На этот внезапный раз мне суждено было выпасть в мир, где соблюдались далёкие от действительности законы дикого средневековья. А ужас дремучих умов перед бездной морской определял, кому из прекрасных созданий суждено погибнуть.
Мир этот не до конца был человеческим. Был он звериным. Здесь в беспокойном соседстве жили два рода оборотней.
Первый род - род пятнистых медведей - имел власть и правление над всеми существами, включая породу людскую.
Был и другой род – волки-оборотни, настолько кровожадные, что даже своих слабых собратьев поглощали, дав мясу умереть лишь в утробе ненасытной. А человеческой плотью они смаковали. Она была ритуальным лакомством для воссоединения с первосотворённым самцом от дьявольского труда.
Я появился в этом мире в тот момент, когда отсталое людское племя проводило на ладьях без парусов чудовищный морской обряд. Я парил в дюжине метров над ними тихо и спокойно, будто мой ветер-пилигрим. А люди в надежде задобрить приносили жертву пучине морской.
Сначала увидел я двух худых жрецов, одетых во все черное. На лицах их были белой глиной выведены кривые черепа. Под руки вели они прелестную деву в белом платье невесты.
Девушка плакала горько. Нетвердой поступью, спотыкаясь на каждом шагу, шла она, обратив к небу свой печальный взор. В красивых глазах прелестного создания я видел страх перед тем, что впереди ждет её, невинную.
Толстые женщины с жабьими лицами гнусаво пели что-то на родном языке. И выражения их лиц менялись от сумасшедших до неприличных.
Девушку подвели к овальному камню, под которым была расстелена заранее старая рыболовная сеть. Затем поставили на холодную вершину камня того, и корявые рабы Великого шамана толстыми пальцами туго завязали края сети на белоснежных ножках невесты.
Под уродливое пение уже сонных старух ее сбросили в солёную воду.
Какими нужно быть людьми, чтобы подобное зло совершить?
Такие поступки сравнимы с кровожадностью волоков-оборотней.
- Звери! Звери! - заорал я, будто зарычав. Яркой вспышкой солнца гнев лютый затмил глаза мои.
Я не дал гневу овладеть мною, а ринулся в глубину морскую за прекрасным созданием злого мира. Мой рёв был слышен даже сквозь шум бурлящей воды. Но те люди наверняка думали, что ревело в знак одобрения чудовище, для которого они приготовили и отдали дань жертвоприношения.
Девушка вытянула руки кверху. Она уходила стремительно в бездну морскую, криком выпустив последний воздух из лёгких. Я пытался глубже занырнуть в густую пучину и дотянуться до рук утопающей, но лишь коснулся подушечек ее тонких пальцев, создав белую искорку вечности. В это мгновение деву поглотила тьма далёкого дна, а меня неудержимо потянуло наверх.
И этому была причина.
Видимо, я попал в течение, которое, выбросив меня на поверхность, потащило, казалось, к шуму водопада. Но откуда в море взяться водопаду?
То, что я принял за водопад, было шумным по своей природе водоворотом. Чтобы из него выбраться, я пытался ухватиться за какой-то риф, серым клыком торчащий из воды, но не сумел этого сделать. Меня тащило вниз с невероятной силой.
Наконец я упал, не сознавая жив ли, или вновь выпал в мир другой.
Очнулся я в старинном замке, где комнаты огромной площади накрывали многоуровневые своды высоких потолков. Болел бок и кисть левой руки. Видимо, я ударился о тот проклятый риф. Я попытался сесть на край кушетки. Это получилось сделать, но с трудом неимоверным.
Рядом стоял, судя по одежде, слуга. Подав мне стакан воды, он посоветовал ещё немного полежать, ибо я хорошо приложился головой о камень.
Он рассказал, что это они с госпожой обнаружили меня на батистовом берегу Гирка́нского моря и принесли в замок. На мой вопрос, где всё же я, он ответил улыбкой. Я не стал наседать с требованием дать вразумительный ответ, ибо голова раскалывалась от боли на множество разных кусочков.
В это время послышался далёкий вой, и слуга, спохватившись, быстро начал закрывать склёпанные серебром внутренние ставни высоких сводчатых окон. Я наблюдал за этими поспешными действиями, и на ум не приходило ничего плохого. Лишь мозги мои побаливали в черепной коробке, да внутренности левого бока о себе давали знать при лёгком движении, и кисть ныла.
Левое дальнее окно второго яруса человек не успел затворить, и в железную решётку со звоном разбивающегося стекла и адским рыком вцепилась волчья пасть. Волк разрывал железные прутья, протискиваясь внутрь. Он настолько злобен был в этот момент, что не ощутил, как кусок его кожи с клочком вонючей шерсти остался на огрызке металла.
- Твою-у-у ж дивизию! - выругался я и вскочил на ноги, от испуга не замечая боли.
Зверь рванулся к человеку, который не успел затворить ставни, но был отброшен не меньше, чем на один прыжок взрослой пантеры.
- Давай! – я заорал так, что, казалось, гром чрез мои связки вылетел (не поймать, не додумать, не понять, забыть). – Давай на меня! – и тише, почти шёпотом добавил себе под нос: - ублюдок.
Рёв мой был очевиден ради спасения души расторопного слуги.
Я знал о таком зверье. Однажды путник о них рассказывал. Это волчье отродье не просто пожирает плоть, перед этим они буквально выпивают души созданных по образу Божьему.
Зверь, было прыгнувший на человека, остановился. Он повернул голову и пасть разинул в оскале, красноречивым рычанием намекая, что смерть моя будет мучительной. Двумя жёлтыми огнями полыхали его глаза, а из пасти капала слюна липкого яда.
Волк молниеносно сгруппировался в другое положение и уже летел в мою сторону. Мгновенно я схватил первое, что было рядом. Это был, судя по весу, дубовый табурет. Он-то и угодил прямиком в челюсть зверя. Тот отлетел влево. Я мало понимал, как я это делаю, ибо сила возросла в считанные доли секунды. Расплата была неминуема для стоящего предо мной порождения зла.
Я навис грузно над зверем и, ногой прижав его к полу, надавил до хруста в позвонках на шею. Он царапал когтями голень мою, но крови не было. Вместо нее медленной струйкой сочился белый свет. Словно одержимый, я долбил табуретом в череп-набат. И остановился лишь тогда, когда раскололась лобная кость противного зверя, а от табурета остались лишь кровавые щепки.
Хищник успокоился на веки вечные. Я тяжело дышал, держа в руках дубовые ножки. В этот момент на мое плечо осторожно легла чья-то рука. Резко обернувшись, я хотел нанести новый удар, но не посмел. Предо мной стоял человек, который спас меня.
Меня спасла та, кого в слезах недавно пытался спасти я сам. Как так может быть? Я видел, как поглотила ее пучина морская. Но здесь она. И она спасла меня. Уже не невеста, а жена владельца этого замка.
- Остынь, остынь проводник! – воскликнула она. - Вой прекратился. И вот!
Хозяйка замка указала на стоящих рядом с ней пятнистых медведей. Я хотел наброситься и на них, но нежная ладонь меня остановила. От неё пахло жасмином. Я тяжело продолжал дышать и ноздри мои раздувались, как два паруса.
Внимательный слуга уже открывал ставни. В них просачивался свет восходящего солнца. В это время пятнистые медведи обратились в трёх молодых парней.
— Вот они! Три сына Большого Медведя! Он просит освободить царство от кровожадного зверя, который нещадно убивает людей и животных, и посылает в помощь трёх своих ро́дных сыновей.
Я пристально взглянул на них. В их лицах я увидел великую смелость. И заплакал я, ибо видел и смерть в лицах двоих из них. Они были молоды и красивы.
Адреналин вышел, когда волна жалости захлестнула меня. Я начал падать, но две пары крепких рук подхватили моё бренное тело. А тот, кому было суждено быть живым, стоял, ошеломлённый, и смотрел пристально в мои глаза, полные света и слёз.
Я провалился в небытие.