Баба Марьяна, как она себя называла, оказалась с большим чувством юмора, очень самокритичной, но и очень доброй. То, что она назвала чаепитием, в реальности превратилось в большой, невероятно вкусный обед. Наваристые щи с мясом, пироги с луком и яйцами, сырники со сметаной, и наконец, чай с вареньем из жимолости. Вот за чаем мы и разговорились по-настоящему.
— Когда я на свет появилась, Нодбеков уже не было в России. Эмигрировали. Кажется, тетка Липа с ними уехала. Дед Степан Афанасьевич с бабушкой Пелагеей Семёновной к тому времени уж отошли в мир иной, Царство им небесное, — Марьяна Артемьевна развернулась лицом в красный угол, к иконам, и перекрестилась. — Мой отец тогда был молодой, лет двадцать с небольшим. По тем временам очень грамотный — городскую гимназию окончил. С робятами водился неблагонадежными. Царя ругали, всё им неладно было. Свободу им подавай. А она вон чё натворила, свобода-то эта. Никто работать не хочет. А богато жить все хотят. Освободились ото всего: от совести, от уважения к старшим, а кое-кто и от мозгов…
Ладно… Опять я за свою шарманку. Внуки меня ругают, зачем я всё старое вспоминаю… Само оно вспоминается.
У батиного однокашника отец был настоящий революционер. Красильников его фамилия. Где-то в Асафьеве про него в музее рассказывают. Что он даже в Москву ездил на съезды этих… рабочих и крестьян. Депутатом… Или нет, делегатом.
А когда власть сменилась, он у нас тут верховодить стал. Самый главный в Асафьевском уезде — секретарь райкома. В каждой деревне свой сельсовет организовал. И председателей назначил. Мой отец сначала у Красильникова в подручных ходил, бумаги какие-то переписывал, протоколы на собраниях вёл. Сын Красильникова тоже при нем должность какую-то получил…
Там, в райкоме, отец встретил маму. По работе он бумаги составлял, а она на машинке перепечатывала. У них любовь случилась. Решили пожениться. А когда сельсоветы появились, отец сам попросился в нашу деревню. Здесь мамины родители жили. Хорошо жили, работяшшие были. И если б не отец, их бы раскулачили да и сослали в Сибирь. А он как-то всё устроил. Объяснил им всё как есть и чего надо делать. Они послушались. Половину имущества в общий котел отдали. Себе тоже малость оставили
на прожитьё. Но ото всех бед это всё равно не спасло. Потому что беды у всех одни и те же были: голод, разруха, война…
— Значит, вы ничего про Нодбеков не знаете? Ни про Анну, ни про Витольда? — Грифанов вздохнул и задумался. К его новому имиджу больше подошло бы слово "закручинился". Ещё бы на кулак положил свой бородатый подбородок, как Иван Васильевич — артист Юрий Яковлев в известной комедии.
— Как вам сказать? Я-то точно ничего не знала. А вот отец с мамой чё-то знали. Потому как после них бумаг осталось целый мешок. Точнее пододеяльник старый. Он у меня на чердаке стоит. Не разбирала. Всё руки не доходят. да и ноги тоже. Лезть ведь туда надо... Вот с вашей помощью и расхламлюсь. Только это потом всё. После. Теперь надо с ночёвкой решить. Вы вместе спите, али как?
Вопрос нас застал врасплох.
Продолжение: Политбюро и куры
Предыдущая глава: Фанатка оранжевого цвета
Подпишись на канал, чтобы ничего не пропустить