Через год после того как я перебрался в США, постдоком в Стэнфорд, я полетел в Даллас, куда меня пригласили на интервью в тамошнем университете. За день до вылета мне позвонил Тиберий, известный румынский математик, тоже недавно перебравшийся в Даллас из Стэнфорда. Собственно, меня наняли на его место. Я был тогда еще незнаком с Тиби лично, только книги его читал.
- Я очень рад, что мне удалось протолкнуть твою кандидатуру, - сказал мне Тиберий, - и добиться, чтобы тебя пригласили к нам на интервью. К сожалению меня завтра не будет в Далласе, я ранним утром улетаю в Сиэттл.
- Знаешь, - добавил Тиберий, и в голосе его прозвучала неожиданная досада, - знаешь, это все происки одного из наших профессоров, происки Яноша. Он специально подстроил все так, чтобы твое интервью назначили на тот день, когда я в отъезде.
- Происки Яноша? - переспросил я.
- Да, происки венгра Яноша, - отвечал Тиберий, - А ты же знаешь о взаимной нелюбви румын и венгров. Она тянется еще со времен Австро-Венгерской империи.
- Всё, - продолжал Тиби, - абсолютно всё, что я предлагаю на факультете, всегда подвергается обструкционизму с его стороны.
- И это, - заключил Тиберий, - твоя основная проблема. Если ты "пройдешь" мини-интервью с Яношем, считай что тебя к нам взяли.
- Как же я ненавижу политику на факультете! - воскликнул Тиби. - Как же я ненавижу политику!
- Ну почему? - с тоской в голосе говорил Тиби, - почему эти венгры все портят? И мы, вместо того, чтобы заниматься математикой, должны бороться с их кознями?
.....
На следующий день в Далласе меня встретил в аэропорту приятный бородач Герхард, один из профессоров университета, родом из Германии. Мы оба сразу почувствовали взаимную симпатию, и у нас тут же завязалась живая и откровенная беседа.
- Жизнь – трудная штука? – спросил меня Герхард, говоривший с сильным саксонским акцентом.
- Ну, наверное, - ответил я с сильным русским акцентом, - но и хорошего в ней тоже немало.
- Да, но в молодые годы в жизни ученого столько несправедливостей, - уточнил свою позицию Герхард, уже выруливая из аэропорта на шоссе, - нас так все эксплуатируют!
- Вот ты, к примеру, - продолжал Герхард, - ты сейчас пост-док в Стэнфорде и ишачишь там на своего профессора Тома. Я посмотрел ваши последние статьи, это ведь ты один все сделал, а он только подпись свою поставил. Это же рабство! Так ведь?
Герхард был, возможно, прав, но в моей научной школе обсуждать вопросы вклада соавторов считалось неприличным.
- Ну, - замялся я, - дело в том что я, говоря о своих статьях, никогда не думаю над тем, сколько сделал тот или иной соавтор, это ведь так субъективно!
- Я очень ценю твою скромность, - закивал Герхард, - и не буду задавать тебе лишних вопросов. Но знай, что я очень хорошо понимаю все, что ты сейчас чувствуешь. Я тебе очень сочувствую!
- Я ведь и сам, - продолжал Герхард, - побывал в твоей шкуре. Я три года отпахал на Готтвальда в Билефельде, был у него там постдоком. В наших совместных статьях все сделал я, 100%. Но в списке авторов стоит и имя Готтвальда тоже. Разве это справедливо?
- Словом, - заключил Герхард, - ты можешь на меня полностью рассчитывать. Я проголосую "за" и помогу тебе вырваться из твоего Стэнфордского рабства…
…..
- Вопросы? - спросил модератор Али после моего доклада на коллоквиуме факультета. Али был иранцем, лет 10 назад перебравшимся из Тегерана в Даллас, где он со временем стал деканом факультета.
- Вопросы, замечания? – повторил Али.
Человек, сидящий в первом ряду скривил лицо и поднял руку.
- Все это довольно любопытно, - произнес он с характерным венгерским акцентом, - но меня мучают сомнения. Какова польза от всех этих результатов, где они применяются?
- Ну, - ответил я, - эта задача была мне поставлена инженерами из Стэнфорда. А сейчас я сотрудничаю с парнями из Белл Лэбс, мы работаем над патентом, применяем эти результаты к списковому декодированию в условиях повышенного шума.
- ОК, - ответил, продолжая кривить лицо, Янош (а это был именно он), - сейчас у тебя будет мини-интервью со мной, и у нас будет возможность все это обсудить поподробнее.
.....
- У меня к тебе есть только один вопрос, парень, - сказал Янош, когда я уже сидел в его офисе, - ты собираешься сотрудничать с Тиберием? Вы, ребята, собираетесь работать вместе?
- Не знаю, - ответил я искренне, - я с Тиберием пока что не знаком лично. Но я читал его статьи, там возникают интересные вопросы, и если мы будем вместе их обсуждать – это будет естественно.
- Стало быть, - сказал сам себе Янош, - вы, парни, сформируете здесь научную группу и будете тянуть одеяло на себя…
- В принципе, - продолжал я, - это не вопрос политики, а скорее вопрос науки. У нас с Тиби немного разные области, и если для решения какой-нибудь задачи потребуется комбинация его и моих знаний, то сотрудничество будет полезным. И мы будем работать. А если не будет полезным - не будем. Это не вопрос политики.
- Я согласен с тобой, - живо отозвался Янош, - я вообще ненавижу эту политику, эти интриги, этотобман. Почему везде румыны, везде одни румыны, почему мы вынуждены бороться с их кознями, почему мы не можем просто заниматься наукой в свое удовольствие?
- Ты в шахматы играешь? – спросил меня Янош.
- Немного, - ответил я, - но не очень хорошо, мой сын меня уже обыгрывает.
- Я в детстве тоже любил шахматы, - продолжал Янош, - я ходил в парк возле дома и смотрел, как наш венгерский гроссмейстер Лайош Портиш играет там с пенсионерами на деньги. Он ведь там неплохо зарабатывал за день! Партия – червонец!
- Ох, и хитрый же он жук был, - продолжал Янош, - хитрый, как самый последний румын! Лайош Портиш давал пенсионерам пешку перед ладьей в фору. А ведь дав эту пешку в фору, он получал возможность быстрее развить фигуры, захватить центр и эффектно и быстро выиграть партию. Давая фору, этот хитрец на самом деле получал преимущество!
- Ну, неважно, - заключил Янош, - ты сегодня свою шахматную партию со мной выиграл, - я поддержу твою кандидатуру.
…..
Следующее мини-интервью было с профессором Збигневом, известнейшим специалистом по теории относительности. Збигнев родился в Польше, но со временем осел здесь, в Далласе.
- Проходи и садись, - добродушно сказал мне Збигнев, когда я пришел к нему в кабинет, - садись и расслабься. Я уже принял решение поддержать твою кандидатуру, и потому вопросов тебе задавать не буду. Так что ты отдохни у меня полчаса, наберись сил для следующего мини-интервью. Ты молчи, а разговаривать буду я!
Я удобно устроился в кресле в кабинете Збигнева, и, как говорится, обратился в слух.
- Наш университет хорош всем, - начал свой рассказ Збигнев, - у нас очень сильные ученые работают, зарплаты хорошие, все отлично. Жилье дешевое, дом с бассейном стоит раз в 5 дешевле, чем в Стэнфорде. Выше уровень жизни! А если тебе захочется пожарить яичницу, то сковородка тебе не потребуется, у нас так жарко, что яичницу можно жарить прямо на раскаленном асфальте. Именно поэтому, если ты заметил, все здания университета соединены между собой кондиционированными арочно-купольными проходами.
- Одно у нас плохо, - продолжал Збигнев, - студенты слабые, ничего не понимают. Многие не понимают ничего абсолютно, и ищут этому оправдание. То акцент польский им мешает, то им мешает то, что материал (по их мнению) носит недостаточно прикладной характер.
- Да вот, в прошлом семестре, - говорил Збигнев, - я читал курс топологии, и был у меня этот студент, Чарли, он родился здесь же, у нас, в Техасе, на каком-то ранчо. И после каждой теоремы этот самый Чарли мучал меня одним и тем же вопросом, мол, а каковы приложения этой теоремы, какая от нее польза?
- В конце концов, - продолжал Збигнев, - я не выдержал, подошел к Чарли и спросил его, мол, а каковы приложения секса, зачем мы им занимаемся?
- Ну, делать детей, - ответил мне Чарли.
- Хорошо! – сказал я, - а когда ты занимаешься сексом, ты думаешь о его прикладном характере, ты думаешь о детях?- Нет, не думаю, - честно признал Чарли, - я думаю совсем о другом в эти минуты.
- Вот! – сказал я ему.
- И на моих лекциях веди себя точно так же! Не думай о приложениях! Расслабься и попытайся получить удовольствие!
…..
Улетал я из Далласа с хорошим чувством. Збигнев, Али, Герхард – такие приятные ребята! И даже Янош, которым меня так пугал Тиби, казался, в общем-то, вполне разумным человеком. Словом, я чувствовал, что мне очень понравился Даллас. Хороший факультет, здания соединены кондиционированными проходами, и сковородка не нужна, яичницу можно жарить прямо на асфальте!
…..
Через три дня мне позвонил декан факультета Али.
- Ты нам всем очень понравился, - сказал Али, - и мы были очень впечатлены уровнем твоих исследований. Но в этом году у нас был целый ряд выдающихся кандидатов, и выбрать лучшего было воистину нелегко. К сожалению, мы не сделаем тебе оффера в этом году. Я желаю тебе удачи в твоих поисках и уверен в твоем успехе.
…..
Через полчаса мне перезвонил Тиберий.
- Али тебе уже сказал? - спросил он.
- Да, - ответил я, - а в чем там дело? Козни Яноша?
- Да нет, - ответил Тиби, - к моему удивлению, Яношу ты очень понравился, на него произвел сильное впечатление твой доклад.
- Не взяли тебя на работу, - продолжал Тиби, - из-за Герхарда, который встречал тебя в аэропорту.
- Из-за Герхарда? – удивился я. - Ты уверен? А мне казалось, что мы очень понравились друг другу…
- Ага, понравились, - отвечал мне Тиби, - так понравились, что после твоего интервью Герхард написал мемо и положил его каждому в почтовый ящик. В этом мемо Герхард писал о том, что все твои статьи в Стэнфорде написаны в соавторстве с Томом, и что неясно, кто их писал на самом деле. Скорее всего, - писал Герхард, - основной вклад внес Том, известный ученый, и пока трудно сказать, являешься ли ты независимым ученым или нет….
____________
Следующий рассказ: Я - ИНТЕРВЬЮ ДЖАНКИ