Криминальная драма
Дорогие читатели, хочу представить вам первую главу моего нового романа «Контрабас». Этот роман выйдет в начале ноября. И уже открыт предзаказ на электронную версию, который вы можете оформить на моём сайте
Сразу хочу извиниться за своего героя Сергея Баранова. Я в отличии от него не могу писать книги с матом, а он, являясь популярным и востребованным писателем считает, что эти слова могут более, как он выражается, «жирно» показать чувства героев. А поскольку часть моего романа — его роман, то там могут встречаться табуированные слова и выражения.
Глава 1
Республика Карелия. 12 октября 2020 года.
Осень плела свои узоры, украшая деревья нарядным багряным цветом. Озябшими пальцами ветер ворошил листву и казалось, что мрачный лес пылает. В студёном озере отражались голые ветви, они сбрасывали летнее оперение, плакали дождём и смотрели, как рябь воды уносит их отражение. В чащу залетали порывы непогоды, стонали, рвали бесплотные тела о сухие останки стволов и, заблудившись, умирали, утихая навсегда. Сырой ветер слизывал с берега сухую листву и кидал её в воду. Завеса холодного дождя понемногу опускалась сверху, мятущиеся тучи не могли найти покоя, погода окончательно испортилась, и человек, всё это время сидевший в кресле перед домом, встал, кинул плед на перила веранды и пошёл внутрь.
Вскоре над трубой заструился дым, дом стало наполнять печное тепло, уютно трещали дрова. На плите закипел чайник и непогода, заволакивающая пространство, уже не казалась такой тоскливой. Мужчина включил газовую горелку, и опалённые края конфорки лизнули синие языки пламени. Тяжёлая чугунная сковорода плотно встала на решётку, масло, брошенное на середину потёртой поверхности посуды, начало плавиться и вскоре зашкварчала разжариваемая картошка. На грубо сколоченном столе, стоявшем рядом, в банке плавали огурцы с острым запахом, на тарелке в фольге лежала половина недоеденной курицы и плескалась водка в давно початой, но так и недопитой бутылке.
Оторвавшись от готовки, человек подбросил пару поленьев в гудящую жаром печь, бросил щепотку сухих чайных листьев в глиняный чайник и мельком взглянул на себя в зеркало. Уставшее, слегка осунувшееся узкое лицо, разбросанные пряди тёмных волос поддёрнутые лёгким бисером седины и какой-то погасший взгляд в глазах, которые никогда ещё не подводили и всегда лучились счастьем. Но в последнее время что-то пошло не так! Жизнь перестала радовать сюрпризами и потихоньку начала забирать то, что раньше, как думалось, дарила, а оказалось давала взаймы. Ещё в начале лета рослый красавец-сын уехал учиться; факультет журналистики ждал его с распростёртыми объятиями и грел место будущему абитуриенту, уже гремевшему своими разгромными постами в социальных сетях. Но по дороге у мальчика случилась любовь и тридцатилетняя женщина, утянувшая его в новую реальность в Индию или в другие мистические страны на поиск себя. С тех пор родители получали лишь изредка видеоприветы от сына, ставшего в один миг чужим, точнее, они стали для него просто людьми, родившими очередного человека, как он говорил. Красавица-жена решила, что дома ей всё напоминает о сломанной судьбе ребёнка и переехала жить к сестре в Европу, но перед этим предусмотрительно подала на развод, потому что достигнув земель, которым Шпенглер предрекал скорый закат, она снова вышла замуж. А последней каплей стал ответ от издательства, долгие годы катающегося на золотой волне имени Сергея Баранова. Новый владелец был прогрессивных взглядов, и его брали корчи, если ему несли художественную литературу вместо популярного нон-фикшен, а новый редактор была старой въедливой бабой, долгие годы прожившая на чужбине, и теперь, когда жизненные обстоятельства сослали её на родину, она пыталась отравить жизнь всем окружающим. Ровно неделю назад Сергей получил письмо следующего содержания:
«Уважаемый г-н Баранов. Последняя ваша рукопись не несёт в себе смысловой нагрузки и заданного в начале темпа. Герои не кажутся позитивными, в них прослеживаются нотки нервозности и пессимизма, что приведёт читателя к депрессивным состояниям, и потенциальный покупатель не сможет обратить свой взгляд на другие предложения от издательства. Вокабуляр страдает, ну и весь объём рукописи больше отдаёт вампуку, нежели принадлежащему вам ранее стремительному и динамичному стилю. Поэтому мы приняли решение предоставить вам долгий творческий отпуск».
Далее следовал обязательный перечень чаяний и надежд, что в дальнейшем издательство и Сергей Баранов пойдут рука об руку в светлое будущее. Писатель прочёл несколько раз послание, воспринял обращение г-н в начале письма не как господин, а скорее, как отходы жизнедеятельности, потому что так себя и чувствовал. И под напором душевных терзаний и половины бутылки виски «Буннахавэн» быстро составил ответ, где посоветовал новому издателю «бегать потом за книгами г-на Баранова с голой жопой», а редакторше даже послал в подарок электронное издание Белинского, намекая на её глупость и пустозвонство. Этим Сергей спалил мост, по которому ещё мог бы вернуться к порогу, куда за долгие годы привык приходить за звонкой золотой монетой. И сейчас наступило время лёгкого безденежья, так как ветер семейных перемен нещадно выметал последние накопления, которых и так было немного, потому что Сергей не был склонен к накопительству и жил на всю широту открытой писательской души. Именно таким воспринимал себя писатель и поэтому грустил.
По окну скользнул хлёсткий удар разыгравшейся к вечеру бури, Сергей очнулся от воспоминаний и, обжигая пальцы, снял с плиты картошку, начавшую чадить пригорелыми ароматами. Он залил в чайник слегка остывший кипяток и, опрокинув в рот рюмку холодной водки, надкусил огурец, брызнувший во все стороны рассолом. После чего оторвал от дичи кусок мяса и, даже не разогревая его, кинул на тарелку.
Переезды на природу всегда помогали Сергею, если был творческий затык. Но раньше Баранов предпочитал ездить в расчёсанные, благополучные леса Финляндии, рыбачить в Норвегии или качаться на тёплых волнах где-нибудь ближе к экватору. Теперь же, чтобы выплыть из водоворота событий, которые несли в его жизнь тлен и разрушения, Сергею пришлось довольствоваться родными просторами и избушкой на берегу озера. Немногословный хозяин взял деньги за аренду, показал где что лежит и сразу уехал, пообещав вернуться через неделю, когда истечёт срок найма. Маленький домик слегка пах сыростью, внутри было холодно и окружающая обстановка ещё больше добавляла тоски в душевной слякоти. Сергей прогулялся по окрестностям, размял ноги и после этого стал разгружать машину. Первая ночь прошла ужасно, богатое писательское воображение рождало монстров, ползающих по внешним стенам и прячущихся за воем непогоды. Но наутро вместе с расплескавшимся по небу розовым рассветом желание немедленно уехать исчезло, и Сергей остался на природе коротать свой спонтанный ретрит.
Однажды утром он даже решил, что неплохо бы начать закаляться и ухнулся с мостков в студёную осеннюю воду озера, мгновенно вылетел оттуда, изрыгая странные ухающие звуки, долго танцевал возле жаркой печки и наконец затих в кресле, прихлёбывая целительный чай с коньяком. Сергей намеренно не взял с собой никакого чтива, вместо смартфона взял свою первую трубку, которая отказывалась принимать в этих местах сигнал и сейчас отчаянно страдал от отсутствия информации. Из развлечений у писателя была только готовка из нехитрой снеди, прихваченной с собой и перечитывание старых, слипшихся между собой газет, предназначенных для растопки печи. Подтянув с пола очередную пачку макулатуры, Сергей скрутил пару газет, но вдруг из середины выпала тетрадь в оригинальной кожаной обложке, перетянутая шнурком. Мужчина нахмурился, подобрал блокнот и, повертев его в руках, развязал тугой забитый пылью узел тесёмки.
На переплёте осталась глубокая борозда, мягкие края обложки загнулись внутрь в тех местах, где пролегал сдерживающий след, оставшийся потому, что тетрадь долгие годы никто не открывал. Сергей раскрыл первую страницу, отхлебнул чуть остывший чай и прочёл первую строку:
«Каждое действие имеет последствие! Они расходятся как круги на воде. Я только сейчас начинаю улавливать эхо от своих слов, поступков и даже мыслей. Моя жизнь, по которой я когда-то нёсся неосознанно и глупо, теперь ценна каждым своим мгновением, но она больше не принадлежит мне. Уже недалёк тот день, который унесёт последний мой вздох, и я перестану осознавать, жить, а главное — любить, потому что я только недавно понял, что любовь — единственное что держит меня здесь. Моё сердце взорвано от переполняющих его чувств, я ищу самые нелепые слова для описания того, что сейчас со мной происходит, а потом перечитываю всю эту хрень. Так немного легче, а может и намного легче. Я не знаю».
Вдруг у Сергея выпала из рук тетрадь, и он понял, что держит в руках листок, случайно попавший в начало, а на самом деле являющийся финальным пристанищем всего повествования. Встав с кресла, мужчина поставил чайник на печь, подождал, пока вода согреется и долив кипяток в чашку снова окунулся в чтение. Его глаз резал стиль, ошибки, опечатки, но его писательское чутьё хищно уцепилось за пожелтевшие страницы, и он буквально глотал чей-то нестройный рассказ. Перед Сергеем раскрывалась чья-то жизнь и это был не придуманный образ, не раздражающий своей фальшивостью герой, это был настоящий, невыдуманный человек. Баранов аккуратно пролистывал исписанные листы и вдруг замер. Последние строки были начертаны на слипшейся бумаге, писатель присмотрелся к рыжим пятнам и вдруг понял, что это кровь. Он подложил тот отрывок с которым познакомился в первую очередь и до него дошёл смысл заключительных строк.
Сергей встал, походил по быстро остывающему помещению, отряхнул руки словно они были выпачканы и, взяв нож, присел обратно. Поддев листки, он аккуратно разъединил их и прочёл следующее:
«Хотел написать историю своей жизни. Получилась туфта! Но может первая часть не такая мрачная. Если бы мне кто-то сказал, что последним моим собеседником будет тетрадь, я бы громко смеялся, но видимо так и есть».
Сергей быстро раскидал оставшиеся газеты, но там ничего не было. Осмотревшись он поводил взглядом по полупустому помещению, где стоял лишь пустой пропахший плесенью и затхлостью шкаф, кухонный стол, кровать и кресло, в котором мужчина проводил почти всё своё время. Искать было негде. Страдая от скуки в этом одиноком месте, Сергей уже обследовал все уголки комнаты. Его взгляд упал на вырезанный в потолке квадрат люка, позволяющий попасть в мансарду. Надобности подниматься туда не было и поэтому мужчина оставил ту часть дома без внимания, желания лезть в продуваемою ветрами коморку не было. Но теперь появилась цель и смысл, и поэтому мозг заметался в поисках решения проблемы. Как в отсутствии лестницы проникнуть внутрь? Вскоре нехитрая пирамида из стола, стула и еле живой табуретки возвышалась точно под деревянной крышкой. Сергей с опаской оглядел шаткую конструкцию, подумал, что затея травмоопасная и дурацкая, но полез наверх. Он предусмотрительно снял тапки, чтобы не шлёпать обувью по столу, где он ест и, балансируя негнущимся из-за отсутствия тренировок телом, стал карабкаться наверх. Люк поддался сразу, словно им каждый день пользовались, и он уже привык вылезать из деревянных пазух без запинок. Сергей вытянул голову в тёмное пространство и сразу почувствовал холод; пахнуло вениками, и он вспомнил, как хозяин дома говорил, что веники для бани висят на втором этаже, а лестница прислонена к дому. Но сейчас уже было поздно идти на улицу и плясать вместе с беснующейся непогодой в попытках притащить стремянку внутрь жилища. Тем более что цель была достигнута и без таких сложностей.
Сергей схватился за края необструганных досок, которыми был выложен пол мансарды, подтянулся, почувствовал впивающиеся в кончики пальцев острые щепки, и в этот момент задел пальцами ног точку опоры, которая немедленно полетела вниз, увлекая за собой добрую половину своеобразного трансформера. Весь скарб мебели рухнул на пол, в стороны полетели брызги осколков от разбившейся табуретки, а писатель застыл, свесил голову в отверстие люка, потому что спуск назад теперь был не просто сложным. С раннего детства Серёжа не умел прыгать, он обязательно что-нибудь себе ломал или вывихивал. Бабушка шутила, что если бы она не была сама травматологом, то ему пришлось бы покупать абонемент в их отделение. Но потом, к юности, Вселенная, словно выдав все причитающиеся мальчику увечья, оставила его в покое, подарив взамен золотое спокойствие, красивую жизнь и богатую обстановку вокруг. Сейчас же, стоя на коленях в воющем от ветра чердачном помещении и смотря на творящийся внизу бардак, Сергей подумал, что именно так теперь выглядит его жизнь.
Вынув из кармана телефон, мужчина ради проформы поводил слабеньким лучом по углам. Пыл к поискам чужих окололитературных трудов поутих, и теперь писатель хотел только одного, а именно благополучно спуститься, выпить полстакана коньяка, поллитровую кружку чая и забыться сном в тёплом кресле под аккомпанемент трещавшей дровами печи. Но сейчас нужно было решить проблему доставки бренного и уже уставшего тела вниз к желаемой цели. Походив босыми ступнями, в которые нещадно впивались занозы, Сергей вздохнул и решил, что прыгать с такой высоты слишком затратно для душевного спокойствия, потому что потом точно придётся ехать в больницу. Он выглянул в небольшое оконце, постукивающее стёклами от хлопочущего за окнами ветра, и увидел, что лестница, на его счастье, прислонена как раз рядом. Но чтобы добраться до неё, необходимо было проделать несколько акробатических па, причём в экстремальных погодных условиях. Сергей погрустил о тех временах, когда он сидел в уюте его роскошной квартиры, а его герои сражались с бытовыми и жизненными трудностями и вздохнув потянул на себя окно. Рама скрипнув отворилась, и мужчина, задохнувшись хлёстким порывом ветра, высунул голову в шипящую дождём тьму. Фонарь, прикреплённый на крыше и освещающий большую площадь перед домом, как назло, отвернуло ветром, и сейчас он отбрасывал лишь хлипкую тень света.
— Чёрт это всё дери! — Со злостью плюнул Сергей и, перекинув через подоконник одну ногу, нащупал пальцами ступни холодное и сколькое дерево первой ступени. Тонкий свитер немедленно намок, широкие брюки хлопали по ногам, и писатель никак не мог найти устойчивую позицию, чтобы расстаться с надёжным полом мансарды. Наконец встав двумя ногами, он стал аккуратно спускаться, и вдруг замер; лестница чуть поехала под его весом. Мужчина так и стоял, боясь пошевелиться, но дальше ничего не происходило, а усиливающийся дождь и шумящий мраком лес подгоняли страхами, и Сергей поторопился вниз. Он почти сразу же вспомнил, что забыл телефон. Вернувшись за ним, мужчина перекинул руку через окно, пошарил рукой и, нащупав мобильник, стал снова продвигаться вниз. Вдруг луч невыключенного фонарика выхватил брешь в стене дома, случайно открывшуюся съезжающей стремянкой. Сергей посветил фонариком, чтобы понимать ведёт дырка в стене внутрь дома насквозь или нет, но полость была цельной, а в глубине стояла коробка. Подцепив пальцами крошащийся горбыль, писатель потянул его на себя и, отломав приличный кусок, открыл достаточно места, чтобы вытащить оттуда находку. Вытерев мокрое лицо, он толкнул короб рукой, чтобы понять вес и расковырял затянутую скотчем картонную крышку. Бумажное хранилище было забито тетрадями, блокнотами, здесь даже лежала парочка карт местности. Вытянув тяжёлую ношу, Баранов спустился на землю и подошёл к входной двери. И сейчас писатель вспомнил, что он всегда на ночь тщательно закрывал дверь, хотя прекрасно понимал, что это чистой воды психологический барьер. Окна были низкие, и если бы кто-то захотел попасть внутрь, то это не составило бы труда.
Каким-то чудом у него в кармане оказались ключи от припаркованной недалеко машины. Мужчина быстро открыл двери и, запихнув находку в багажник, сел на переднее сиденье. Дрожащими пальцами он вставил ключ в замок зажигания, включил печку на полную мощность и стал стягивать с себя верхнюю одежду. Вскоре сонное тепло стало мазать тяжёлым сном веки. Писатель, сидя в одних трусах, скорчился на сидении и решил, что с него достаточно этого отшельничества. В конце концов, гораздо комфортнее страдать в городской благоустроенной квартире и желательно, если рядом есть сочувствующая женская особа привлекательной внешности. Он проверил бардачок, потому что оставлял кошелёк и документы именно там и, решив, что за остальным вернётся утром, поехал в ближайший городок, чтобы провести ночь хотя бы с минимальным комфортом. Драматургия печали перестала быть интересной, он вспомнил о своих выгодных вложениях, купленной за долгие годы успеха недвижимости и повеселел, всё было не так плохо, как он хотел это показать себе и окружающим.
Приехав в спящий городок, мужчина покатался по улицам, но, не найдя ни одного отеля, подъехал к мигающей единственным фонарём заправке. Здесь он остановился, оглядел себя и понял, что если он выйдет в таком виде…
— Эксгибиционист? — Мрачно прервал его размышления стоящий мужик.
— Не. Промок, продрог, одежды запасной нет. Нужно где-то согреться и посушиться. Подскажи отель какой-нибудь.
Мужчина, стоящий на улице, ещё раз критично оглядел писателя и вздохнул:
— Мотель есть за мостом, клоповник, конечно, но если впритык, то сгодится. Но там сегодня местные свадьбу гуляли, время ещё не позднее, вряд ли уже под столами валяются. А ребята у нас суровые, если ты в таком виде завалишься к ним, то они тебя конкретно отполируют, причём на законных основаниях в рамках борьбы с пропагандой такого образа жизни. А больничка ночью не всегда принимает. — Человек помолчал. — Можно ко мне!
— Пустишь?
— На водку и закуску найдётся мелочишка? — Не двигаясь с места, произнёс мужик.
— Не вопрос. — Баранов выудил из кошелька крупную купюру. — Может, портки какие прихватишь?
— Поглядим. — Мужчина кивнул на будку, в которой располагалась конторка заправки. — Тачку гони под навес и сам беги грейся, собаки не бойся — она на цепи. Я скоро.
Баранов послушно зарулил на указанное место. Внутренне сжался перед новой встречей с непогодой, схватил влажную одежду и бросился к входной двери. Сбоку на него вдруг метнулась мохнатая тень, и воздух стал сотрясаться от грозного лая, писатель с коротким повизгиванием отпрыгнул, хрястнулся на неприветливую поверхность асфальта и, замерев на секунду, стал собирать упавшее, как ему казалось по частям, тело. Злобно сверкая глазами на истошно орущую собаку, он встал и прихрамывая снова побрёл к строению, подтягивая на ходу трусы. Когда он укрылся в маленькой комнатёнке и протянул к радиатору дрожащие от холода руки, то окончательно решил, что больше не будет вписываться в такие авантюры. Они не приличествовали ни его возрасту, ни положению. Взглянув на себя в помутневшее от времени зеркало, Сергей Баранов увидел трясущегося мокрого мужика в исподнем, стоящего посреди душно натопленной комнаты, в окружении продавленной старой мебели, шаткого стола и абажура, стянутого, судя по его виду, с какой-то распродажи антиквариата.
Вскоре вернулся хозяин помещения и, водрузив на стол пакеты, кинул писателю один из них. Сергей открыл шуршавшую упаковку и удивлённо воззрился на человека.
— Ночь же! Где взял?
— Не нравится, ходи голяком! — Бросил собеседник и представился. — Я Артём Потоцкий.
— Сергей Баранов. — Писатель ответил на крепкое рукопожатие и развернул спортивный костюм стиля восьмидесятых. — Ну правда, где взял, мне просто интересно.
— Да зазноба моя, в своё время жила в другом городе, работала там на фабрике этого хлама. — Он кивнул на облачение Сергея. — Ну последнюю зарплату выдали говном этим, до сих пор маемся. Полкомнаты у неё занимает.
— Значит, повезло. Не против, я повешу на батарею? — Спросил Сергей, держа в руках мокрую одежду.
— Бросай на сушку и давай за стол. — Артём уже выставил на стол бутылки, открыл дохнувшее холодком пиво, и сейчас усердно вскрывал пластиковые упаковки, доставая хлеб, колбасу, сыр.
Подстелив листок бумаги, он, ловко орудуя ножом, строгал на нём гастрономию, потом достал две чашки с мелкими щербинами по краям и разлил водку, едва прикрывая донышко.
— Ну, за знакомство? — Спросил Артём.
— Давай! — Сказал начавший согреваться Сергей и опрокинул горькую в рот, запивая прохладным пивом.
— Ой, погоди, — Артём снова полез в пакет, — я ж котлет горячих в кафешке прихватил. Что ни говори, а Тамарка хорошо готовит.
Он вынул запотевший контейнер и когда открыл крышку, то по комнате разлился ароматный мясной дух. Надкусив котлету, Артём вздохнул и поднялся, он прошёл к входной двери, свистнул, и вслед за этим в коридорчик ввалилась собака, напугавшая писателя. Сейчас она даже не обратила на него внимания, а шумно дышала вывалив язык и смешно косила глаза на еду, при этом усердно отворачивая морду.
— Она мне совсем больная попалась. — Сказал Артём вернувшись. — Знает, что я от Тамарки иду, — он открыл ещё один контейнер и поставил на пол, — она всегда вкусности передаёт, ну или сама днём приносит. — Он освежил чашки и, взяв одну из них за верх, стукнул по другой. — Давай за здоровье. Ведь это главное!
— Давай. — Снова согласился Сергей, старавшийся не двигаться, потому что собака размером с трёхнедельного телёнка мужчину пугала.
— Альмой я её назвал. Ночью как-то подползла к порогу, бок разорван, — Потоцкий пошевелил густую, лохматую шерсть собаки, — еле дышит, худая, что та швабра. Ну вот, вы́ходил, выкормил.
— Хозяева-то позволяют здесь держать? — Спросил Баранов, чтобы как-то поддержать разговор, потому что ему было абсолютно всё равно на собаку и её обустройство в жизни.
— Да я здесь сам себе хозяин! — Усмехнулся мужчина.
Повисла пауза, нарушаемая только чавканьем животины и стуком вилок о тарелки. Баранов, чувствуя плотную сытость, откинулся на спинке шатающегося стула, а Артём продолжал есть, аккуратно отламывая от котлет небольшие кусочки и обильно макая их в кетчуп.
— Ты извини, мне тоже интересно, — вытирая салфеткой усы, проговорил Потоцкий, — ты как сюда в трусах-то попал? Вроде питерский, судя по номерам.
Сергей вздохнул, поводил взглядом по помещению и пожал плечами.
— Да домишко снял на озере, скучно стало, решил посмотреть чё там на чердаке. Лестницу не принёс, стол со стулом поставил, на чердак-то поднялся, стул упал, а оттуда никак больше не спуститься было.
Дальше Сергей рассказывал подробности своего фееричного трипа, а лицо Артёма странно напрягалось.
— Это какой дом? Фамилию хозяина помнишь?
— Слушай, Кротов, по-моему. — Задумался Баранов. — У меня в машине договор, не помню так.
— Значит, Коротов. Только он сдаёт по официалке. — Сказал Артём и расслабился. — На природу потянуло?
— Да так, развеяться. — Неопределённо сказал Баранов.
Артём включил чайник и посетовал:
— Что-то сладкое забыл к чаю. Ну, значит, будем пить горькую.
Мужчины выпили, Артём размял в пальцах папиросу и закурил.
— А ничего что мы с тобой на бензиновых баках почти сидим? — Спросил писатель.
Артём мотнул головой, разогнал рукой сизоватый дым потянувшийся в коридор и усмехнулся:
— Здесь уже лет пять как сухо да пусто в этих баках.
— Не понял. — Сергей угостился сигаретой. — А ты чего здесь тогда, я думал, работаешь.
— Живу. — Усмехнулся мужчина. — Она мне теперь родимая, — он обвёл пространство руками, — вроде как дом загородный.
— Нормально. — Ответил Баранов, так и не разобравшись что к чему.
— Да не напрягайся, — усмехнулся мужчина, — просто в своё время это была одна из моих заправок, время прошло, она последняя осталась. Деньги за неё смешные тогда предлагали, я всё жопился, расставаться не хотел. — Он пожал плечами. — Ну, я вроде как здесь родился, в городе этом, и за каким-то хером она мне здесь нужна была. Зато теперь есть место, где жить! — Пьяно растягивая слова, сказал мужчина, глубоко затянулся дымом и в один глоток допил оставшееся в бутылке пиво. — Ладно, надо спать ложиться. Мне с утра на работу.
— Я останусь? — Спросил Баранов.
— Конечно. Куда ж я тебя в ночь погоню.
Сергей прилёг на кушетку, куда указал Артём, устало прикрыл глаза и провалился в душный, ворочающийся страхами сон. Утро пронеслось за окнами сиренами какой-то экстренной службы, Баранов сел на кровати, испуганно хлопая глазами, потом понял, что случилось и огляделся, протирая сонное лицо ладонями. Рассвет за окнами едва занимался, и ветер, развлекая себя, качался на видимой из комнатёнки железной створке забора, неизвестно зачем в одиночестве стоявшей позади заправки. Выскочив на стылый ветер справить нужду, Баранов оглядел тоскливый пейзаж, где осенний сумрак затянул унылым дождём городские улицы, а редкие люди, дымя папиросами, спешили на работу. Почувствовав себя ещё не вполне готовым к долгому путешествию, Сергей вернулся в тёплое строение, ощутил аромат дешёвого растворимого кофе и кивнул Артёму, бодро снующему между комнаткой и пристройкой, где была кухня-ванная.
— Привет. — Потоцкий пустил струю кипятка себе в чашку. — Кофе будешь?
— Да, давай. — Покивал Баранов и спросил. — А где работаешь?
— На заводе. Тут у нас одно градообразующее предприятие осталось, но и то еле держится. Говорят, под химозу какую-то будут площади отдавать, — Артём пожал плечами, — но нам уже выбирать не приходится.
Сергей глотнул чёрной жижи, насыпал в чашку побольше сахара и, закусив бутербродом, глянул на Артёма:
— Я за постой что-то должен?
— Да у меня вроде не гостиница. — Усмехнулся Потоцкий. — А ты-то чем дышишь? Лицо вроде знакомое, но вспомнить не могу.
— Сергей Баранов, писатель. — Сергей ещё ранее заметил свою книгу на полке. — Ну, собственно вот! — Он потыкал пальцем в обложку книги.
Артём выгнул дугой губы, протянул руку и пожал её.
— Уважаю! Пишешь хорошо!
— Спасибо. — Произнёс Баранов, допивая дрянной кофе. — Тебе за гостеприимство спасибо.
— У меня друг один был, тоже писателем хотел стать. — Усмехнулся Артём.
— И как успехи? — Проговорил Баранов, в голове прикидывая план действий, так чтобы поскорее убраться из этого унылого места.
— Никак. — Цыкнул Артём и пожал плечами.
Больше всего писатель Баранов не любил, когда к нему подходили с вопросом о рецензии или помощи попасть напрямую в издательство, минуя все искусно расставленные ловушки, куда непременно попадают толпы графоманов, мечтающих увековечить своё имя в нетленке. И сейчас, когда уже мучительно хотелось открыть двери квартиры и залезть в душ, Сергей обдумывал как бы так обезопасить себя от дальнейших разговоров и уже выдвинуться забирать свои вещи. А перед этим ещё предстояло позвонить хозяину дома и попросить вторые ключи.
— Ладно, Артём, спасибо тебе. Что приютил и обогрел. — Баранов потянулся к кошельку. — Слушай, давай я как-то финансово отблагодарю.
— Не надо. Мне хватает, не порть момент! — Ухмыльнулся Артём. — Ты давай заезжай если что в гости, мы с Альмой всегда здесь.
После этого разговора у Сергей осталось некое гадливое чувство, так словно он плюнул в этого человека, хотя тот оказал ему гостеприимство. Стараясь не додумывать и не «портить момент», как сказал новый знакомый. Баранов сел за руль, внедорожник выехал на изрытый ямами асфальт и пустился в обратный путь к дому у озера. Сергей тщетно пытался дозвониться до Коротова и решил, что при свете дня придётся забираться через чердак наверх. Утро расцвело и снова плакало дождём, мокрая листва липла на лобовое стекло, пустеющий лес стучал скелетами ветвей. Буквально за одну ночь чаща потеряла своё нарядное одеяние и теперь стояла голая, тряслась обнажёнными стволами, уходила в глубокий анабиоз и ждала снега, чтобы проспать всю лютую зиму. Баранов подумал, что принял правильное решение поскорее убраться отсюда и уже планировал, как проведёт вечер. Но когда он повернул на поляну, то невольно резко вдавил педаль тормоза.
На месте ещё вчера стоя́щего здесь дома лежали его обугленные и ещё дымившиеся останки. Сергей несколько минут не мог пошевелиться, потом открыл дверь, выпрыгнул на землю в кедах, тоже выданных зазнобе Артёма когда-то на работе, и подошёл поближе. В голове у писателя был вакуум, и он не понимал, что произошло. Но завидев продавленные большими колёсами борозды, понял, куда мчались пожарные машины, хотя, видимо, приехали поздно и сразу уехали. Потому что тушить здесь было нечего. Погрустив ещё некоторое время, Сергей продрог на пронизывающем ветру, нёсшемуся с озера и забрался в машину. Он ещё несколько раз позвонил арендодателю, но тот не брал трубку. Сергей набросал ему сообщение и поехал обратно в город. Оставив позади этот странный, замотанный в тоске город, костёр в который превратилось жилище, где он провёл несколько дней и своё желание раствориться в печали, чтобы показать всему миру своё горе, Баранов помчался в Петербург.
Уже несколько часов спустя, он позорно прошествовал домой в затрёпанном костюме и с коробкой под мышкой. Когда писатель входил в парадную, где он жил, его тормознул консьерж, грубо осадив словами:
— Леший, ну куда ты прёшь? Доставка, что ли?
— Доброе утро, Дима. — Сказал Баранов и увидел, как испуганно стрельнули глаза служащего.
— Ой, Сергей Михайлович простите, просто, — он запнулся, — не узнал. Вид у вас такой странный!
— Роль для театра репетирую. — Весело отозвался писатель.
— Так вы ж вроде того, писатель!
— Теперь ещё и актёр! — Соврал Баранов. — Сейчас модно, многостаночником быть! — Туманно завершил разговор Сергей и пошёл к лифту.
— Денег им не хватает, что ли, на двух работах работать. — Прошептал консьерж и вернулся к более важным и насущным делам.
Благословенный горячий душ тёр струями уставшее от загородной поездки тело. Мужчина положил обе руки на рифлёный кафель красующийся на стене и подставлял под мощную струю плечи, затылок, голову. С водой утекали все проблемы, жалость к себе испарилась ещё на той заправке, где он провёл ночь, и где сейчас, кроме Артёма, жила одна из его книг. Мужчина снова возвращался к жизни и был полон энергии и сил, хотя на данный момент хотелось одного, чтобы побыстрее привезли заказанную еду, чтобы в виски, наполняющем бокал, тихонько плавился лёд, и в нужный момент появилась одна из фей, услугами которых писатель Баранов после развода иногда пользовался.
Уже позже вечером, перебрав все необходимые для полноценного возращения в городскую суету дела, провожая хохотушку Алексию, Сергей споткнулся о принесённую в дом коробку. Писатель усмехнулся, что это скопище чужого хлама как-то доехало из почившего лесного домишки до его роскошной квартиры на Петроградке, а значит заслуживает внимания. И сейчас, пребывая в благодушном настроении, он подцепил одну из тетрадей похожих на ту, что сгорела, по всей видимости, с домом и, опустившись в кресло-качалку, углубился в чтение:
«Мы словно застыли в невесомости. Она и я! Ничего не происходит, мы просто вращаемся друг вокруг друга и никак не можем поймать в фокус наши отношения. Мы разные! У нас нет общей точки сборки, где можно было бы заземлиться и протянуть друг к другу руки, сжать в объятиях ускользающую нежность и запечатлеть это мгновение в вечном танце исчезающей жизни. Я люблю её, но не могу сказать. Я вижу по утрам её голые плечи, но не могу признаться, что моё сердце ломается о чувства, переполняющие меня. Я не могу показать мужскую слабость перед женщиной, я всегда с ней небрежен и насмешлив и это как наждак сдирает кожу до мяса. Моя чувственность живёт в страшной клетке, из которой нет выхода. Моя любовь не имеет права жить в полный голос, потому что я сам так захотел. Я каждый день вспоминаю, как мы с ней познакомились…»
***
Город Санкт-Петербург, 2005 год.
Новомодный бар, украшенный настоящими итальянскими фресками, готовился к утреннему открытию. Официанты с раздражением от бесполезности своей работы натирали стеклянные поверхности столов, ожидая, что почти сразу вся прозрачность будет покрыта жирными отпечатками любителей ранних подъёмов, кофе и завтраков. Бармен шипел капучинатором и натирал бокалы, варил, мучающемуся похмельем шеф-повару его законную чашку американо, и слушал его бесконечные жалобы на жену. А уборщица, что-то бурча себе под нос, спешно вытирала с пола расплёсканное молоко.
На кухне уже грелись плиты, надувались круассаны, а горка румяных блинов, предназначенных в качестве комплимента к бизнес-ланчу, неуклонно росла. Поварята громко смеялись, шутили и перекрикивали громко работающую мясорубку. Вдруг дверь подсобки распахнулась и оттуда вышла высокая брюнетка, одетая в деловой серый костюм. В помещении моментально повисла тишина, люди сосредоточились на своей работе и даже не переглядывались, хотя ещё минуту назад здесь царило веселье.
Вера Андреевна Журавлёва в свои неполные тридцать лет уже лютовала в качестве директора бара, который к вечеру трансформировался в клубный ресторан. Вера была уникальным специалистом, она не получила никакого должного образования, но пройдя за десять лет путь от простой, заикающейся официантки смогла прочно закрепиться на пьедестале самого модного и дорогого заведения города. На собеседовании Вере хватило полчаса, чтобы убедить троих учредителей, что именно она вдохнёт в это место особый аромат, привлекающий посетителей. Потом Вера убедила каждого владельца по отдельности, что домогательства в её сторону нанесут предприятию только вред. С тех пор ресторан работал как часы, беспощадно пожирал толпы народу, переваривал их наличность и выплёвывал обратно повеселевших, сытых и довольных господ и дам.
Вера прошлась между столов, критическим взглядом осмотрела всё вокруг и, положив руку на мясорубку, жестом заставила повара остановить агрегат.
— Что за шум? — Спросила она.
— Ну, мотор стучит походу. — Пожал плечами паренёк.
— А у тебя мозгов, походу, нет? — Рявкнула девушка. — Никак не сложить в голове тот факт, что этот стук приведёт к тому, что там сейчас обмотка на хрен сгорит?
— А чё делать? Нам же фарш нужен? — Развёл руками юноша.
— Из головы его сначала вынуть. — Произнесла она в ответ. — Эту вымой и скажи инженеру, чтобы посмотрел. На складе другую возьми, новую.
— А у нас чё, инженер есть?
— Нет, у нас только феерические долбо... есть вроде вас, всех здесь собравшихся! — Ответила она.
— Ну вот обидно, между прочим, Вера Андреевна! — Заявила рыженькая девица, быстро шинкующая капусту.
— Обидно Олеся, ноги раздвигать перед всеми, кто тебя позовёт и называть меня за глаза сукой! — Жёстко отрезала Вера Андреевна. — Хочешь повышения, начни работать. При этом работа в позе рака не считается. А ещё раз подловишь Вадима Петровича, когда он лыка не вяжет, я из тебя рагу сделаю и на стафф скормлю. Уяснила?
— А чё такое стафф? — Не унимался паренёк.
— Обед для персонала! — Прошипел кто-то сбоку.
— Это кто вообще? — Вера воткнула палец в плечо юноши.
— Я Стасик!
— Х..сик! — Гаркнула Вера. — Не тебя спросила.
— Вера Андреевна! — Вышла чуть вперёд невысокая блондинка. — Позвольте, я сейчас со всем разберусь. Стас на стажировке, я ему всё объясню. Просто Анатолий Петрович ещё не приходил и все немного на взводе.
— Молодец, качественно шефа сдаёшь! — Процедила Олеся.
— Олеся, ну кто как может, так и пробирается наверх. — Не оставила без внимания комментарий Вера. — Кто с владельцами спит, а кто работать пытается и спасти всех вас от увольнения. Так, Надя, ты за главную, а я пойду попробую нашу потухшую мишленовскую звезду найти. — С этими словами Вера Андреевна развернулась и вышла с кухни.
Выйдя в зал, торжественно сияющий чистотой, директриса подошла к одному из светильников больше напоминающий убогий памятник современного искусства и подозвала одного из официантов.
— Кирилл, ты знаешь почему у меня глаз дёргается? — Спросила она, мрачно глядя на молодого человека, пытающегося вытянуться в струнку.
— Простите, Вера Андреевна. Нет. — Проговорил юноша.
— Он дёргается, потому что когда я посмотрела на лампочку, которая не горит, я хотела закатить истерику, — она указала на печально потухшую верхушку полусферы, венчавшую светильник, — но как мудрый руководитель я дам тебе возможность исправиться и сделать свою работу хорошо. Ты меня понял?
— Предельно! — Юнец тотчас испарился.
Вера всегда знала, как разговаривать с людьми, орать матом на студента филологического факультета было бесполезно, он бы просто её не услышал. А вот показать своё оскорблённое достоинство его разгильдяйством — худшее наказание, тем более что она давно заметила, какие тайные взгляды он бросает в вырез её блузки.
— Толя, б...ь! — Рявкнула Вера, обнаружив возле стойки что-то вяло лопочущего шефа. — Ден, ну ты дурак совсем с утра ему наливать! — Развела она руками, глядя на бармена. — Мне вот этого итальянского алкоголика хватило. Толя, ну ты с утра уже на рогах. — Шеф-повару хамить было можно, но в пределах разумного.
В первую очередь он был большим и крайне уважаемым другом одного из владельцев, а во вторую был очень модным шефом. И для всех был секрет, что времена, когда он кудесничал прошли, а сейчас Толя грелся в лучах былой славы и тихо спивался.
— Вера, ну не кричи! — отмахнулся Толя. — Моя вчера тачку грохнула. Новую. Бесит прям.
— Толя, я понимаю глубину твоей трагедии, но мне что делать? Вечером запланирована очередная пьянка, по размерам оплаты превосходящая нашу утреннюю месячную кассу. И всё потому что у нас завтраки ещё вчера из моды вышли. Что мне делать?
— Меньше пи...ть! — Хохотнул Толя.
— Я серьёзно! Я сегодня поговорю с Ефимычем.
Юрий Ефимович был прожжённым евреем среднего возраста, и по какой-то причине именно он обожал Анатолия. Хотя приход этого алкоголика не только не спас ресторан от итальянского разорителя, который трудился здесь шефом до этого, но и даже ухудшил бы ситуацию, если бы не Надя. Надежда была старательным поваром, которому Вселенная даровала всё необходимое для того, чтобы она могла возглавить кухню любого ресторана, но забыла про нужные связи. И пропихнуть сейчас Надю на пост шефа было крайне сложно. Но Вере она была просто необходима, потому что смотреть, как загибается её детище из-за странных мужских игр в барство, она не могла.
— Ну чё ты хочешь? — Дохнул на неё перегаром Толя.
— Сделай Надю су-шефом! — Вдруг сказал Вера.
— На фига?
— Потому что пока ты отмечаешь поминки по машине жены, она качественно твою жопу прикрывает. — Терпеливо объяснила Вера.
— А этого я куда дену? — Толя почесал затылок. — Как его?
— Виталика. — Подсказала Вера.
— Да, Виталика. — Поморщился шеф-повар.
— Толя, ты даже не знаешь, как его зовут! Его Вася зовут. — С тяжёлым вздохом сказала Вера, потому что су-шеф Вася с первых дней решил, что его главная задача подражать поведению своего непосредственного руководителя. — Толя или сейчас мы идём, и ты назначаешь Надю своим замом, или я иду к Ефимычу. — Вера балансировала на грани нездорового алкоголизма Анатолия. Сейчас он мог быть как благосклонным, так и рухнуть в пучину бешенства и истерии. И тогда никому мало бы не показалось.
Но ставки были верными, Вера и Толя осчастливили Надю, и директор ресторана решила наградить себя чашечкой ристретто. До открытия оставалось пятнадцать минут, и она вполне успевала всё сделать! Ресторан, как всегда, был идеален, плавал в роскоши, уюте и радушии, все дрязги тщательно спрятаны, на виду только улыбки и гостеприимство!
Дверь открылась, вошли первые посетители, хотя на часах ещё не было десяти, и хостес припудривала нос в туалете. Вера залпом проглотила обжигающий напиток и подошла к гостям. Мужчина был неплох собой, волосы скрывала бейсболка, крепкую фигуру обтягивала футболка, выдавая то, что он регулярно посещает спортзал, а кожаные брюки, явно сшитые на заказ, свидетельствовали о хорошем вкусе с примесью пижонства. Девица, шествующая за ним, ковыляла на высоких каблуках, постоянно нервно дёргала вниз короткое блестящее платье и поливала холодом взгляда всё вокруг.
— Доброе утро! Рады приветствовать вас. — Выдала вышколенную улыбку Вера. — Вы вдвоём будете?
— Скорее да, чем нет. — Улыбнулся мужчина. — Может ребята подтянутся. Доброе утро. Можно мы уже упадём куда-нибудь. — Он выдохнул улыбаясь. — Ночка тяжёлая была.
— Понимаю! — Вера выцепила взглядом, поменявшуюся в лице хостес, которая уже понимала, в какую сумму ей выльется опоздание на рабочее место. — Марина, проводи, пожалуйста. Большой стол.
Вера присела на своё коронное место, где позволяла коротать мгновенно пролетающие минуты завтрака. Расположившись под защитой деревянной ширмы, она оказалась как раз возле только что вошедших гостей и невольно слушала, как девица отчитывает своего ухажёра.
— А чё ты на неё пялился?
— На кого? — Устало спросил мужчина.
— Егор, не тупи, на крысу у входа!
— Слушай, я там никого не заметил, кроме приятной девушки. А ты думаешь, у них здесь крысы водятся? — Глумился он над спутницей.
— Егор, я уйду!
— Я не думаю, что они закрывают двери на замок, так что путь открыт.
— Тебе чё, пофиг на меня? — Стала сдавать категоричную позицию девушка.
— Мне сейчас, как ты выражаешься, пофиг на всё! Я есть хочу и кофе, а после еду домой. Спать.
Вера отвлеклась на телефонный звонок, а потом на подошедшего сомелье.
— Вера Андреевна, — сказал он, кусая губы, — проблемы.
— Ну у нас каждый день всё не слава богу! — Вера выдохнула. — Присядь, не стой. — Указала она на место напротив себя.
Молодой человек устроился на стуле и взглянул на неё.
— Коля, рожай быстрее, а то у меня завтрак стынет, а сейчас ещё кто-нибудь припрётся с нытьём. Ну?
— Короче, алкоголь на вечер не приедет. — Выпалил он.
— А куда он денется? У него что, дела запланированы? — Спокойно спросила она.
— Нет. Бухгалтерия накосячила, они платёж забыли перевести.
— И в чём проблема? — Вера развела руками. — Я думала и правда что-то случилось. Ну потом заплатим или в течение дня.
— Там это, бронь тоже забыли поставить. Короче, есть только три коробки для нас и то микс. Вот.
Вера затаила дыхание, потом шумно выдохнула.
— Коля, скажи, вы сговорились, что ли? — Прошипела Вера. — Я эту вечеринку месяц готовила. Народу вал! У вас вообще мозгов нет? Этот мудак в говно пьяный с утра, у тебя мозги раком едут, Наташа, б..дь, уже, по-моему, перезрела на ветке девичества и ни хера не соображает оттого, что с ней не спит никто.
— Что делать? — Спросил Коля, потому что понимал, что любые оправдания сейчас будут не к месту.
— Свали отсюда, пока тётя Вера будет решать проблемы.
Последующие полчаса Вера ужом извивалась, пела сладкогласьем, сулила «золотые горы», но к вечеру пятницы достать необходимое количество нужного алкоголя оказалось нереальным. Модная певица, очнувшаяся кухня, расторопные официанты, всё это будет смотреться крайне непрезентабельно, когда на полках бара ровными рядами выстроится отечественный коньяк и затрапезная текила.
— Присяду?
Вера услышала голос и подняла глаза. Перед её столиком стоял молодой человек, недавно зашедший в ресторан.
— Что-то случилось? — Улыбаясь спросила Вера. — Я сейчас позову хостес.
— Нет, я к вам. — Твёрдо сказал Егор и сел напротив.
Он положил перед Верой лист бумаги, девушка опустила на него глаза и увидела алкогольный эльдорадо.
— Весь прайс в наличии и в любых объёмах! — Сказал Егор.
Вера усмехнулась и глянула на него.
— Простите, мы стеклоомывайкой не торгуем. Я не хочу свои дни закончить под асфальтовым катком.
— Стопроцентное европейское качество. Всё ориджинал, всё с заводов или со складов уважаемых голландских ботлеров, в отличие от вашего трес женерасьон, который разливают, судя по всему, в Эстонии на Ливико.
— И всё-таки спасибо! — Вера встала. — У меня другие задачи в этом ресторане.
— Лично вам пятнадцать процентов от объёма. — Продолжал Егор. — И сегодня вы точно не найдёте в городе свободную алкашку.
— Егор! — Послышался капризный голос из-за перегородки. — Ну ты где?
— Вас дама ждёт! — Вера развернулась и пошла в свой кабинет ломать голову над проблемой.
— Я телефончик здесь оставлю. — Проговорил Егор ей в спину.
Спустя час уборщицы с удивлением смотрели, как Вера Андреевна увлечённо роется в помойке в поисках листочка с телефоном человека, предлагающего купить контрабандный, нелегальный, но такой нужный алкоголь.
***
Сергей только к утру смог оторваться от клавиатуры, после того как его затянуло в тетрадное описание чувств. Писательское воображение нащипало из остальных блокнотов нужных фактов, хорошенько перемешало их вместе с выдумкой и Баранова понесло на новой волне вдохновения. Сергей снова творил, пальцы летали над клавишами, герои оживали и обретали очертания, он смеялся, плакал, ворчал, проговаривал за них диалоги и чувствовал себя на вершине мира, сегодня он снова был кукловодом чужих судеб, ничуть не гнушаясь тем, что в этот раз писал не с чистого листа, а переписывал чью-то реальную жизнь!
Понравилось? Жмите👍. Жду комментов. Приглашаю на свой сайт и на страничку в Литрес