цветника была одна очень странная девушка. Очень красивая, стройная и смуглая, с черными глазами и пронизывающим взглядом. Она отличалась сдержанностью и каким-то очень ощутимым в общении чувством собственного достоинства. Непростая девушка. Звали её Светой.
Однажды вечером, сидя в этой кампании за столом, мы немного выпили и я, видимо, потеряв чувство опасности, слишком пристально её разглядывал.
Света спокойно меня спросила:
— Володя, что ты так смотришь?
— Да вот, Света, я смотрю и не могу понять, к какой нации ты принадлежишь?
— А что, я на русскую не похожа?
— Нет, ты не русская. Говоришь ты по русски лучше меня, но ты не русская. И не армянка, и не грузинка. И не еврейка. Что-то другое. Я не пойму.
— Ты угадал. А то меня все армянкой называют… Всё правильно, я цыганка.
— Точно, цыганка! Теперь я понял. А откуда ты?
— Из-под Краснодара.
И тут я легкомысленно решил, что, если она цыганка, то можно по этому поводу пошутить.
— Слушай, а ты настоящая цыганка?
— Самая настоящая.
— А гадать по руке ты умеешь?
— Это каждая настоящая цыганка с детства умеет.
— Тогда погадай мне!
— Нет, не надо.
— Почему не надо? Ты же умеешь?
— Ты, Володя, сейчас выпил, поэтому тебе всё равно. Вы, русские ребята, очень неосторожные. А это очень серьёзное дело.
Я не сразу понял, но она разъяснила:
— Я по твоей руке могу прочитать твоё будущее. Но это может быть или хорошее будущее, или плохое. А соврать я не могу. Тебе потом, может быть, тяжело жить будет, если впереди тебя плохое ожидает. Лучше живи просто так. Сам постепенно всё узнаешь.
Это было сказано так серьёзно, что мы с Мишей Елизаровым даже протрезвели. И призадумались: действительно, нужно ли знать своё будущее или лучше так жить, «постепенно»? Вопрос, достойный Шекспира.
Но я тогда по молодости ещё не верил в эти цыганские чудеса. Да и отступать было поздно: Миша и Юра Крец выжидательно смотрели на меня. А я, весь из себя молодой капитан, отступать перед опасностью не привык. И проявлять робость перед цыганкой мне показалось стыдно. Я думал всего несколько секунд:
— Ничего, Света, я не боюсь. Мы на море и так каждый день по краю ходим. И тебе, наверно, потренироваться не вредно. Гадай!
Света немного поколебалась, но сказала:
— Ну смотри, если не боишься… Только потом не обижайся на меня. И не вспоминай меня плохим словом. Это твоё будущее, от меня оно не зависит.
— Обещаю.
— Тогда нужно что-нибудь заплатить. А то не сбудется. Это такой цыганский закон.
— Сколько это стоит?
— Неважно. Дело не в сумме. Дай просто рубль, если есть.
Рубля у меня не нашлось, а трояк в кармане оказался. Отдал Свете трояк. Все ребята за столом напряжённо молчали. Девочка начала свою мистическую работу.
— Давай правую руку.
Несколько секунд держала меня за правую руку и смотрела на ладонь. Потом, как мне показалось, с облегчением вздохнула и сообщила диагноз:
— У тебя всё в жизни будет хорошо. Линия жизни у тебя такая длинная, что мне даже не видно конца. Долго жить будешь. Будет у тебя много детей. Не меньше четырёх. А скорее даже больше. Три раза будешь серьёзно болеть, но всё пройдёт само. К врачам не ходи, ты очень здоровый и смелый человек. Много у тебя в жизни будет трудного, но ты справишься. Два или три раза тебе придётся начинать всё сначала. Но всё будет хорошо. В общем, счастливая жизнь.
Ещё она сказала две вещи, но об этом я писать не буду.
То, что она мне напророчила, тогда показалось мне невероятным. Мы с ребятами даже посмеялись над моим якобы многодетным семейством. Это казалось явным преувеличением, учитывая, что к тому времени у меня был только один сын Алексей 12-ти лет, а отношения с женой были такими натянутыми, что говорить о дополнительных детях не приходилось.
Мы шутили, а Света смотрела на нас с печальной улыбкой, как смотрят молодые мамы на несмышлёных детей.
Однако сегодня могу сказать: после того предсказания я последние сорок лет живу точно по этой программе. И детей у меня на сегодняшний день шестеро. И на счёт болезней и прочего — всё сбылось.
Как-то утром мы с ребятами пришли на очередное занятие на РЛС-тренажёр. Меня позвал к себе в кабинет начальник тренажёрного центра.
— Егоров, вам придётся срочно возвращаться в на работу. Из 8-го отряда на моё имя пришла телеграмма, — и протягивает мне телеграфный бланк.
Читаю. Там начальник отряда просит срочно отправить меня в Сочи в связи с чрезвычайным происшествием на моём судне. Не сказано, что случилось. Надо срочно ехать. А как быть с тренажерными курсами? Начальник курсов меня успокоил:
— Вам с Елизаровым тут уже делать нечего. Вы и так всё умеете. Я вот вам приготовил удостоверения об окончании курса. Берите и возвращайтесь на пароходы.
Миша Елизаров воспринял эту новость с энтузиазмом, и мы стали собирать вещи в дорогу.
И вот тут я неожиданно для себя обнаружил, что мне будет больно расставаться с цыганкой Светой. Даже сердце защемило. Я сам себе удивился. Ведь между нами ничего не было, кроме того, что она меня за руку подержала. Вроде ничего не предвещало этой беды.
Бросил чемодан на койку и с присущей мне решительностью пошёл сразу выяснить этот вопрос: не испытывает ли эта красотка ко мне такого же болезненного чувства?
Подошёл к её номеру, где она жила с девушками, и попросил её выйти поговорить. Вышли во двор. Я сказал ей, что мне придётся сегодня срочно уехать на свой буксир, там что-то случилось и требуют меня. Она молчала, слегка улыбалась и смотрела на меня. Похоже, я ещё не успел подойти к их двери, а девочка уже знала, о чём пойдёт речь.
— Знаешь, Света, у меня такое чувство, что ты всё ещё держишь меня за руку. Скажи, когда ты по моей ладони читала, там про любовь к цыганке ничего не было сказано?
Света перестала улыбаться и спокойно ответила:
— Нет, Володя. Этого не будет. Ты очень хороший парень, поэтому я тебе этого не желаю. Любовь русского к цыганке всегда заканчивается плохо. Это тоже такой цыганский закон. Ты когда уезжаешь?
— Сегодня после обеда, вместе с Мишей, автобусом.
— Езжай… Завтра ты меня забудешь.
— Нет, Света! Не забуду! Как это может быть?
— Забудешь. Я так сделаю. Отпущу твою руку. Прощай!
И ушла.
Мы с Мишей уехали в Сочи. И, что удивительно и странно, я в первый раз после отъезда вспомнил об этой замечательной Свете примерно через месяц, уже спокойно, как о давно прошедшем. Как это получилось — не понимаю.
С тех пор я немного побаиваюсь цыганок.
В тот же день поздно вечером я сидел в Кудепсте в диспетчерской 8-го отряда и ждал, когда будет 10 часов вечера. «Туркмен» стоял в Затоке под Одессой, а радиосвязь с этим районом появлялась только ночью, примерно через час после захода солнца. От диспетчера я узнал, что начальник рации Коля Лубягин сообщил только то, что на судне ЧП и «Туркмен» не может выйти из Затоки на Сочи. Лубягин настоятельно требовал меня на судно.
На время моей учёбы в Новороссийске и. о. капитана был назначен мой старший помощник Иорга Юрий Павлович. Он был природным буксировщиком, отлично управлялся с буксирными работами в любых условиях. Но страдал характерным русским пороком, хотя был по национальности чистокровным венгром.
Ровно в 22 часа из радиоприёмника сквозь помехи эфира послышался хрипловатый голос Коли Лубягина:
— Сочи-5, Сочи-5, я «Туркмен»!
Я взял микрофон:
— «Туркмен», я Сочи-5! Здравствуй, Николай Борисович!
— Владимир Николаевич! Слава богу, ты уже в Сочи! Как слышишь?
— Нормально слышу. Только что приехал. Докладывай коротко, что у вас случилось.
— Если коротко, то так: Чесноков (2-й помощник) с Иоргой не в кондиции уже несколько дней. Ты понял?
— Понятно! Что ещё?
— Вчера Чесноков пошёл оформить отход на погранзаставу и вернулся без портфеля. Все документы украли местные уголовники. Требуют денег. Тебе нужно срочно приехать. Приём.
Я подумал несколько секунд, быстро прокрутил в уме ситуацию:
— Коля, скажи, а отход он успел оформить?
— Да, пограничный отход он оформил.
— А этих людей кто-нибудь видел?
— Нет. Они связываются через пацана только со стармехом.
— Я понял, Коля. Слушай команду: оставьте на берегу старшего механика Лёшу Гальчука. Пусть ждёт меня в Затоке. Я завтра прилечу через Одессу. А вы немедленно, пока погранцы и портнадзор не пронюхали, снимайтесь на Сочи. Если документы вернуть мне не удастся, то лучше бы пароход без судовых документов был в Сочи, а не в чужом порту.
— Я всё понял, Володя! Выполним, как ты сказал. А ты что думаешь тут делать?
— Пока не знаю. Приеду — разберусь!
Украли портфель, а значит, все судовые документы Регистра, все дипломы комсостава, все паспорта экипажа. Без этого пароход — просто плавающий металлолом, а моряки — безработные. На восстановление всего потребуется не один месяц. В те времена никаких ксероксов и электронных копий ещё не существовало. Судовые документы выдавались Регистром в одном экземпляре и хранились на судне. Короче — катастрофа!
Я вышел из диспетчерской и пошел тёмным Эпроновским переулком к автобусной остановке, чтобы доехать до аэропорта.
Дальше следует маленькое лирическое отступление.
В начале восьмидесятых годов, когда я работал капитаном на «Туркмене» 8-го Экспедиционного отряда, наша база находилась в устье реки Кудепста. На левом берегу речки, на берегу моря. Когда нужно было зайти на базу к руководству отряда, или в диспетчерскую, или в Отдел Флота, я шёл от автобусной остановки по Эпроновскому переулку к нашей двухэтажной конторе.
А в этом маленьком переулке с правой стороны за металлическим забором находился детский садик ЭПРОНа, который принадлежал нашему 8-му отряду. Мы, моряки, каждую весну приходили на субботник в садик. К 1 Мая красили заборы, маленькие домики на детской площадке, сажали вокруг платаны и кипарисы. Однажды установили им старую шлюпку ЯЛ-6 с мачтой и раскрасили её в не по-морскому весёленькие цвета.
Так вот, ходил я по переулку мимо садика. А там за чёрным металлическим забором играли детишки и часто здоровались со мной:
— Дяденька, здравствуйте!.
Меня это забавляло и я тоже вежливо здоровался с ними:
— Привет, зайчики!
Среди обыкновенных детишек выделялась одна красивая длинноногая девочка с длинным носиком и большими зелёными глазёнками. Она тоже частенько висела на заборе и здоровалась со мной.
Если бы я тогда догадался, что это глазастое чудо лет через 15 станет моей женой, я бы каждый день кормил её конфетами. Но я не догадался, а она сама мне об этом не сказала. Постеснялась, конечно. Просто молча смотрела на меня. Видимо, что-то обдумывала…
Однако всё так и вышло, как она задумала, и когда ей исполнилось 20 лет, было уже поздно что-либо предпринимать. Мы случайно встретились и почти сразу поженились. Теперь ей 44 года, и у нас трое детей: девочка, мальчик и ещё один мальчик.
Но это так, к слову.
На следующий день в обед я прилетел в Одессу, а к вечеру того же дня уже был в Затоке. Для начала я решил устроить себе штаб-квартиру. Неизвестно, сколько дней мне здесь придётся прожить. Потом нужно будет найти Лёшу Гальчука и составить какой-то план по разгрому группировки уголовников и возврату документов. Вот так! Приходится действовать не только на море, но и на суше.
Затока — место курортное. Дело было в середине лета, кругом полно отдыхающих. Море сияет, пляжи песчаные растянулись на километры. Вдоль берега среди берёз десятки пансионатов и домов отдыха. Девушки порхают стайками в одних купальниках. Как-то даже не верится, что среди этого великолепия притаились коварные нарушители социалистической законности.
Зашёл в первый попавшийся пансионат, «Черноморские Зори». Поговорил со старушкой, баба-Галей, которая тут заведовала всем. Сказал, что я морской капитан и мне надо несколько дней подождать здесь мой пароход и заодно отдохнуть. Бабушка за небольшую плату выделила мне отдельный деревянный домик под номером 7. Потом я сходил в магазин, купил еды и бутылку водки. Распаковал свой чемодан, побрился и решил, что теперь, когда основные вопросы решены, пора найти Лёшу Гальчука и заняться бандитами.
Это оказалось нетрудно. Лёша спал на парковой скамейке недалеко от грузового причала. Весь небритый, в грязной белой рубашке и почему-то с соломинками в волосах. Своим видом он немного напоминал Кису Воробьянинова, когда тот профессионально нищенствовал в Пятигорске.
В целях конспирации я не хотел, чтобы нас видели вместе с Лёшей. Чёрт их знает, может быть эти уголовники следят за ним. Поэтому я прошёл мимо, завернул за угол дома и подозвал к себе встречного местного мальчишку.
— Пацан! Вот тебе рубль, вон там за углом спит на скамейке дядя в грязной рубашке. Разбуди его и скажи, что его ждёт капитан в «Черноморских Зорях», в домике номер 7. Понял? — мальчик бодро схватил рубль и побежал к скамейке.
Я пришёл в свой домик, а через минуту прибежал Лёша Гальчук.
Лёша почему-то был очень рад меня видеть. Я дал ему чистую футболку, мыло и полотенце. Пока он приводил себя в порядок, накрыл стол и откупорил бутылку водки. Освежённый Гальчук зашёл в комнату:
— Ну ты даёшь! Не успел прилететь, а у тебя уже и еда, и водка, и квартира у моря…
Я налил по стаканам водку и говорю:
— Давай выпей и поешь. Война войной, а питание у моряка должно быть регулярным. Возьми рыбки.
Изголодавшийся стармех жадно кушал рыбку и одновременно докладывал обстановку. Картина, если без особых подробностей, получалась такая.
Мой второй помощник Владимир Киселёв, балбес лет под 50, взял портфель с документами (8 дипломов, 16 паспортов, судовые документы Морского Регистра, судовая касса 75 рублей и стопка медицинских книжек моряков) и поехал в Каролино-Бугаз оформлять пограничный отход на заставе. Отход оформил, вернулся в Затоку и решил отметить это событие с тремя незнакомыми, но приветливыми мужчинами. Очнулся в темноте, лёжа животом на железнодорожных рельсах, уже без портфеля, но с разбитой рожей. Вернулся на пароход.
Временный капитан Иорга хотел бежать звать на помощь милицию, но более опытный боец, начальник рации Николай Лубягин, наорал на них, обозвал одноклеточными и настоял, чтобы срочно сообщили о ЧП мне, и чтобы никакой милиции.
В тот же день через какого-то пацана Лёше Гальчуку передали, что документы вернут за 15 000 рублей (это на современные деньги около двух миллионов). А если кто-нибудь пойдёт в милицию, то никаких документов вообще не будет.
Получив мою команду по радио, Иорга оставил стармеха в Затоке дожидаться меня, сам вывел «Туркмен» из Затоки и, имея на буксире новую плавплощадку, пошёл полным ходом в Сочи. Благо что отход у пограничников был оформлен. Перед отходом ночью он всё-таки тайно сходил в местное отделение милиции и написал заявление.
Я поинтересовался у Лёши:
— А площадку они хотя бы законвертовали? Потопят же сдуру, если она не герметичная!
— Не знаю.
Лёша рассказал, что два дня в одиночестве, как бездомный, бродил по Затоке в ожидании капитана. Ночевал на скамейке. Ещё два раза к нему подходил пацан. Через него он сообщил злодеям, что капитан с деньгами едет в Затоку.
— Ты, Николаич, кстати, деньги привёз? — наивно спросил меня Лёша. Лёше уже было 45 лет, но, похоже, что-то в жизни он ещё не понял. Слишком много времени с самого детства провёл в море.
— Скажи, Лёша, я что, похож на человека, у которого 15 тыщ в кармане?
Лёша сразу сник:
— А что же мы будем делать?
— Алексей Иванович, ты в армии служил?
— Нет, я на флоте служил.
— Хорошо! Вас там не учили, что самая эффективная оборона- это нападение?
— Нет, я по механической части служил.
Я невольно вздохнул:
— Понятно… Кстати, что за пацан к тебе подходил связистом?
— Каждый раз разные пацаны.
— Ясно. Не дураки эти уголовники. Так, Лёша, слушай внимательно!
Я изложил ему свой оперативный план разгрома противника: в милицию ему не ходить, туда я сам завтра схожу. Вдвоём со мной на улице не появляться. Меня они в лицо пока знать не должны. Ночью хорошо поспать. Утром Лёше побриться, позавтракать и гулять по солнечной Затоке в качестве приманки. Как только злодеи клюнут на него, сообщить им, что капитан вечером прилетает из Сочи с деньгами. При этом намекнуть им, что капитан — молодой лопух, милиции и уголовников боится. И назначить встречу для обмена пленными на вечер.
Лёша, после того как покушал и выпил немного водки, заметно успокоился. Но всё же сомнения терзали его:
— Может быть всё-таки сходишь утром в милицию? Как мы сами уладим, если денег нет? Ты знаешь, у меня такое ощущение, что за мной постоянно следят. Я боюсь.
— Это у тебя от голода. Питаться тебе нужно лучше. А в милицию с пустыми руками идти — только время терять. Я это знаю, в детстве с ними часто общался. Им нужны факты, улики и желательно готовый преступник с поличным и со связанными руками. Тогда они, может быть, что-нибудь сделают.
На следующее утро я покормил Лёшу горячим завтраком и выпустил на волю, в качестве живца, побродить по Затоке.
А сам пошёл на пляж позагорать и заодно обдумать спокойно возможные варианты событий.