— Так разве бывает?
— В жизни всяко бывает… И так тоже. Её многие видят, а вот поговорить… Только когда она сама захочет с тобой разговаривать. Но уж если скажет — как приговорит.
Ансар подошёл неслышно, поэтому, когда он заговорил, я вздрогнула от неожиданности.
— Очередная местная легенда. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал. И готово. Потом будут столетиями передавать из уст в уста. И пойди проверь, было оно или не было. Про твою прабабушку и мою тётку тоже, наверное, есть легенда.
— Как не быть? Конечно, есть. В каждой семье есть своя легенда. А то и не одна. Мало того, у каждого есть своя легенда. Своя история, которая запомнилась в раннем детстве или юности и ведёт тебя по жизни. Я могу про свою рассказать.
— Расскажите, Марьяна Артемьевна, — попросила я. Грифанов, несмотря на своё скептическое замечание, присел на край скамейки и приготовился слушать
— Там, где дом стоит, о котором вы говорите, раньше была небольшая деревушка. Мне лет шесть было, а она уже старая была. Называлась Осоки, потому что до революции принадлежала местному богачу, купцу Осокину. Дома столетние, но ещё крепкие... Уже в тридцатых годах деревня совсем опустела. Остались дед с бабкой, мужик из тех, кто от суда прячется, и женщина. Звали ее по нашим местам чудным именем — Зиновия. Откуда она, никто не знал. Жила одна. Вроде ничем не занималась, а жила хорошо, одевалась прилично. И дом был ухоженный. Могла нанять лошадь, по делам в город съездить. А мы тогда уже в Листвице жили. И вот однажды мама приоделась вроде как в гости, меня собрала. И пошли мы к этой Зиновии. Зачем, не знаю. Позже, когда уже лет семнадцать было, кто-то из подруг предлагал к ней сходить, погадать на суженого. Говорили, она всё точно предсказывает. Но я наотрез отказалась. Думаю, мама за тем же к ней ходила. В ту пору у отца на работе трудности были большие. Вот мама с ней посоветоваться хотела про его дела.
Через лес дорога оказалась не длинной. Дошли минут за двадцать. К дому подошли со стороны огорода. Никаких заборов не было. Прошли к дому напрямую через межи между грядок. Зиновия встретила маму по-доброму, как хорошую знакомую. И со мной поговорила, но без всяких ути-пути, как со взрослой. Вошли в дом. Там все белое, крахмальное: занавески, накидки разные на диване, на стульях, на подушках. И всё кружевами обшитое. Очень красиво так, нарядно.
Пошли Зиновия с мамой в большую комнату, сели на диван и заговорили. О чем, не помню. Не интересно мне было. Я тоже села на стул с краешку. Сижу жду, когда наговорятся. Долго ждала, а они всё говорят и говорят. Скучно мне стало. Сползла я тихонько со стула и пошла дом смотреть. Вышивки в рамках по стенам развешаны - цветы букетами. Яркие, красивые. У нас тоже были, но не так много. Мама сама вышивала. Пошла я дальше и как-то незаметно для себя оказалась на кухне. Там тоже ничего такого, всё, примерно, как и у нас в доме. Но на столе стояло красивое белое блюдо, на котором что-то лежало, прикрытое белой же салфеткой. И это что-то манило меня своим невероятным запахом. У нас в доме бывали сладости — конфеты, баранки, печенье, пироги с малиной. Пахли они вкусно, но такого сладостного запаха я ещё не знала. Оглянулась, не видит ли Зиновия. Нет, не видит, между нами коридор, пара комнат и кухня. Я решила посмотреть, что же там так пахнет. Это я сейчас знаю, что такое пирожное. А тогда и не видела ни разу. Да ещё такого! Сначала я подумала, что это украшение, как брошка или медальон, какие были у мамы, только побольше размером. На круглом овальном бисквите, покрытом бело-розовой глазурью, вилась узорная золотая рамочка. А в ней нежный букетик незабудок, связанный шёлковой розовой лентой. Я оторваться не могла от этой красоты. Смотрю и смотрю. Дышать боялась, думала, как во сне — пошевелишься и видение исчезнет.
Смотрела я, смотрела и надумала: надо эту красоту где-нибудь спрятать. Потихоньку вытащила из блюда пирожное и пошла во двор. Мама с Зиновией всё разговаривали, на меня внимания не обращали. Вышла я и думаю, куда ж мне с этим сокровищем направиться? Домой? Мишка, брат мой, отнимет и съест. У Зиновии во дворе спрятать? Потом мне до него не добраться. Придумала: ближе к дому в лесу спрячу, в дупле или норке и буду ходить туда любоваться. А захочу — съем. Никому не дам даже лизнуть.
Мы переглянулись с Грифановым. По его глазам видно было, что он несколько разочарован. Ждал, видимо, страшной мистической истории. Мне было забавно представлять Марьяну ребёнком, ворующим пирожное, поэтому я слушала с интересом.
— Вышла за ворота, и пошла в сторону дома. Прошла несколько шагов и остановилась. Сюда шли через рощу берёзовую, через огород, мимо грядок. Рядом с домом акация росла, сирень. А тут забор высокий, плотный, за забором ели, сосны. Ну, думаю, может дальше будет огород, а за ним роща. Иду дальше. Забор не кончается. Думаю, наверное, не в ту сторону вышла. В чужой двор угодила. Пошла обратно. Ворот всё нету. Забор тянется и тянется.
Марьяна помолчала. Видно было, что воспоминания давались ей не просто. Что-то тревожило её.
— Я иду вдоль забора, ищу ворота, или хоть калитку. Нету ничего… С двух сторон частокол плотной стеной… Сколько я ходила вдоль него? Час, два, пять? Не помню... Устала и остановилась. Почувствовала такое отчаяние, что начала реветь в голос. А пирожное в руках держу. Уже и не знаю, в какую сторону идти. Вдруг сквозь слёзы вижу ворота, у ворот мама с Зиновией стоят, разговаривают. Я подошла. А они даже не спрашивают, почему я реву. Зиновия только спросила:
— Что же ты пирожное не съела?
Она смотрела на меня и улыбалась. А я готова была сквозь землю провалиться. Протягивала ей пирожное. Но она достала из кармана белый листок бумаги, завернула пирожное так, что верх остался открытым, вернула мне и сказала:
— Вот. Теперь эта красота в твоих руках.
Обратно шли с мамой, никаких заборов не было. До сих пор не знаю, с какой стороны я их видела.
А дом был тот самый, который вы сегодня видели. И жила там Зиновия. К ней многие ходили в разное время. Но в советские времена за всякие гадания и пророчества стали наказывать. Компартия объявила всё это мракобесием. Ни церквей, ни ясновидящих не было. Но Зиновия продолжала жить в том же доме. Её многие видели. Только если она сейчас жива, ей лет сто тридцать должно быть!
Грифанов поднялся:
— Детские фантазии.
— Может быть, — ответила Марьяна, — только после школы, когда я собиралась поступать в техникум, на бухгалтера, случайно узнала, что в нашем ремесленном училище набирают группу кондитеров. Тут в памяти всплыла эта история. Вижу я не заборы, не слёзы свои, а вот это пирожное в белой обертке и слышу голос Зиновии: "Вот. Теперь эта красота в твоих руках"… Два года проучилась и до самой пенсии на хлебозаводе в Асафьеве работала. Сначала подручным, потом пекарем. А потом, когда у нас кондитерский цех открыли, уже по специальности.
— Совпадение, — скептицизм Грифанова разыгрался не на шутку.
— Может, и так…
Бабка Марьяна, кряхтя и охая, поднялась со скамейки и направилась во двор:
— Пора на боковую. Завтра коза рано поднимет. Вылёживаться не даст…
Продолжение: Крупица золота
Предыдущая глава: Кто в доме живёт?
Подпишитесь на канал, чтобы ничего не пропустить