Еще один громкий день на Круазетт! В конкурсе премьера у Дюкорно, вне - у Деплешена. Но когда возвращается иранский Асгар Фархади, остальное немного меркнет. Самый успешный его приезд в Канны состоялся пять лет назад - у этих Канн вообще на удивление много параллелей с теми.
Триллер такой жанр, что очень часто конфликт в нем не самый естественный, и нужно принять много условностей, чтобы насладиться им по полной. Режиссеры подходят к решению этого вопроса по-разному, и в случае с этой работой Фархади оно граничит с гениальностью: размыть границы между театром и кино, насколько это возможно. Любая искусственность проистекает из театральности, которая здесь полностью оправдана и из этой формы Асгар выжимает все, что может. Пьеса внутри фильма сплетается с ним в удушающий клубок, и переклички между ними только подстегивают зрительское участие. Насмешка над актрисой, играющей в пьесе любовницу Ломана, отзеркалена слатшеймингом бывшей квартирантки. Если в пьесе мысль принять душ у соседа служит драматургии и вполне естественна, в реальной жизни перед ней стоит непреодолимый барьер. Приходится снова входить в старый дом, который, будучи брошенным, сам превратился в декорацию, как и необжитая квартира.
Согласно форме, главные герои тоже не очень разделяют жизнь и игру. Эмад изображает то доброго учителя, то строгого, но по сути ему нет дела до учеников - он не помнит ни их имен, ни у кого нет отца. Вспоминает исключительно в контексте решения своих проблем, да и в принципе все строит вокруг себя, в том числе и месть. Действия Раны куда более понятны - в конце концов, она жертва - но и она умудряется поиграть. Вместо похода в полицию становится в позу, что вполне объяснимо, но машину все равно отгоняет из соображений удобства. Приводит в дом чужого ребенка (и это одна из самых напряженных сцен, воздух в ней хоть ножом режь), чтобы потом вместе с мужем сыграть миниатюру "счастливая семья". Она, правда, быстро рушится, но сразу же переходит в другую театральную сцену. И все это работает на финал, в котором роли меняются.
Так же, как зрители пьесы знают о драме больше, чем ее персонажи, герои в конце наблюдают за развязкой только им известной драмы, и местный коммивояжер, как центральная фигура, обречен на провал в финале. Фархади заходит на поле "Я видел дьявола", но идет в другую сторону - вместо кровавой жести у него невозможность сделать правильный выбор. У Кима месть была необратима и неизбежна, у Асгара пути отступления есть, но от них отказываются. В финале герои оказываются в тотальном тупике, сложившемся из случайностей и ошибок, и он чертовски реалистичен, при всей театральности. А это уже само по себе феноменальное достижение.
Интересно, что Верхувен, который был в каннском конкурсе в тот же год, брал схожую завязку, но выкручивал ее, разумеется, в свою сторону. Каннские переклички между фильмами вообще интересная и отдельная тема для разговора. Ну а Фархади, который в этом году снова в конкурсе с Верхувеном, хочется пожелать удачи и внимания жюри. Когда он снимает в Иране, получается просто прекрасно.