«Сибирский тракт» Андрея Пермякова — это травелог, дорожная повесть, и повесть не простая. Путешествие автостопом по бывшему Сибирскому тракту.
25. Багрицкий Геннадича спас
С Лёшей мы увиделись на вокзале Пермь-II. Это была четвёртая в нашей жизни встреча и четвёртая из них произошла на вокзале Пермь-II (Глава 7. «По стрелочников).
Справа за аркою укрылся Горыныч. Арка длинная, точно пещера. Сверху по ней идут четыре или шесть железнодорожных путей от вокзала Пермь-II в сторону Березников. Однако, нам пока в Березники не надо, нам в Горыныч надо. Там, в Горыныче, сидит Геннадич. Нет, Горыныч Геннадича не ел. Это Геннадич в Горыныче ел. Я сейчас вкратце многое изъясню.
Горыныч — кафе подле Пермского Классического университета. Место навроде водопоя: тут вылетающие с доцентами сидят рядом. Только пьют не воду. А Геннадич это Алексей Евстратов. Его так раньше в интернетах звали. Я когда стихи начал писать, заинтересовался: кто ещё в Перми сочиняет из сообразных по возрасту? Вот, Алексея нашёл. Мне его стихи понравились, а я его, видать, как человек заинтересовал. Договорились встретиться в месте, каждому известном. Из таких, конечно, нашёлся Горыныч[2].
А мне в тот день радость была. Звонит Юрий Беликов (седокудрый, басогласый), говорит:
— Андрей, зайди в любой киоск, купи газету Труд-7.
— Зачем?
— Ну, купи, узнаешь.
Покупаю, а в ней мои стихи. Да и премного. И тираж у газеты сотни тысяч. И фотокарточка. Я довольный иду, думаю, чем Юрия Александрыча благодарить. А потом иное подумал: я ж именинник получаюсь? Первая ж публикация, не считая научных! Значит, пускай Евстратов меня сейчас кормит-поит.
Вхожу, знакомимся. Он сообразен, аккуратно брадат. Куртка из недешёвых, парфюм. Медленная, негромкая речь. Переходим на ты:
— В Труде, говоришь, напечатали? Ну, проставляйся тогда.
Следующая наша встреча, тож начавшаяся в Горыныче, запомнилась мало: мы тогда ехали в Москву создавать Товарищество «Сибирский тракт». Вся шестидесятичасовая поездка туда-обратно с кратким пребыванием в столице была обильна полита нарзаном и сдобрена бесчинствами. Но один краткий эпизод железнодорожного утра меня поразил. Просыпаюсь, внизу Геннадич сидит. Вы уж поняли: он хитрый, ему всегда лучшие места достаются. Сидит он, будто и не пил. Слушает нечто в наушниках. Из краткого общения и совместно устроенных на Москве безобразий, я прикинул возможный репертуар: где-то от Михаила Круга до Виктора Цоя. Спрашиваю:
— Доброе утро. Чего гоняем?
— А?
— Слушаешь, говорю, чего?
— Да вот… Сергея Гандлевского скачал. Он хорошо свои стихи читает.
И помолчав:
— Интересная цитата: «Бобик бегает за Жучкой. / Бьётся бабушка над внучкой —/Сделай дяде ручкой»… Хорошие стихи, но педофильские.— Зачем педофильские?— Ну, как? Сначала ручкой этому дяде сделай. Потом ротиком…Остаток пути тоже забылся от времени и алкоголя. А вот третью нашу встречу я запомнил хорошо. И Арс хорошо её запомнил, и Алексей лучше всех запомнил. Сеня Гончуков позвал нас, то есть, меня, Лёшу и Арсения Ли, в город Нижний Новгород. Стихов читать. Арсений ехал из своего Екатеринбурга, а мы к нему хотели в Перми присоединиться. Там поезд сорок минут ждёт.
Сидим, конечно, в Горыныче. Алексею зачем-то долго несли порцию жареных пельменей, да и кушал он не торопясь. Словом, поезд из Еката уже прибыл, Арсений волнуется. Лёша ему сначала ласково отвечал, а затем начал безобразничать. Арс звонит мне, а мы уже к составу подходим в это время. Лёша трубку отбирает и говорит в неё вдвое неторопливей против обыкновенного. Хотя, повторю, он и так в речи нескор:
— Арсений? Да. Слушай. Тут проблема есть маленькая. Пермяков пьяный, как не могу. Я его волоку на себе, а он мычит. Ни номера поезда не знает, ничего.
Ответ Арсения мне, конечно, не слышен, но я его предполагаю. Лёша дальше говорит:
— Ты расскажи, что из окошка видишь, мы туда и придём.
— …
— Вокзал видишь? Хорошо. А с другой стороны что видишь?
— …
— Пути железнодорожные видишь? С поездами? Тоже хорошо. Мы на это сориентируемся и тебя найдём.
Согласитесь: видеть на железнодорожной станции нечто кроме путей, составов и вокзала было б странным.
Ладно. Сели в вагон, разместились. Проводница сказала традиционное про «осталосьпятьминутдоотправления», Арсений снова звонит. И Лёша отвечает всё так же безнадежно:
— Да вот никак найтись не можем. Пермяков чуть прочухался, так водит меня то сюда, то туда.
Арсений Витальевич побежали стоп-кран дёргать. Его проводник еле уговорил, а потом и Лёша с доброй вестью позвонил, сжалившись. Арс долго обижался, до самого Балезино. Но в Балезино увидел наш весёлый плацкартный вагон и поменялся с мужиком-соседом на свой купейный. Мужик, наверно, думал: где его обманули?
Арс меня тогда в очередной раз поразил. Вот явился он с удивительным кожаным саквояжем, развесил пиджак, шарф бордовых тонов и прочее в условиях плацкартной тесноты, не допустив ни единой лишней складки. Извлёк аккуратные контейнеры с дозированной закуской. И сделалось нам крайне уютно. Сидели, разговаривали. Спиртного потребили ровно в меру. С барышнями-наркоманками познакомились. Позвали их на чтения стихов. Барышни где-то вышли, а мы легли спать. Вернее, Арсений лёг на нижней полке, я на верхней, но Алексей сказал:
— Вы спите, а я не буду. Кого тут спать-то? Три часа до Нижнего осталось. Я книжку почитаю. Нас Денис встретит, я у него высплюсь.
Ну, ладно. Полпятого утра нам выходить. Кривые такие, невыспанные. Но билет обратный купили, энергетический напиток купили, в ум пришли. Смотрим — Алексею чего-то не так. И он предивное говорит:
— А покажите мне Нижний Новгород. Я тут никогда не бывал.
Будто Нижний Новгород — это не мегаполис, а городок в табакерке, где от вокзала до улицы Большая Покровка — пальцем ткнуть. И будто не пять утра на дворе. И не зима.
— Ладно, говорю. Пойдём. Только пива дай. Оно ж у тебя?
— Да как сказать… Не у меня уж, а во мне.
На прогнозируемую опохмелку мы взяли шесть банок неприкосновенного запаса «Охоты крепкой». В те времена организмы ещё переносили этот нектар. Так вот Лёша их за сто восемьдесят минут чтения в поезде и уговорил. Пока мы спали, значит. Так-то немного выпил, но на обильные дрожжи, видать, легло хорошо. Мы его гуляем, а он не трезвеет. А вот зачем было общее пиво крысить? Бить его не стали: воспитание не то, да и здоровше он нас, даже вместе взятых. Но тихо радуемся его похмелюге. Говорю:
— Ну, нафиг. Холодина такая. Ты вот ещё варежки где-то просрал. Пойдём обратно на вокзал. Там солянка вкусная, порции по 606 граммов, я сам видел — так и написано. Похаваем, а там Денис придёт.
Ну, пошли. Я впереди, ребята чуть отстали. Стою у буфета, смотрю — они с ментами разговаривают. Ещё думаю: вот зачем они с ментами разговаривают? Подхожу, а там не просто так разговор. Там диалог между старшиной и Арсением. Лёша же за столом улыбается, будто непричастный. И около него сержантик стоит. Старшина Арсению, явно не в первый раз внушает:
— Вы идите. К вам и вот этому вашему товарищу (кивок в мою сторону) вопросов более или менее нет. А к нему есть. Он в состоянии алкогольного опьянения. Мало ли чего может случиться?
— Да мы присмотрим за ним, всё нормально. Ну, понимаете, он выпил, а потом в холод – в тепло, в холод – в тепло. Вот и стал медленный.
— Это не медленный стал. Это статья КоАП 20.21 «Появление в общественных местах в состоянии опьянения, оскорбляющем человеческое достоинство и общественную нравственность».
— Нет, ну вы посмотрите: разве он кого-то оскорбляет? И вообще мы поэты. К вам стихи приехали читать.
— Поэты? Читать приехали? А кто вас пригласил?
— Арсений Гончуков.
— Ну… Это вы врёте. Это вы его сейчас по телевизору видели.
Действительно: Гончуков тогда был самым знаменитым телеведущим Нижнего Новгорода. Его бригады мгновенного реагирования всюду успевали первыми, сам он фотогеничен, как скорпион. Словом — знаменитость. Сюжеты с ним крутили не переставая, даже и на вокзале. Даже и ночью Арсению, кажется, возразить нечем. Но корейцы, видать, не сдаются. Он дальше ментам:
— Вот смотрите: вы же образованные люди. В школе же хорошо учились? Кого из поэтов помните?
— Ну, Пушкина помню. Маяковского. Некрасова там…
— А Багрицкого помните?
— Багрицкого помню.
— Хороший поэт?
— Вроде, хороший.
— Сильно же хороший?
— Ну, смотри (мент подтягивается, включается, начинает цитировать):
По рыбам, по звёздам проносит шаланду.
Три грека в Одессу везут контрабанду.
На правом борту, что над пропастью вырос,
Янаки, Ставраки, и папа Сатырос…
— Во-от! Ну, так Вы же отпустите Лёху-то?
И ведь отпустили. Всё-таки Арсений бывает очень убедительным. Мы похавали солянки, Денис пришёл, жизнь наладилась.
- За Танечку
Хотя передавать книгу будем нескоро ещё. В этот же том периодически станем употреблять рассказы близко расположенных людей (Глава 21. Почему «третья»? Зачем «бесконечная»?).
Иногда рассказы будут воспроизведены в искажённом до неузнаваемости виде, имеющем мало отношения к реальности. Это не от злого умысла. Просто чего запомнили, то и расскажем. Изменённое сознание прекрасно сугубо возможностью творить альтернативный мир, не чувствуя вины.
Например, следующую историю мне поведал Андрей Сизых на кухне своей иркутской квартиры. Вернее, поведал он мне наверняка другую историю, но я запомнил вот такую. Говорю ж: фестиваль был.
Где-то в Иркутске собираются байкеры. Я точно не запомнил, но подле центра они собираются. Понятное дело, там баров много. Стоят. Вернее, пожилые, стоят, пиво тянут. Может, безалкогольное. Молодые на носятся своих перделках, функционируя. Старые молодых не общают. Анекдот про «чего с вами знакомиться, когда вы тут каждый год новые» всякому ж известен.
Тут на местность въезжает ещё один мотоцикл, очень большой. Может, Харлей или я не запомнил. Они ж похожие все, металлические. Гремят. За рулём мотоцикла сидит молодой человек. Вернее — шпиндик. «Сидит» это громко сказано, он, скорее, на руле возлежит, пытаюсь управлять. Лет молодому человеку не более тринадцати. Позади молодого человека, крепко его обняв, едет девица. Она значительно моложе. Платьишко с поясочком.
Заметив транспортное средство, первыми притих молодняк на Сузуках. Интересно ж: доедут или нет? Доезжают, ставят байк подле олдовых. Самый олдовый с рыжей бородой (должен ведь быть в компании байкеров толстый человек с рыжей бородой?) сигарету от избытка чувств кушает.
А молодой человек паркуется, подаёт даме руку, и движутся они вместе по высокой лестнице к дверям бара. Являют собой, значит, оживший кадр из фильма «Багси Мэлоун». Почувствовав спиною тишину, шпиндик оборачивается и говорит байкерам. И старым, и молодым:
— Запомните. Кто Таньку обидит, так я и убить могу!
Такая история. Чего уж запомнил, то и вам передал.
[2] Ныне Горыныч закрыт, что также срам. На его месте — винная лавка. Не худший вариант, однако…
Продолжение следует...
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 1
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 2
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 3
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 4
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 5
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 6
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 7
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 8
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 9
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 10
Сибирский тракт и другие крупные реки: автостоп, литературный драйв и все-все-все. Часть 11