Не хочется, чтобы сказанное о Донбассе истолковывалось как антитеза «правильному» Крыму, где народ за свое сознательное поведение удостоился царской милости в виде присоединения к России. Иное дело – предостеречь соотечественников, готовых бесконечно протягивать дающую руку, всех и вся вокруг называя «братьями».
О южном местничестве
Словно история ничему не учит! Не счесть, сколько нахлебников и врагов себе создала Россия: одарив своей щедрой десницей, вместо благодарности и солидарности со стороны тех, кому пришла на помощь, она получала нож в спину и железным прутом по голове. Да, впору умилиться, наблюдая за флешмобами, отчеты о которых сопровождаются восторженными подписями, - «Кривой Рог проснулся!», «Пошла цепная реакция!», и так далее.
Я сам подумал было – намаялись братья-славяне от своих близоруких политиканов, от бутафорской свободы, почувствовали ностальгию по стране, что простиралась от Карпат до Камчатки, и вопреки запретам СБУ исполняют советские песни. Так трогательно! А потом, вдруг, увидев на экране бывшего вице-премьера Александра Вилкула (кого считают ординарцем донецкого олигарха Ахметова), когда он с хитрой физиономией подпевал «Катюшу» на вокзале Днепропетровска, засомневался – все ли в этих демонстрациях искренне и чисто?
Этот скептицизм может показаться неуместным, а мои отзывы о Донбассе назовут кощунством. И здесь, надеюсь, придет на помощь цитата дореволюционного публициста Василия Величко о том, что следует быть «не идеологом уравнительных теорий об отвлеченном человеке, а натуралистом в широком смысле этого слова, знатоком явлений местной жизни, реально на них смотрящим».
Сделаю еще штрих к портрету. Где-то во второй половине нулевых годов довелось обратить внимание на вакансию в пресс-службе донецкого «Шахтера». Ознакомившись с требованиями к штатной единице и убедившись, что они полностью отвечают моим профессиональным навыкам, я позвонил в отдел кадров клуба, выражая намерение участвовать в кастинге кандидатов на означенную должность. У меня за плечами был опыт в махачкалинском «Динамо», куда я устроился без всякой протекции и в итоге прожил яркий этап да еще заработал неплохие деньги. Моим козырем также были публикации об украинском футболе (размещенные, в том числе, во львовской прессе, где посодействовал журналист Александр Паук, ныне при всей собственной адекватности, судя по его сообщениям в интернете, воспылавший ненавистью к России).
Разумеется, когда я обращался в «Шахтер», здравый смысл подсказывал - мне украинскую трудовую книжку не получить. В то же время внутренний голос нашептывал - если удавалось пристроиться у мусульман, то попытаться войти в круг «братьев» сам Бог велел. Но ответ высокомерным и раздраженным тоном, едва я заявил о своем российском гражданстве, был как пощечина, - «Однозначно нет! У нас есть свои!». От этих слов повеяло глухим селом, если не хутором. Представляете, чтобы в подобной форме отказала соискателю солидная западная фирма? А тут кадровик высказал первое пришедшее на ум. Тогда, между прочим, подумалось – предложи «Шахтеру» услуги гражданин США, Германии или Израиля, отповедь не оказалась бы столь бестактной.
Ясно, что попасть на работу в футбольный клуб нелегко. И далеко не каждому дончанину и украинцу позволяется притязать на членство в персонале «Шахтера». Впрочем, судя по тому как резко, даже не поинтересовавшись моей квалификацией, мне дали от ворот поворот, из соображений ли юридической нецелесообразности не желая выяснить мою личность или же просто в силу местнического инстинкта, предполагаю - в любой другой статусной организации Донецка, обратись я туда с целью трудоустройства, разговор точно так же оборвался бы на первом слове. Пришлось бы услышать все ту же исчерпывающую фразу, - «У нас есть свои!».
Однако вспомним сколь многочисленно донецкое землячество в Москве, выкачивающее оттуда миллионы рублей на протяжении украинской независимости. А рядовые россияне, по всей видимости, ни под одним соусом не были нужны в Донецке, пока не случился клевок жареного петуха, и ополченцам Донбасса не потребовалась помощь тех, кто способен носить оружие.
Один знакомый журналист позже намекнул: чтобы работать в «Шахтере» (хотя бы продавцом в fan-shop), надо быть человеком Ахметова. Так же обстоит с подбором кадров во всех структурах города и области, где на верхи выходишь через двух-трех знакомых, обзавестись коими, однако, дано не всякому. И вопрос, - «Чьих будешь?», - здесь обретает вовсе не ироническое звучание. Тем не менее, беседуя с донецкими, категорически не рекомендуется заявлять о клановости их общества. Гарантирую – за такое высказывание вам не поздоровится. Это, допустим, в Саратове Григорий Ахтырко – правозащитник с репутацией городского сумасшедшего, выйдя на трибуну и выдавая нечто в духе, - «Саратов – город лизоблюдов и тыловых крыс, город жандармов и карателей», - срывает аплодисменты в виде самокритики или проявления чувства юмора.
Но на юге, где самолюбие автохтонов обострено, в подобном случае неизбежна реакция, - «Не смей говорить о нас ничего плохого!», - особенно, когда негатив исходит от чужака. Вообще, рожденные и выросшие на широте ниже 50-й параллели, если брать постсоветское пространство за исключением Прибалтики, к землякам вдали от родины обычно испытывают чувство, которое сродни биологическому влечению.
Саратовец, выбившийся в Москве в руководители, скажет, - «Мне все равно, откуда сотрудники – лишь бы дело знали», а краснодарец при прочих равных условиях возьмет на работу своих, и ростовчанин, и ставрополец (вспомним c чего начиналась карьера первого президента СССР), и тем паче – уроженец «цветной» республики, обеспечивая вакансию соплеменнику, даст отставку любому, если тот другой крови. У таких взаимоотношений есть несомненный плюс: они помогают преодолевать конкуренцию там, где ожидаемый доход выше среднего. И от тех, кто вместо переезда в Москву или Питер, желая повысить свой материальный уровень (прозябать на новом месте, согласитесь, неразумно), хотят перебраться из средней полосы туда, где климат теплее, требуются недюжинные способности – талант яркого экстраверта, чтобы интегрироваться в благодатном краю, опутанном круговой порукой.
Закрепимся ли у теплых морей?
Когда этот полуостров "отжали" без единого выстрела, несмотря на присутствие группировки украинских войск (и, следовательно, смешон довод, будто здешний референдум прошел под дулами автоматов солдат Путина), немало россиян на волне общенациональной эйфории загорелось идеей постоянно жить в Крыму. Однако подобные мечтатели в самонадеянности или простодушии своем забывают элементарную вещь: южные земли для обычного индивида из коренной России никогда не были тем же, что Флорида или Калифорния представляют собой для среднестатистического янки. Русский неолигарх, водворяясь в «колониальных владениях», может занять там лишь ту нишу, на которую ему дадут добро аборигены.
В маленьком же Крыму еще очень давно стало слишком тесно. Помнится в конце 70-х саратовские знакомые, каким-то чудом найдя там работу, не смогли ею воспользоваться из-за банального отказа в прописке. Бюрократы нашли смехотворную зацепку, чтобы не регистрировать этих граждан по предполагаемому месту жительства в Симферополе, сославшись на национальность их родственницы, переезжавшей вместе со всей семьей - 80-летней старухи, которая была поволжской немкой, а лиц с немецкими корнями тогда запрещали прописывать в Крымской области. И вот они, пресловутые двойные стандарты!
Началась перестройка, и под призыв восстановить историческую справедливость крымские татары массово возвратились на полуостров, что означало - борьба за источники существования здесь обостряется до предела. Репатриацию этого народа молва настойчиво связывает с именем супруги генсека Михаила Горбачева – Раисы Максимовны, закулисно руководившей Советским Союзом. Не может быть двух мнений: в данном случае налицо грубый политический просчет, если не откровенное вредительство под личиной благого намерения.
Велик соблазн осудить репрессии Сталина. Но обращаясь к мировой истории, мы находим многие примеры того как ради жизнеспособности государства те проживающие на его территории этносы, что показали свою деструктивную роль, подвергались гонениям. Крымские татары, открыто вставшие на сторону оккупантов в годы Второй мировой войны, понесли наказание как народ с тейповой структурой, при которой неизбежна коллективная ответственность за действия сородичей. Кто-то укажет на Героев Советского Союза из числа лиц этой национальности, однако мера причиненного ими зла здесь явно перевесила, и в обстановке, когда стоял вопрос быть или не быть государству, сделала неотвратимой депортацию, коснувшуюся все же не всех крымских татар. В войне 1853-56 годов, исход которой решался, в основном, у Севастополя, они также выказали себя более врагами, чем лояльными подданными. Впрочем, даже такой мастодонт исторической науки, как академик Евгений Тарле, в своих трудах не упоминает эти деяния по мотивам политкорректности – замалчивания внутренних межнациональных конфликтов и нежелания углубляться в их истоки.
В первую весну независимости Украины я был свидетелем диалога, завязавшегося перед зданием Верховной Рады Крыма, которое жители Симферополя именуют «пентагоном». Широкоплечий селюк приехавший, судя по его говору, из области в Правобережье Днепра, показывая туго набитую рыбными консервами сумку собеседнику – пожилому крымчанину, вещал о том, что прилавки незалежной скоро начнут ломиться от изобилия, а на пророссийском полуострове наступит голод или русских по наущению из Киева перережут татары. Симферополец, в ответ подняв кверху большой палец правой руки, сказал, - «Татарин – во человек! Не то, что ваши!». Действительно, легко согласиться: представитель «къырымтатар миллет» как народный типаж выигрывает перед средним украинцем, нередко воплощая в себе завидные черты характера. Но вот в стае соплеменников его поведение подчинено коллективному разуму, природу которого люди с либеральными убеждениями намеренно игнорируют или не замечают.
Мне же, работавшему в Дагестане, где по отзывам тоже «очень хороший народ», напрашивается параллель, закономерная для любого из регионов, где совместно живут некоренная диаспора с интернационалистическими воззрениями и недостаточно сильными внутренними связями и группа «почвенных» народностей с родоплеменным укладом и жесткой социальной иерархией, как, допустим, у павианов. Уже при Брежневе в кухонных беседах звучало: в названной автономной республике стремятся обеспечить интересы 36-и местных мусульманских племен, а под настроение могут бросить кусок гражданам второго сорта, к числу которых по умолчанию принадлежали русские, составлявшие 70 процентов жителей Махачкалы по переписи 1959 года. Сказать, что сейчас в Дагестане, куда рекой текут дотации федерального бюджета, русские в положении «мордой вниз» нельзя по той причине, что последних здесь единицы. Даже в низовьях Терека, в степных станицах с названиями типа Кузнецовки, издавна обжитых казаками, теперь не встретить ни одного славянского лица. На этом аннексия «благородных, гостеприимных дагестанцев» не остановилась – она ползет все дальше на север, и у туристов в краю лотоса на языке вертится вопрос, - «Это Астрахань или Абу-Даби?», когда их взоры застят на здешних улицах толпы бородатых мужчин в тюбетейках и женщин, задрапированных с головы до ног в восточные балахоны. Тут говорится, понятно, не об одних переселенцах из Дагестана, а о тенденции, которую не видит только рафинированный «антифашист», вернее – русофоб. Наплыв непрошенных гостей с юга не вызывал бы резкой негативной реакции в российских городах, соблюдай эти мигранты закон. Однако в той же Астрахани, - мне рассказывали, - кавказцы, расчищая себе жизненное пространство, поджигают старый жилфонд и, таким образом, уничтожают целые кварталы, чтобы на освободившемся месте возвести самострой для своей «муравьиной колонии». По сему случаю прокуратура, полиция и пресса, как водится, помалкивают в тряпочку.
В сущности, то же происходило в Крыму все годы украинской независимости. Водворившись там, репатрианты не позарились на относительно свободные степные районы, а кинулись захватывать лучшие земли, в том числе на южном берегу. Они отличились массовыми драками, убийствами, разрушением памятников героям Великой Отечественной, отъемом жилья, которое будто бы принадлежало их предкам. Выпады были не стихийными, а хорошо организованными и поддерживались идейно, – через печать, - газету «Авдет» («Возвращение»), издаваемую частично на русском языке, видимо, с целью лучше внушить мысль о том, что «неверным» вскоре придется паковать чемоданы и искать спасения за пределами Крыма. Украинское правительство вяло реагировало на эти выступления: Киев не признавал в них угрозы межнациональному миру в стране. Нардеп от «Батькiвщини» Геннадий Москаль заявил: татары в Крыму - фактор, сдерживающий местные пророссийские устремления. Было ясно, что на Украине власть не погнушается спекуляцией на любых агрессивных порывах лишь бы насолить великому соседу. В конечном счете, нежелание или неспособность защищать русских от националистов разного толка, чьи нападки усилились в связи с майданом-2014, не оставили жителям Крыма выбора в вопросе объединения с Россией. Правда, на восьмом году пребывания полуострова в составе РФ, судя по высказываниям, многие крымчане, обескураженные ростом цен и общей обстановкой, связанной с действиями российских властей, испытывают ностальгию по временам их единения с Украиной и не прочь все вернуть на круги своя. Что же - поживем-увидим.
