– Николай, а расскажите о вашем первом личном знакомстве с Галиной Вишневской.
– У меня была фантастическая встреча с Галиной Павловной Вишневской. Как-то раздался телефонный звонок, я снял трубку – и знакомый мне голос, который я знал много лет по записям, мне сказал: Коленька, здравствуй, это Вишневская. Я подумал, что меня кто-то разыгрывает. Оказывается, Галина Павловна, сидя у себя дома в Париже, посмотрела какое-то мое интервью. После которого она мне позвонила и сказала, что в восторге от этого интервью (там показывали кусочки, как я танцую) – и у нее будет скоро юбилей и она приглашает меня на свой юбилей.
И когда точно так же еще попозже мне позвонила Тамара Милашкина, а это первая певица, которую я слышал в Большом театре. Утренний спектакль «Иоланта», и я, наверное, никогда не смогу воспринять с такой любовью исполнителя Иоланты, как Милашкину, которая мне позвонила и тоже сказала, что она меня где-то там видела, сказала мне хорошие слова и прислала комплект дисков с дарственной надписью.
Для меня признание таких примадонн Большого театра – это было очень важно. Это признание было несоизмеримое, я не знаю даже с чем… счастье. Понимаете, когда настоящие мастера Большого театра обычно сами принимали свою смену, сами говорили – вот это человек, на которого стоит обратить внимание.
Поэтому когда я увидел Дениса Родькина, стоящего у стены, я сказал – так, иди сюда, ты будешь следующий. Я, конечно, приложил колоссальные усилия как педагог для того, чтобы человек из Гжели затанцевал классический балет, но я прекрасно понимал, что в этом мальчике есть, и что это будущий премьер Большого театра.
– Александр Годунов. Человек, который в какое-то время бежал из страны. А что о нем говорили в Большом театре, когда вы там уже работали?
– К сожалению, с Годуновым осталось очень мало записей, потому что в те годы принято было все смывать. Благодаря усилиям Плисецкой осталась «Кармен».
Это была такая легенда в театре. Величайший танцовщик, красавец необыкновенный, которого, конечно, серость ненавидела, и поверьте мне, там были некоторые у нас педагоги, как бы его ровесники, которые стали к моему моменту педагогами, которые говорили – да что Годунов? Да он танцевал еле-еле, ну, о чем ты? Просто блондин был. Это была зависть нечеловеческая, к этой красоте, к этому таланту. Красивым людям всегда завидуют, к сожалению.
Есть «Кармен» с Плисецкой, записана трижды. С Николаем Фадеечевым – это с первым составом. Это очень хорошая запись, потому что они там молодые, как раз только спектакль поставлен, потом с Годуновым потрясающий. И несмотря на то, что Майя Михайловна, наверное, вдвое старше него, на той записи этого не видно вообще. Талант Плисецкой был такого масштаба, что это незаметно.
И в третий раз с другим, абсолютно бесцветно-серым исполнителем, тем, который любил рассказывать, что Годунов плохо танцевал. И вы знаете, на том видео вдруг видно возраст Плисецкой. Это удивительно, потому что ее не зажигал этот партнер. Она была человек эмоции – гений абсолютно.
– Большому театру 245 лет – он старше многих государств на планете. У вас есть объяснение, почему у него получается все время рождать артистов – гордость нации?
– К сожалению, очень давно не появлялось никого, кто бы был принят обществом настолько одобрительно. Это очень жалко.
Другое дело, почему Большой театр является главным – не только потому что он самый большой, не только потому что он стоит в центре Москвы, просто это было много лет сосредоточие величайших умов, от тех, кто содержал хозяйство, до тех, кто создавал произведение искусства. Но театр – это прежде всего артисты.
– Николай, если бы вы могли обратиться к этому себе, к еще артисту Большого театра, было ли что-то в этом периоде вашей жизни, о чем вы, может быть, жалеете, чего бы хотели бы избежать? Напишите письмо самому себе в прошлое, артисту Большого театра еще.
– Иди, не бойся. Никогда не оглядывайся. Не равняйся на серость. Ни в коем случае. Сохраняй свое лицо и добивайся всегда правды. То, что я и делал. Я не изменю ни один день, мной прожитый в этом театре.
Я как-то сказал, что перед талантом я буду всегда стоять коленопреклоненным, перед серостью я даже не моргну. Гениальная фраза Марины Тимофеевны Семеновой, которую я всю жизнь повторяю. Произнесенная 10 марта 1995 года, когда все стали бегать с подписями «против» в Большом театре.
Марина Тимофеевна узнала, что я не подписал, и наследующий день на классе она мне показала большой палец: молодец. А потом сказала: Коля, запомни, мы служим только Аполлону, никому больше, только Аполлону служи – и будет все хорошо.
Большой театр венчает Аполлон, в квадриге он стоит. На плафоне Большого театра – Аполлон и девять муз.