В студенчестве у меня был друг Наиль - замечательный парень! Остроумный, веселый, из тех, что ярко горят и освещают все вокруг своим светом. Он реально каждый день проживал, как последний, радовался мелочам, старался, чтобы всем было хорошо.
Мы вместе работали в летнем лагере. Такие смены ребятам делали, что наши пионеры уговаривали родителей на все лето путевки брать, - настолько им было интересно. И кто же мог подумать, что отработав лето 89-го, больше мы никогда не увидим этого весельчака и балагура...
Что случилось?
1989 год вообще был сложный для меня. Моя бабушка попала в серьезную аварию - ее сбила машина. Для 75-летней женщины перелом шейки бедра - очень опасная травма. Мы по очереди с мамой и тетей дежурили в больнице около ее постели. Помню, я тогда много чего осмыслила, находясь среди травмированных, порой очень серьезно, людей.
Мой курс в институте укатил на картошку, а я из-за необходимости ухаживать за бабушкой, осталась. В один из дней я получила письмо от моей подруги из Нижнего Новгорода, в котором она сообщила, что Наиль умер. Это был страшный удар!
Прошла пара месяцев, как мы расстались. Был конец сентября. На похороны я не попала, так что навестить родителей Наиля мы с ребятами приехали уже на 9 день.
Официальная версия его смерти - самоубийство (повешение), но очень много фактов свидетельствовало против. Родители сразу обратили на них внимание следствия и вскоре получили анонимное предупреждение, что вообще-то у них еще есть дочь, так что "доброжелатели" не советовали им настаивать на пересмотре дела.
Время было страшное, конечно, но мы так и не можем себе представить, во что такое ввязался Наиль, чтобы его вот так "убрали". Вероятно, стал невольным свидетелем чего-то криминального и не смог пройти мимо...
На кладбище
Я плохо помню сами поминки. Убитые горем родители отводили душу, разговаривая с нами о Наиле, как о живом. Рассказывали, каким он был заботливым сыном, как любил сестру. Потом папа повел нас на татарское кладбище, которое оказалось совсем недалеко.
Я смотрела на черно-белый портрет Наиля. На нем он был такой солидный, серьезный. Черный костюм, белая рубашка, темный галстук. Я никогда его таким не видела: в лагере мы все ходили в футболках, джинсах или в костюмах, которые шили по ночам для мероприятий.
Похоронили его на освященной земле в знак того, что никто не верил в версию самоубийства. Пишу это и вспоминаю свежий песок на могиле и памятник с полумесяцем...
Сон
Домой я приехала очень расстроенной и практически разбитой. Не хотелось никому ничего рассказывать, просто прилегла и сразу уснула. Сон, который мне приснился, был настолько явственным, что я и сейчас помню его в подробностях.
Я вдруг увидела свою комнату, на которую из окна лился радостный солнечный свет, а на его фоне сидел Наиль. Ни одной эмоции на лице, как будто я вижу фотографию: тот же черный костюм, белая рубашка, галстук. Я так обрадовалась, что рванулась к нему.
- Таня, не беги - очень далеко, - услышала я спокойный знакомый голос.
И правда - я пытаюсь преодолеть несколько метров комнаты, но он совсем не приближается.
- Откуда ты, Наиль? - спрашиваю я его. - Ты же умер!
- Я не умер, - отвечает он.
- Ну как же? Мы же сегодня с твоим папой на твоей могиле были...
- Я могу объяснить, но, боюсь, что ты не поймешь. То, что ты видела на кладбище, это как старая одежда. Я не умер.
Мы говорили еще о чем-то, но, проснувшись, я остальное забыла. А начало разговора запомнила дословно. И еще помню, что у меня не было на душе тяжести, с которой я вернулась, словно Наиль успокоил меня. Я почувствовала огромный прилив энергии - мне казалось, что в тот момент я горы могу свернуть.
В то время я еще ничего не знала об идеях Р. Моуди и не читала его "Жизнь после жизни". Это был первый опыт такого "запредельного" общения. Потом были другие, но этот произвел самое сильное впечатление. Благодаря ему я поняла то, о чем точно сказал Б. Акунин: "Рождение и смерть - не стены, а двери".