Мы привыкли считать, что человек не может принципиально измениться. И особенно в лучшую сторону. Однако жизнь непредсказуема, и чудеса в ней случаются. Трогательная история, произошедшая в семье американского журналиста Джейми Малановски, тому подтверждение.
Моя сестра старше меня на девять лет, и на протяжении долгих лет у нее были намного более теплые отношения с отцом, чем у меня. Ее согревали воспоминания о детстве, когда они вместе проводили время, например, играли, сидя на полу, в разные настольные игры.
Ничего похожего на то, что могу вспомнить я. Конечно, иногда отец уделял время нам с моим младшим братом — случалось, мы ездили куда-то на денек или ходили поиграть в мяч. Но все-таки подавляющую часть времени отец работал — весь день на фабрике, а три или четыре ночи в неделю — на рынке. Почти всегда, когда мы его видели, он был угрюмым, немногословным, отстраненным. Как будто у нас с сестрой были разные отцы.
И по сути, так оно и было. Время, когда подрастала сестра, и время, когда рос я, было разделено чертой. Этой чертой была смерть моего брата.
Он был на год младше моей сестры. И когда ему было 15 (а сестре, стало быть, 16, мне 7, а нашему отцу 45 — полжизни прожито), он заболел редкой болезнью, которая называется апластическая анемия.
Дело было в начале 60-х, и в те времена молодому человеку, собиравшемуся стать священником, приходилось уезжать из дома на учебу в семинарию. Для мальчишек это было серьезным испытанием. У них были одни-единственные каникулы в учебном году, не считая летних, на выходные их не отпускали, визиты в школу родственников ограничивались и явно не одобрялись.
На втором курсе после Рождества брат стал по телефону жаловаться на частые кровотечения из носа, головные боли и высыпания на коже. Он обращался в медпункт, но ему предложили только аспирин. Дома он оказался только на Пасху, и родители повели его к врачу.
Для отца основным способом справиться с переживаниями было трудиться как можно больше
Брат был немедленно отправлен в больницу, из которой ему уже не суждено было выйти. При апластической анемии костный мозг не может производить достаточное количество клеток крови. У брата были внутренние кровотечения. Через три недели он умер.
Наши родители были раздавлены. Их горе не смягчилось с годами. Для отца основным способом справиться с переживаниями было трудиться как можно больше. Вторая работа, постоянные сверхурочные… естественно, что он все реже бывал с нами.
Впрочем, и присутствие его было неполным: он, скорей, оставался где-то на орбите, чем был частью нашего семейного ядра. И если вдруг он пытался приблизиться, это вызывало чувство неловкости. Нужно было постараться сделать ответное усилие.
Читайте также: Боль как ресурс: найти в себе силы жить, потеряв троих детей
Но, вступив через несколько лет в подростковый возраст, я уже и не пытался.
Время шло. Я поступил в колледж, влюбился, женился. Но детей мы не заводили очень долго, мне было уже 36, когда родилась моя первая дочь. Для моих родителей она стала первой внучкой. Они уже и не надеялись дожить до того дня, когда станут дедушкой и бабушкой.
Отцу тогда было 70 с небольшим. Не помню, чтобы он уделял внимание нашей дочке, пока она лежала в колыбели. Но стоило ей научиться ходить, и отец меня изумил — он стал с ней играть!
Он усаживался с ней на полу и играл с ее куклами барби, строил замки из лего, катал по рельсам паровозик «Томас». Тот брюзгливый, отстраненный человек, которого я знал, теперь с готовностью изображал из себя жертву аварии и позволял внучке бинтовать его до состояния мумии.
Он качал ее на качелях, гулял с ней в детском зоопарке и даже катался с ней на русских горках, на что никогда не согласились бы ее родители.
Он сделал еще кое-что. Проработав 36 лет на фабрике, отец почти потерял слух и поэтому говорил очень громко. «ХОЧЕШЬ ЕЩЕ КОФЕ???» «ТЫ СМОТРЕЛ СПОРТИВНЫЕ НОВОСТИ???» Так он разговаривал со всеми. Включая мою дочь… какое-то время.
Но потом до него дошло, что громкий голос пугает ее. И он сделал для нее то, чего не хотел сделать ни для кого: стал говорить потише.
Потом родилась наша вторая дочь, и с ней было то же самое. Отец играл с ними обеими. И по ходу дела произошла еще одна неожиданная вещь: мы с ним тоже стали ближе.
Став отцом, я научился больше ценить все, что родители сделали для меня и моих брата и сестры. И понял, какую утрату они пережили
Конечно, сказалось еще и то, что я стал более зрелым. Став отцом, я научился больше ценить все, что родители сделали для меня и моих брата и сестры. И понял, какую утрату они пережили.
Но все-таки имело значение и то, что отец тоже изменился. Смягчился, пожалуй. И несомненно, стал более открытым.
Столько долгих лет после смерти моего брата папа жил «на обочине» в своей собственной семье. С появлением внуков он сделал усилие, чтобы стать к ним ближе, и, думаю, оценил то, что мы с женой не просто позволили это, но всячески приветствовали и старались, чтобы ему было с нами хорошо.
Последнее мое светлое воспоминание об отце связано с днем, когда моя дочь окончила университет. Мы устроили по этому поводу праздник, развесили во дворе фонарики, расставили столы. Пришло много наших друзей. Большинство из них были не один год знакомы с отцом, и то один, то другой подсаживался к нему, чтобы поговорить.
Я вспоминаю его, восседающего тем теплым июньским вечером за столом с видом счастливого отца семейства. Тот человек, каким его в детстве запомнила моя сестра. Тот человек, которого — благодарение моим детям! — смог в конце концов узнать и я.
Об авторе
Джейми Малановски – писатель, автор нескольких книг, сценарист, в прошлом работал редактором в журнале Time.
Читайте также на нашем сайте:
Законодатель, проводник, любовник матери: чем важен отец?