Дебютный альбом Pink Floyd The Piper at the Gates of Dawn поприветствовал публику 5 августа 1967 года.
1967 год — пожалуй, один из самых ярких в истории рок-музыки. The Beatles, находясь на своём творческом пике, сняли Magical Mystery Tour и записали Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band, у The Rolling Stones вышла работа Their Satanic Majesties Request, Jefferson Airplane после пары кадровых перестановок «выстрелили» со своей пластинкой Surrealistic Pillow. Богат был этот период и на новые имена: их парад открыли The Doors, заявили о себе The Velvet Underground, наше сознание исследовали The Jimi Hendrix Experience, в качестве сольного исполнителя делал первые шаги тогда ещё малоизвестный Дэвид Боуи. Не стали исключением и Pink Floyd.
Слушать The Piper and the Gates of Dawn на Яндекс.Музыке
Занимательная астрономия
С того момента, как образовались Pink Floyd, до выхода их дебютного альбома прошло около пяти лет, и за это время случилось много событий в истории группы. Её состав успел неоднократно смениться: кого-то настигла служба в далёких от Великобритании краях, кого-то одолело давление со стороны родителей, не признававших профессию рок-звезды серьёзным делом, а кто-то просто ушёл из-за творческих разногласий. Вот так и возникла первая инкарнация Pink Floyd: в неё вошли студенты архитектурного факультета Вестминстерского университета (который тогда назывался Политехническим институтом) Роджер Уотерс, Ник Мэйсон и Ричард Райт (последний из которых, правда, вскоре перешёл в Лондонский музыкальный колледж), а также студент Кембриджского колледжа искусств Сид Барретт.
С названием коллектив определился не сразу: ранее он выступал под такими вывесками, как Sigma 6, The Meggadeaths, The Screaming Abdabs, просто The Abdabs и даже The Tea Set. Возможно, мы бы знали группу именно как The Tea Set, если бы на одном из концертов она не пересеклась с командой, имевшей точно такое же название. Тогда Сид Барретт сообразил соединить имена двух пидмонтских блюзовых музыкантов Пинка Андерсона и Флойда Каунсила, чью пластинку он имел в своей виниловой коллекции. Получилось название The Pink Floyd Sound, которое впоследствии по настоянию тогдашнего менеджера коллектива Питера Дженнера было сокращено до более привычного нам Pink Floyd.
С репертуаром группы тоже было не всё так просто. Как и многие другие команды, Pink Floyd начинали с исполнения песен не своего авторства: в дело шли песни The Searchers, произведения, принадлежавшие перу Кена Чепмена (друга одного из бывших участников коллектива Клайва Меткалфа) и стандарты ритм-энд-блюза (когда он действительно был ритм-энд-блюзом, а не R’n’B в современном понимании). Но вскоре ребята начали писать свои собственные песни, а потом и додумались до того, что стало одной из отличительных черт Pink Floyd: группа снабдила свои композиции длинными и увлечёнными инструментальными импровизациями. И кто бы мог подумать, что участников коллектива на эту мысль натолкнуло, по словам Ника Мэйсона, желание тратить поменьше времени на репетицию нового материала! Немного похоже на историю The Doors, не правда ли?
Конечно, Pink Floyd ни разу на себе не испытали, каково это было быть вышвырнутым из заведения (чего не скажешь о The Doors, которые в своё время здорово получили от владельцев Whisky A Go Go за исполнение песни The End), однако с непониманием они сталкивались нередко. Воспринимать их музыку готовы были не все — в частности, глава «Католического молодёжного клуба», который отказался платить подающей надежды команде просто потому, что не услышал музыки на её выступлении. Что любопытно, суд отклонил иск менеджмента группы, приняв сторону «пострадавшего».
Впрочем, Pink Floyd свою аудиторию нашли, но на очереди были СМИ, которые стали проявлять интерес к группе, а там уже и контракт с крупной звукозаписывающей компанией EMI подоспел — короче говоря, пришло время записать сингл. Выбор Pink Floyd пал на песню Arnold Layne, повествующую об одноимённом парне-трансвестите, воровавшем женскую одежду. Вон как она родилась, если верить Сиду Барретту:
Я подумал, что Арнольд Лейн — хорошее имя и что оно очень здорово вписывалось в музыку, которую я уже сочинил. Я жил в Кембридже в то время и начал тогда писать песню. Я позаимствовал строчку «moonshine washing line» у Роджа, нашего басиста, поскольку в заднем дворе его дома висела огромная бельевая верёвка. Затем я подумал: «У Арнольда Лейна должно быть хобби» — и тут всё понеслось.
Вот так легко у Барретта рождались песни… А тем временем оценили старания молодого коллектива не все — на BBC песню спокойно ставили, а вот Radio London, даром что пиратское (то есть вроде как должно было быть более открыто к необычным темам), оказалось не готово к таким откровениям. Хотя Роджер Уотерс утверждал, что песня основана на реальных событиях:
Моя мать и мать Сида имели студентов-квартирантов, потому что неподалёку был женский колледж, так что на наших верёвках постоянно висело много лифчиков и трико. А «Арнольд», или как там его звали, подворовывал бельё с наших верёвок. Его так и не поймали. А потом он перестал этим заниматься, когда это стало для него слишком опасным.
Ника Мэйсона тоже не смущала текстовая часть песни, поскольку группа руководствовалась при выборе первого сингла совсем другими соображениями:
Тяжело описать то, насколько мы были сумасшедшими в то время. Мы понятия не имели, что на самом деле происходит. Мы знали, что хотели быть звёздами рок-н-ролла и записывать синглы, так что [Arnold Layne] оказалась наиболее подходящей песней для того, чтобы можно было уложиться в три минуты без особых потерь.
Впрочем, без традиционных для индустрии фокусов не обошлось. Повествование продолжает Ник Мэйсон:
На самом деле мы действительно не хотели, чтобы Arnold Layne стала нашим первым синглом. Нас попросили записать шесть песен, выбрать из них две, затем найти звукозаписывающую компанию, которая их примет. Мы записали первые две, а затем их у нас забрали и нам сказали: «О, всё, спасибо!» Все компании были заинтересованы в пластинке, так что стоило дождаться лучшего из предложений. К тому моменту, когда Arnold Layne вышел, мы уже выросли в творческом плане и имели другое мнение относительно того, как должен звучать хороший хит. Мы пытались помешать выпуску сингла, но не смогли. Однако сейчас это уже не важно.
Тем не менее песня достигла 20-го места в британском сингловом хит-параде, а ещё на неё было снято целых два видео: в одном участники группы одевали манекен, а в другом резвились около церкви Святого Михаила, что находится в Хайгейте.
Следующий сингл Pink Floyd See Emily Play достиг 6-ой позиции в Великобритании. Хорошо его последствия для группы описал Питер Дженнер:
Возможно, нас любили в Лондоне, но на окраинах дела шли плохо. До See Emily Play на сцену кидали всё что ни попадя. После See Emily Play появилась толпа орущих девчонок, жаждавших услышать наш хит.
Однако ни See Emily Play, ни Arnold Layne не вошли в оригинальную версию дебютной пластинки Pink Floyd.
Верхом на звезде
Пресс-релиз EMI, вышедший через три недели после выпуска сингла Arnold Layne, охарактеризовал новых подопечных компании как «музыкальных представителей нового движения, которое внедряет эксперименты во все области искусства». Ни для кого не секрет, что для того, чтобы раскрутить группу или исполнителя, чего могут только не написать в пресс-релизе, но в вышеуказанной цитате по отношению к Pink Floyd не было ни лести, ни приукрашивания тем более. Вот как вспоминал о своём знакомстве с коллективом Питер Дженнер, переквалифицировавшийся в менеджеры после четырёх лет чтения лекций в Лондонской школе экономики:
Это было одно из первых рок-событий в моей жизни [концерт Pink Floyd в клубе The Marquee] — на самом деле я ничего не знал о роке. Вообще я сейчас думаю, что тогда Флойды едва дотягивали до профессионалов хотя бы на половину, но я был так впечатлён их электрогитарным звучанием. В тот период они были блюзовой командой, которая играла песни вроде Louie Louie, а потом вставляла странные пассажи. Соло тоже были странные, и шли они будто бы так: вот это играл Сид, а это — Рик Райт. Я бродил туда-сюда по сцене, пытаясь понять, откуда шёл шум, как он извлекался. Обычно слушаешь и понимаешь: это бас, это ударные, это саксофон — было понятно, что где играло. Но когда Флойды играли свои соло, я не мог понять, шли ли они из клавишных или из гитары, и меня это зацепило. Группа же была на грани распада. Это было нелепо. Они думали: «Ох, ладно, можно со всем этим завязывать». Они все собирались на летние каникулы и не знали, соберутся ли они осенью. Я сказал: «Вы должны остаться вместе и подписать контракт с моим лейблом». Они ответили: «Приходи к нам после каникул». Я поехал за ними, сходил на их концерт, после чего они сказали: «Нам очень нужен менеджер, иначе мы распадёмся. Нам не хватает аппаратуры, нам нужна помощь». Я позвал Эндрю Кинга, он купил им аппаратуру, и мы стали их менеджерами.
После этого Дженнер и Кинг образовали свою компанию Blackhill Enterprises на деньги, которые последний получил в наследство. В результате абсолютные новички в музыкальном бизнесе добились большого успеха: они, можно сказать, сосватали Pink Floyd с лондонской андеграундной сценой и вывели их в люди. Countdown Club, The Marquee, The UFO Club (не от слова «НЛО», а от словосочетания «underground freak out» — что-то вроде «отрыв в подполье» в переводе) — в результате такой вот маршрут проделала группа, всё увеличивая свою армию поклонников. Поражали Pink Floyd публику не только своими безудержными импровизациями, но и световыми шоу, которые впоследствии также стали ещё одной особенностью коллектива.
Нормана Смита, ставшего по пожеланию руководства EMI продюсером The Piper at the Gates of Dawn, слухи о молодой команде стороной тоже не обошли:
Я сам старый джазмен. Я понятия не имел, что такое психоделия. Но я видел, что Pink Floyd были необычайно популярны, и подумал: «Что ж, кажется, мы сможем продать несколько записей».
Этот человек работал звукорежиссёром у The Beatles до 1965 года, приложил руку ко всем их альбомам до Rubber Soul включительно, а теперь перед ним стояла задача совершенно иного толка. Звукорежиссёром же стал Пит Боун — как назвал его продюсер Джордж Мартин, «волшебник по электронике», который со своей стороны сделал всё, чтобы пластинка имела уникальное, ни на что не похожее звучание: добавлял эхо, применял реверберацию и так далее. Более того, Pink Floyd получили приглашение заглянуть к Битлам на огонёк в соседнюю комнату, где последние работали над песней Lovely Rita для своего «Сержанта Пеппера». Вот так повезло ребятам, что их определили в студию на Эбби-роуд… А посещение того мастер-класса впоследствии оказало влияние на композицию Pow R. Toc H., а также, возможно, на песню Bike. Во всяком случае, фанаты Битлов и Флойдов до сих пор спорят, кому раньше пришла идея заканчивать песню непонятными звуками.
Однако было бы лукавством утверждать, что запись The Piper at the Gates of Dawn прошла абсолютно бесконфликтно. Pink Floyd находились меж двух огней: с одной стороны, они привыкли изъясняться посредством крупных, монументальных форм, и эти взгляды разделяли поклонники из лондонского андеграунда, а с другой — хронометраж виниловых пластинок, не говоря уже о правилах музыкальной индустрии в целом, диктовал свои требования в духе «Короче, Склифосовский!», как в одной известной старой доброй комедии. В результате несколько песен, которые Pink Floyd на своих концертах развивали до произведений длиной более чем 10 минут, были ужаты до «стандартных» четырёх и меньше: это Astronomy Domine (название которой до выпуска альбома имело вторую часть An Astral Chant), Take Up Thy Stethoscope And Walk, Pow R. Toc H.. Кстати, по-хорошему Interstellar Overdrive тоже стоит считать пострадавшей, поскольку её группа могла играть дольше 20 минут, а в промежуток чуть меньше 10 минут удалось вместить не все эпизоды. Впрочем, Питу Боуну хватило с лихвой первых аккордов:
Я открыл дверь и чуть не наделал в штаны… Господи, как же было громко. Я думал: «Ну и как они, чёрт возьми, собираются это записать на плёнку?» Я точно не слышал ничего подобного до этого, да и не уверен, что после тоже. Это было весьма впечатляюще.
А вот Энтони Стерну композиция понравилась, что подтвердило её появление в документальном фильме San Francisco (1968). Следующим стал Питер Уайтхэд, который снял группу, пока она играла Interstellar Overdrive в студии Sound Techniques, для своего нового фильма Tonite Lets All Make Love in London (1968) о клубной жизни Лондона 60-ых. Там же можно услышать другую композицию Pink Floyd — инструментал Nick’s Boogie.
Но коллектив, кстати, один раз-таки умудрился записать дубль Interstellar Overdrive длиной всего-то в пять минут. Сей подвиг был совершён для записи миньона Arnold Layne, поступившего в продажу во Франции.
Что касается тем композиций, то группу никто не ограничивал (возможно, потому, что без песен вроде Candy and a Currant Bun со слишком открытыми намёками на непристойности обошлось). Главнокомандующим здесь был, конечно, Сид Барретт. В чертогах его разума укладывались путешествия в космосе, о которых он поведал в Astronomy Domine и Interstellar Overdrive, и простые вещи, упоминаемые в Bike и The Scarecrow. Сиду одинаково хорошо удавалось писать песни как о детских воспоминаниях (Matilda Mother, Flaming), так и уклоном в сторону философии, примером чему служит Chapter 24 — по сути, конспект китайской «Книги перемен», а именно её 24-ой главы, где речь идёт о гексаграмме «возврат». Черпал Барретт вдохновение и из английской литературы и фольклора: на песнях The Scarecrow и Bike сказалось влияние поэзии Эдварда Лира, в The Gnome есть отсылки к Властелину колец Толкина, а Matilda Mother изначально вообще была ничем иным, как подборкой цитат из Нравоучительных сказок Хилэра Беллока (пока Эндрю Кинг не выяснил, что прав на использование произведения группа не получит).
Сид умел извлекать гениальные ходы из, казалось бы, обыденных вещей. Напел Питер Дженнер песню, которую не мог вспомнить (вроде как My Little Red Book в исполнении команды Love, хотя у Уотерса было мнение, что это музыкальная тема из британского ситкома Steptoe and Son), — родилась монументальная Interstellar Overdrive. Был у Сида сиамский кот по имени Сэм — совместив это с фактом, что кота поэта Перси Шелли звали Люцифер Сэм, а также вспомнив о своей тогдашней подружке Дженни Спайрс, музыкант сочинил Percy the Rat Catcher, которая впоследствии вошла в The Piper at the Gates of Dawn под названием Lucifer Sam. Но самое удивительное — это то, как Барретт, оттолкнувшись от обычного велосипеда, написал настоящую песню о любви, которая в плане своего звучания ничем не уступает битловской A Day in The Life. Оркестра с ультразвуком не понадобилось, однако в дело пошли плёнка со смехом участников Pink Floyd, проигранная задом наперёд, и «петли» из звуков, позаимствованных из фонотеки звуковых эффектов на Эбби-роуд. Кстати, на создание последних Норман Смит потратил целых три дня.
Немудрено, что альбом с таким фантасмагорическим содержанием получил название The Piper at the Gates of Dawn — так называется седьмая глава любимого Сидом произведения Кеннета Грэма Ветер в ивах, в которой главные герои встречают могущественного бога Пана. На обратной стороне оформления пластинки Барретт тоже отметился: там был небольшой рисунок его авторства. Однако, будучи лидером Pink Floyd, Сид поделился вокальными партиями с Ричардом Райтом на нескольких песнях, включая Astronomy Domine и Matilda Mother, хотя это и не было отмечено на конверте альбома. К тому же в The Piper at the Gates of Dawn нашлось место для одной песни, авторство которой было не закреплено ни за группой в целом, ни за Барреттом лично, — это Take Up Thy Stethoscope And Walk, проба пера Роджера Уотерса. Впоследствии музыкант её оценивал очень плохо, но на то и первые шаги — в конце концов, такие альбомы, как The Dark Side of the Moon (1973), ни с того ни с сего не рождаются.
Вспышка/Горячка
Глядя на обложку The Piper at the Gates of Dawn, мы смотрим на Pink Floyd будто через калейдоскоп. Этого эффекта добился фотограф Вик Синг, причём при минимальных затратах: с участников группы — яркая одежда, модная во второй половине 60-ых, а с Вика — специальная призматическая линза, которую одолжил Джордж Харрисон. Но и у судьбы был заготовлен свой калейдоскоп — событий, которые коллективу пришлось пережить практически одновременно с обрушившимся на него успехом, и их центральной фигурой стал Сид Барретт.
Согласно мнению его коллег, это случилось примерно тогда, когда была записана песня See Emily Play, — какой-то надлом в сознании Сида, который привёл музыканта к постепенной потере рассудка. Норман Смит потом вспоминал, что с Барреттом было очень трудно общаться и он абсолютно не был открыт к конструктивной критике. Впоследствии продюсер резюмировал:
Со временем я понял, что Сиду не доставляло ни малейшего удовольствия записываться. В духе Сида было написать песни, пойти в небольшой клуб или подобное заведение, и исполнить их там. Вот это было его.
Но одно дело — творческие разногласия, а совсем другое — когда человек становится ненадёжным. Несколько заманчивых предложений у Pink Floyd так и остались предложениями из-за, как было заявлено в прессе, «нервного истощения» Сида. Некоторое время соратники музыканта по Pink Floyd искренне думали, что это пройдёт, но представители менеджмента группы были куда ближе к правде. Вот что запомнилось секретарше Blackhill Enterprises Джун Чайлд (впоследствии более известной как Джун Болан) по поводу одного из случаев с Барреттом:
Я нашла его в гримерке и он был настолько… в себе. Роджер и я поставили его на ноги и вытащили на сцену… И, конечно же, публика пришла в восторг, поскольку очень его любила. Группа начала играть, а Сид просто стоял столбом. Гитара на нём висела, его руки болтались вдоль тела.
Конечно, сама собой напрашивается тема наркотиков, к которым Барретт пристрастился ещё до работы над The Piper at the Gates of Dawn, а заодно и вывод, что понятие «лёгкие наркотики», мягко говоря, весьма условно, если не сказать несостоятельно. С другой стороны, в рацион остальных участников Pink Floyd даже «лёгкие» наркотики не входили, однако за группой ещё долго тянулся шлейф «команды, которая пишет музыку для потребителей ЛСД», как EMI ни старались от него избавиться (даже в пресс-релизе своём писали: мол, Pink Floyd понятия не имеют, что такое психоделическая музыка, и никаким созданием галлюцинаций не занимаются). Да что там, миф и сейчас жив: просто зайдите на любой сайт с текстами песен и выберите любую композицию Pink Floyd барреттовского периода — каждый второй комментарий к ней будет из серии «Да они же под ЛСД это сочинили!» или «Не, ну песня про ЛСД, всё понятно».
Да, описание в Astronomy Domine увиденных Барреттом картин в купленном им астрономическом атласе не ограничилось всего лишь зачитыванием названий планет, что сделал Питер Дженнер. Оставили трипы под ЛСД свой отпечаток и на Interstellar Overdrive с Flaming (изначально называвшейся Snowing) — в названии второй так вообще можно увидеть намёк на один из побочных эффектов от употребления вышеупомянутого наркотика. Но в то же время идея композиции Pow R. Toc H. появилась, когда на сцену, где Pink Floyd уже отыграли концерт, после чего начали собирать свои вещи, вышел мужчина (в анналах истории сохранилось только то, что он был то ли пьян, то ли под наркотиками) и начал издавать в микрофон непонятные звуки, а название придумал Роджер Уотерс, и происходит оно от клуба сигнальщиков Talbot House, существовавшего во времена Первой мировой войны, а не от какого-нибудь очередного ЛСД-трипа. И ещё один интересный факт для дальнейшего размышления: есть мнение, что самую психоделичную песню из The Piper at the Gates of Dawn (если, конечно, не считать инструментальные композиции и Astronomy Domine) Bike Сид Барретт сочинил, будучи в здравом уме — говорят даже, что это вообще последнее произведение, родившееся у музыканта именно в этом состоянии… Впоследствии безумный алмаз творческого гения Барретта просияет ещё некоторое время непосредственно для Pink Floyd: в частности, породит сингл Apples and Oranges и композицию Jugband Blues, которая войдёт в следующий альбом группы A Saucerful of Secrets (1968). Впрочем, выход этой пластинки Сид уже не застанет как участник коллектива.
«Oh mother, tell me more…»
Говорят, Сид Барретт нередко рассказывал своим друзьям о том, как видел бога Пана — того самого, который в книге Ветер в ивах фигурировал. Шутки шутками, а Сид в какой-то степени и вправду был богом для музыкальной сцены того времени и для Pink Floyd в частности. Многие даже были уверены, что после ухода Барретта группа загнётся… Как потом показала история, этого не случилось, хотя дух Сида, кажется, нет-нет да маячил перед Pink Floyd.
Конечно, группа развивалась, темы в её творчестве стали преобладать другие, и песни вроде The Gnome или Bike быстро выпали из её концертного репертуара, однако такие произведения, как Astronomy Domine, Pow R. Toc H., Interstellar Overdrive и даже Flaming (заматеревшие Pink Floyd поют про лютики-цветочки и единорогов — прям картина маслом, чувствуете?) выпали одна за другой из арсенала команды только к 1971 году, когда был записан альбом Meddle (1971). Песню Astronomy Domine, правда, Pink Floyd снова вспомнили во время тура в поддержку их альбома The Division Bell (1994), а потом Дэвид Гилмор взял её с собой в сольное творчество вместе с более ранней работой Arnold Layne, хоть он и не принимал участия в записи этих композиций. Не стоит также забывать о том, кому был посвящён альбом 1975 года Wish You Were Here (1975). Да и в текстовом содержании прославленных The Dark Side of the Moon с The Wall (1979), если хорошенько покопаться, можно найти намёки на Барретта.
Впрочем, было бы неверно считать, что Сид Барретт был единственным творцом в Pink Floyd. Вон Норман Смит ещё во время работы над The Piper at the Gates of Dawn успел заметить, кто есть кто в группе:
Рик Райт был вполне годным пианистом. Много не говорил, идей не предлагал. Большинство идей исходило от меня и Роджера. Ник Мэйсон был просто ударником, но он мог внести в дело свою лепту, поддерживая смену аранжировки или не одобряя её. Рику Райту определённо было интересно, какие звуки мы создавали, но я не помню, чтобы он мне говорил что-нибудь вроде «А что насчёт вот такого-то и такого-то звука?», в то время как Уотерс говорил.
Можно, конечно, утверждать, что Смит несколько недолюбливал Барретта, но в целом он всё точно подметил: Роджер Уотерс впоследствии взял лидерство над Pink Floyd в свои руки. Однако вклада Сида музыкант никогда не забывал:
Я никогда не мог достичь проницательности Сида и его восприятия мира. На самом деле я долгое время даже не мечтал о какой бы то ни было проницательности. Я всегда буду отдавать Сиду должное как связующему звену между его личным бессознательным и коллективным бессознательным нашей группы. Мне понадобилось 15 лет, чтобы дойти до этого уровня. Хотя он [Сид], очевидно, был абсолютно не в себе, когда работал над своими двумя сольными альбомами, но некоторые песни ошеломляют и вызывают воспоминания. Человеческая природа всего этого — вот что впечатляет. Это всё о рухнувших ценностях и вере. Возможно, к этому мы стремились на [пластинке] The Dark Side of the Moon.
Кто-то в творчестве Pink Floyd не видит ничего дальше «Обратной стороны луны» со «Стеной», кто-то любит и Wish You Were Here с Animals (1977) тоже, находятся любители и более ранних работ группы, а есть и те, кто искренне считает, что лучше The Piper at the Gates of Dawn коллектив ничего так и не записал. Но всех любителей Pink Floyd можно-таки привести к общему знаменателю: не было бы Сида — не было бы и Pink Floyd.
Автор: Ольга Клеро
Читайте также:
---------------------
Где можно нас найти ещё: ВКонтакте, Facebook, Instagram, Телеграм и сайт
