-0-
Из всех участников этой истории остался в живых только я один, но, тем не менее, по понятным причинам, я все же изменю имена действующих лиц.
-1-
Летним днем наверное 2008 года у меня в кармане зазвонил телефон.
- Вадим? – услышал я в трубке голос декана моего факультета, Чарльза. Чака, как мы его называли. – Вадим, ты должен мне наконец рассказать правду о диагнозе, который поставили Дэвиду.
Звонок Чака застал меня на западном побережье, в Сан Франциско, где я посещал какую-то конференцию. Я вышел из аудитории в безлюдный коридор, чтобы наш разговор не мешал никому слушать лекцию. Присел на один из пуфиков возле окна во всю стену с видом на небоскребы.
- Я - декан, - продолжал Чак, - и ты, как лояльный член факультета, просто должен мне, своему прямому начальнику, все рассказать. Это твоя обязанность, как честного и надежного гражданина нашего факультета. Твой гражданский долг.
- Чак, - ответил я. – Я ничего не знаю.
- Ты не можешь не знать, - не поверил Чак. – Скажи, это связано с алкоголем? Да?
- Не знаю, - пробормотал я.
- Пойми меня, - гнул свое Чак. - Я сейчас составляю расписание лекций на осенний семестр. И мне нужно все спланировать. Дэвид выйдет из комы до сентября? Или мне нанять кого-то вместо него?
- Я не знаю, - пробормотал я.
-2-
Тут я отмотаю ленту повествования еще на 10 лет назад и расскажу о своем первом знакомстве с Дэвидом, на какой-то конференции в университете Калифорнии в Санта Барбаре. Мы с Дэвидом и его женой Мариной сидели после лекций в каком-то таиландском кафе на набережной и ужинали.
- Ты заказал таиландский ледяной чай? – заметила Марина. – Никогда не пробовала. Я тоже закажу.
- Интересно, - произнес Дэвид. – Мы с тобой успели поработать в одних и тех же местах. После России мы оба попали в Тель Авивский университет. А потом – второй постдок в Стэнфорде. Вот бы тебя теперь к нам перетащить, в мой университет! Но в этом году поиск уже завершен, ничего не получится.
- Да я уже принял оффер из Атланты, - ответил я. – Позиция tenure-track, assistant professor. I am all set.
- Тогда попробуем еще через 5 лет, - предложил Дэвид. – Уже на доцента, на associate professor.
- Официант! – заорала Марина. – Черт побери! What the hell! Почему чай не горячий!!
- В меню же написано, - ответил официант. – Это ледяной чай. Thai ice tea. Он не должен быть горячим!
- Запомни! – орала Марина. – Запомни, мальчик! Чай должен быть кипятком! Кипятком, понял??!! Понял меня??!!
- Мариночка, дорогая, - положил ей ладонь на руку Дэвид. – Пожалуйста, успокойся.
- Дэвидзон!– дернулась Марина. – Руку убери! Ненавижу тебя! Ненавижу!
- Она меня называет Дэвидзоном, - с улыбкой сообщил мне Дэвид.
-3-
Через четыре года мы с Дэвидом пересеклись, в очередной раз, на конференции в честь выдающегося стэнфордского ученого, Томаса Кайлата. Вечером, на банкете, мы с Дэвидом и Мариной сидели рядом за круглым, застеленном белоснежной скатертью, столом, потягивали пино нуар из тонкостенных бокалов и слушали тосты в честь юбиляра. Один за другим, приглашенные на банкет подходили к микрофону, говорили приятные слова и рассказывали забавные истории из жизни именинника. Было очень весело и интересно. Я сидел, слушал выступающих, смеялся, и заранее прокручивал в голове свой тост, свою забавную историю. Спустя какое-то время к микрофону подошел полноватый человек, как сейчас говорят, славянской наружности, одетый в одежду на размер-другой больше нужного. Улыбаясь, он бойко заговорил с сильным русским акцентом.
- Сволочь! – воскликнула Марина. – Какая сволочь! Там в своей поганой Рашке он делал карьеру, лизал задницу коммунистам, и теперь здесь тоже задницу лижет!
- Я ему все скажу! – вскочила со своего стула Марина.
Дэвид попытался ухватить ее за рукав, но Марина дернула рукой так, что Дэвид чуть не упал со стула.
- Дэвидзон! – воскликнула Марина. – Сиди ровно!
Она энергично зашагала между столиками к выступающему. Когда она к нему подошла, тот уже сходил с подиума. С нашего места не было слышно, что говорила Марина, но мы видели, как брови этого русского изумленно взлетели наверх. Через мгновение, а калач он, видимо, был тертый, брови вернулись на место, лицо приняло внимающее выражение. Он подчеркнуто уважительно слушал Марину и время от времени понимающе кивал головой.
- Десять лет назад врач ошибся, - меланхолично сказал мне Дэвид. – Прописал ей десятикратную долю лекарства. И все, у нее крыша поехала. Даже инвалидность дали.
Высказав совковому русскому задницелизу все, что она о нем думает, Марина резко повернулась и удовлетворенно зашагала назад.
- Я сделала ему свой пойнт! – сказала она, усаживаясь за столик. – Дэвидзон, налей мне пино нуар.
- У нас на факультете в этом году есть должность для тебя. – сказал мне Дэвид. – Associate Professor. Подавай документы.
- Вадим? – позвонил мне через две недели Чак. – Дэвид сказал мне, что ты подал к нам документы. Я посмотрел резюме, сильный случай, конечно. Ты же за эти четыре года четыре конференции организовал, стал членом редколлегий двух журналов. Мы на факультете смотрим на все это с большим энтузиазмом. Мы тебя хотим. Ты сможешь приехать к нам на интервью 20-го? Сделаешь у нас тот же доклад, что и в Стэнфорде, хорошо?
-4-
Через год я уже сидел в соседнем с Дэвидом офисе, и мы уже ходили вместе на ланч каждый день. Но почему-то почти никогда не обсуждали математику. Дэвид всегда переводил разговор на другое. Я был знаком с десятком-других сильнейших математических статей Дэвида, каждый раз просто прорыв, но оказавшись с ним на одном факультете, я понял, что за последние несколько лет он сильно сдал. Перестал заниматься наукой. Появился огромный шарообразный живот. Мешки под глазами, постоянная усталость.
В один из дней Дэвид зашел ко мне в офис, выглядел он весело, свежее обычного.
- Давай о математике поговорим? – бодро предложил он. – Чем ты сейчас занимаешься?
Я поднялся, подошел к доске, взял в руки мел. Дэвид внимательно слушал, время от времени прерывая меня неожиданными и глубокими замечаниями.
- Какая интересная задача! – воскликнул он. – Черт побери! Хочешь, я тоже подключусь?
- Конечно, хочу, - ответил я. – Давай дожмем это вместе!
- Вот я тебя сейчас слушаю, - заметил Дэвид. – А у меня легкие судороги, то в правой ноге, то в левой. Такое забавное ощущение…
- Знаешь, я в детстве занимался греблей, - ответил я. – Так нам перед соревнованиями тренер давал выпить соленой воды. Столовая ложка соли на стакан. Чтобы судорог не было. Попробуй?
- Дэвид умер, - сообщила мне следующим утром Мередит, наша секретарша. В комнате для почты. – Сегодня утром Джереми, его дом рядом с домом Дэвида, пришел к Чаку и сообщил. Возле дома Дэвида в 7 утра были скорая помощь, пожарная машина и полиция. А потом тело Дэвида увезли.
Я не успел ничего ответить, в кармане зазвонил телефон.
- Вадим! – услышал я в трубке голос Марины. – Не слушай ты эту дуру Мередит! Дэвид жив!
- Фу….. – воскликнул я. – Фу… Слава богу. Но откуда ты знаешь, что мне обо всем сообщила Мередит?
- Я все знаю, - отрезала Марина. – Я же ведьма! Я все всегда знаю и всех насквозь вижу! А Джереми ваш – стукач и сволочь! Ненавижу их всех! Не факультет, а зверинец!
- Так, - бодро произнесла Марина. – Дэвид в больнице Сомерсет, рядом. Садись в машину и приезжай. Быстро дуй сюда! Врач хочет с тобой поговорить!
- Вадим! – сказал мне Мустафа, врач реанимации. Потом я узнал, что он приехал из Египта, окончил Гарвард. – Слушай, тут такое дело. У Дэвида никого нет, кроме Марины. А она сумасшедшая. У нее галлюцинации. Скандал нам час назад устроила, почему кошки в реанимации. Какие кошки?
- Представляешь, - подтвердила Марина. – Захожу в палату к Дэвидзону, и вижу, что у него на подушке сидит кошка. Сиамская.
- Короче, - продолжал Мустафа. – Марина хочет, чтобы ты подписал бумаги. Что ты принимаешь на себя ответственность за Дэвида. И если его надо будет отключать от машины, то это решишь ты.
- Я никогда не отключу его, - ответил я.
- Неважно, ты согласен? – спросил Мустафа.
- Согласен, - ответил я.
Мустафа протянул мне ручку и форму.
- Подпиши здесь, здесь и здесь, - сказал он.
- А что с Дэвидом? – спросил я.
- Белая горячка, - ответил Мустафа. – Делириум тременс.
- Алкоголик хренов! – воскликнула Марина. – Сволочь! Всю жизнь мне испортил! Выпивал в день бутылку водки, бутылку вина и сикс-пэк пива! Спускался в свой подвал и пил там всю ночь!
- Он попытался бросить пить, - вводил меня Мустафа в курс дела. – А это надо делать только под наблюдением врача. И у него пошли судороги по всему телу. Ночью, в туалете он упал, его начало рвать. И он захлебнулся. Когда пожарные приехали он уже был в состоянии клинической смерти.
- И какой прогноз? – спросил я.
- Пока неясно, - ответил Мустафа. – Все зависит от того, сколько времени длилось кислородное голодание мозга. Если мало – восстановится. Если долго – останется слабоумным.
- Мы его продержим две недели в состоянии искусственной комы, - сказал Мустафа. – чтобы он в коме ломку пережил. Без алкоголя. Withdrawal! А потом мы выведем его из комы и решим, что делать дальше. Посмотрим...
- Что с Дэвидом? – спросил меня Чак на следующий день.
- Он пока в коме, - ответил я. – Непонятно. Что-то с печенью.
- Цирроз? – понимающе кивнул Чак. – Алкоголизм?
- Нет, - удивился я. – Почему алкоголизм? С чего ты взял?
- Да с этой его сумасшедшей Мариной любой сопьется, - объяснил Чак. – Ее же без алкоголя вынести невозможно. Я бы не вынес…
- Я спрошу у врача, - пообещал я. – Пока он в искусственной коме на две недели, ничего непонятно. Но через две недели они его вернут к жизни и он будет как огурчик.
- Ты недоговариваешь, - не поверил мне Чак. – Иди и подумай день. И приходи ко мне назад и все расскажи. Ты работник университета и должен быть лояльным. И все мне сообщать, даже о своих друзьях. Как Джереми, как все мы.
Через три недели Дэвида вывели из комы, перевели в общее отделение. Я сразу прибежал навестить выздоравливающего. Дэвид лежал на кровати, посвежевший, бодрый, с ясными глазами.
- Вадим! – обрадовался он мне. – Заходи! Как я по всем по вам соскучился!
- Как дела? – спросил Дэвид. – Как продвигается наш проект?
- Я там такое придумал! – подпустил энтузиазма я. – Выздоравливай, возвращайся в строй! Я все расскажу!
Мы весело поболтали о том, о сем.
- Слушай! – сказал я. – Вот все-таки медицина в наше время! Ты полностью здоров! После такого!
- Они меня здесь держат и выписывать не хотят, - сказал Дэвид после паузы. - Колют психотики. Ты должен меня спасти.
- Спасти? Как? – удивился я.
- Подгони сейчас машину сюда к окну, - предложил Дэвид. – Как хорошо, что палата на первом этаже. Запаркуйся вон там, возле клумбы. А я к тебе в окно выпрыгну, и ты меня домой отвезешь.
Дэвид, кряхтя, понялся с кровати.
- По-маленькому хочу, - сообщил мне он.
Дэвид подошел к столику, отбросил в сторону букет роз. И начал мочиться в вазу. Закончив, он повернулся к кровати и, не удержав равновесие, упал на пол. Прибежали медсестры и помогли уложить его обратно на кровать.
- Ух! – сказал мне Дэвид. – Пролежал три недели пластуном, ходить разучился.
- Он целый день в вазу мочится, - тихо сообщил мне врач. – Все-таки налицо поражение головного мозга. На работу он уже не вернется.
- Вадим! – позвонила мне через два дня Марина. – Заходи к нам вечером! Дэвидзон уже второй день дома.
- Его выписали? – обрадовался я.
- Ага, они выпишут, - парировала Марина. – Как же! Им бы только взять здорового человека и уложить его в клинику на всю жизнь. Посадить его на психотики и посылать счета в страховку по тысяче в день!
- Я ночью машину к клумбе подогнала, - продолжала Марина. – А он ко мне в окно вылез! Два дня без психотиков и Дэвидзон в норме!
После работы я поехал к Дэвиду и Марине, в первый раз. Дом у них был маленький, похожий на кладовку магазина одежды. Везде, в прихожей, в коридоре, в большой комнате на плечиках висели сотни женских платьев, шуб, курток, юбок.
- Марина иногда срывается с колес, - объяснил мне Дэвид. – Тайком от меня открывает кредитные карточки, идет и покупает одежду на пятьдесят тысяч долларов. А они мне только на следующий день сообщают. И я им звоню и карточки закрываю.
- Как можно за один день потратить пятьдесят тысяч? – удивился я.
- Легко! – улыбнулся Дэвид. – Идешь и покупаешь шубу за двадцать пять тысяч. Легко!
- Дэвиздзон! – весело вступила в разговор Марина. – Заткнись! На себя посмотри!
- Знаешь, - признался Дэвид. – Я не полностью восстановился. Все могу делать, кроме математики. Все понимаю, ум острый, читаю, смотрю телевизор, на велосипеде езжу… Просто ни в чем никаких изменений не чувствую, все как раньше! А с математикой – школьную помню на 100%, а дальше – ноль, как отрезало. Сижу, читаю учебник по калкюлусу первокурсному, и ничего не понимаю! Совсем как наши тупые студенты!
- И что теперь? – испугался я. – Придется уволиться?
- Знаешь, - невесело улыбнулся Дэвид, - Чак – молодец. Мы с ним договорились. Я не буду увольняться, а он до пенсии моей, еще 6 лет будет мне давать читать ремидиал курсы. Школьного уровня. Колледж алджебра и все такое.
- Молодец Чак! – воскликнул я. – Просто молодец! Скажу честно, я не ожидал!
- Учти, - предупредил меня Дэвид. – Об этом знают всего три человека. Чак, я и ты. Смотри – никому!
- Конечно никому! – воскликнул я. – Ты что?!! Конечно!!
- Слушай, - сказала мне Марина в прихожей, когда я уходил. – Мустафа меня предупредил. На Дэвидзона нельзя давить. Он не пьет, бросил, но это должно быть его решением. Ему об этом нельзя ничего говорить, нельзя его проверять. Если он захочет выпить – он выпьет. Его не остановишь. И если его пытаться контролировать, он поступит наоборот, понимаешь?
- Если ты что-то заметишь, ты ему ничего не говори, - сказала Марина. – Просто позвони мне, чтобы я знала. Потому что если он выпьет хоть каплю, он уже не остановится. И это будет конец. И я должна знать и быть ко всему готовой.
-5-
Через полгода мы повели кандидата на работу в ресторан. Заказали еду, кое-кто вино.
- Принесите мне пиво, - попросил Дэвид.
Дэвид умер, - сообщила мне через день Мередит в нашей комнате для почты. – Похороны послезавтра. В два часа дня - церемония в университетской синагоге. А в 4 часа – кладбище.
- Подожди, подожди, - возразил я. – Так же умер, как и в прошлый раз?
- Родители Марины позвонили, - сообщила Мередит. – Они из Лос Анжелеса прилетели.
-6-
- Вадим, - бросилась ко мне на кладбище Марина. – Какие они все сволочи. Чак, Джереми, весь ваш факультет! И как они все постарели! Я их видела всего один раз, тридцать лет назад, когда Дэвидзона на работу брали! Тогда Чак спал с Эвелин с театрального факультета. Главное, на всех банкетах тосты в честь своей жены поднимает, Эллен то, Эллен это. А сам по вечерам к Эвелен бегает. Сволочь! И сейчас ничего не изменилось. Лицемер! С Пенелопи с факультета английского при живой Эллен мутит!
Мы обменялись рукопожатиями с родителями Марины.
- Примите мои соболезнования, - произнес я вымученную фразу.
Ко мне подошел Чак.
- Я хочу пожать твою руку, - сказал он мне. – Я на тебя давил, ты молчал, и я уважал тебя все больше и больше. Хотел бы я иметь такого друга, как ты!
- Чак, - ответил я. – Я знаю, что ты сделал для Дэвида. Никто не знает, а мне он сказал. Позволь и мне пожать твою руку.
- Вадим, - рассказывала Марина. – Ночью последней Дэвид меня разбудил. Сел рядом на кровать, и сжал мне обе руки.
- Дэвидзон! – я ему говорю. – Совсем сбрендил?! Дай поспать!
А это он, оказывается, прощался. Ему, наверное, совсем плохо было. Он меня в лоб поцеловал и в подвал свой пошел. А утром я туда спускаюсь, а он уже холодный.
Раввин прочитал последнюю молитву, мы выстроились в очередь, чтобы бросить в могилу последнюю горсть земли.
- Церемония окончила, - объявил раввин. – You can go now.
Все потянулись к выходу из кладбища.
- Сволочи! – заорала Марина. – Они не закопали могилу! Ушли выпивать! А Дэвидзона птицы клевать будут!
- Марина, - веско сказал я, обняв ее за плечи. – Марина! Послушай меня. Так в Америке принято. Они закапывают могулу через час, уже когда все уходят. Все в порядке, поверь мне.
Марина упала на колени перед глубокой могилой.
- Дэвидзон, сволочь! – выла она вниз, в яму. – На кого ты меня оставил? Алкоголик хренов! Я не могу без тебя! Ненавижу! Ненавижу!
Она зарыдала в полный голос.
_____________________
Следующий рассказ: ПРОВОДЫ РОНА НА ПЕНСИЮ или О СЧАСТЬЕ