Прохлады она не чувствовала. Разгоряченная бегом она даже сквозь оглушающую жесткую музыку, вырывающуюся из наушников – затычек, слышала только одно – монотонный глухой стук своих же кроссовок о гладь асфальта с поблескивающими вкраплениями щебенки, отполированной бесконечным множеством равнодушных ног.
Ей не нужен был спорт. Она не стремилась достичь каких-то высот в легкой атлетике, поправить свое здоровье, закалить дух. Нет… Ко всему этому она была абсолютно равнодушна. Боялась она только одного – одиночества. Именно по этому, чтобы не лежать одной в пустой кровати, уставившись в бесцветный до восхода солнца потолок, и не ждать мучительно, когда же прозвонит этот чертов будильник, она надевала тренировочные брюки, кроссовки и убегала куда глаза глядят. Хотя глядеть в полумраке раннего еще не расцветшего утра было не на что.
Конечно, это был маленький самообман. Мысли не покидали ее и в пустыне утренних безлюдных улиц, но физическая усталость прогоняла их на задний план и давала душе передышку. Именно поэтому и музыка в наушниках играла жесткая, неприятная, которая резала слух и не давала увлечь за собой память или просто помечтать о том, чего у нее почти не было, нет и, похоже, уже не будет.
Нет. Она не была одинока в привычном окружающим смысле этого слова. Все как у всех – муж, два сына, квартира, работа… Она даже участок за городом, полузаброшенный и полностью заросший, у подруги выпросила, который той в наследство от тетки остался. Думала там найдет умиротворение и покой душе, увлечется и о ерунде думать будет некогда, да и не за чем. Не вышло. Войну с сорняками она проиграла и ,надо отметить, не без удовлетворения, капитулировала, заработав при этом какое-то кожное заболевание от колючего плюща, с которым потом еще долго мучилась, скитаясь по поликлиникам.
Ей даже об этом эпизоде своей непутевой жизни думать было приятнее, чем о давящем со всех сторон одиночестве.
Каждый в семье, хотя, по ее мнению, это слово мало сюда подходило, жил своей жизнью. Дети давно выросли, но своими семьями еще не обзавелись и продолжали жить в родительской квартире. Приходили, досадливо встречались на кухне за ужином, как будто этот в других семьях приятный ритуал доставлял им массу неудобств, и разбредались по своим комнатам.
Как же она радовалась когда-то, что у нее огромная квартира. Подруги городили двухъярусные монстры для своих чад, а ее мальчишки в футбол играли в коридорах и на самокатах катались. Спасибо матери мужа. Это она подсуетилась в свое время, выкупила за бесценок пару комнат в родной коммуналке, оформила, как единое жилье, отгрохала ремонт и укатила доживать свой век в близлежащую деревню. Все для любимого единственного сына!..
Со временем интересы у ребят разошлись кардинально. Старший увлекся моделированием, а младший так и остался непоседой и в свои двадцать с хвостиком гонял с мальчишками во дворе в футбол, не задумываясь о завтрашнем дне и сидя у родителей на шее без всякого угрызения совести.
Муж… Она поймала себя на мысли, что уже несколько лет не называла его по имени, даже про себя. Муж и все. Такая обезличенность позволяла ей удержаться от склок и скандалов полных претензий и обид. Грань мирного сосуществования пусть и абсолютно порознь она боялась перейти еще больше, чем своего женского одиночества. В общем, просто муж. Есть в квартире журнальный столик, и есть муж. Претензий предъявлять не к кому. Смешно же, на самом деле, со столом ругаться! А это по ее мнению сейчас было почти одно и то же.
Нет. Так, конечно, было не всегда. Была в их жизни и романтика. Когда он еще не был мужем, а был «Коленькой». Ласковым, добрым, беззаботным. Это только потом она поняла, что его беззаботность прямо пропорциональна расстоянию его от своей матери. Она просто физически не давала ему почувствовать эти самые заботы. Опекала, оберегала, все решала за него и, конечно же, хотела, как лучше. А она, юная и глупая, этого абсолютно не понимала. Дом - полная чаша, что еще надо молодой романтичной особе с двумя погодками на руках. А когда свекровь переехала, то просто физически не могла уберечь свое чадо от «вдруг» навалившихся семейных дел и обязанностей. Вначале он пытался по каждому пустяку мотаться к мамочке в деревню, а потом видимо устал окончательно и в один прекрасный день пришел с работу, сел на диван, включил телевизор и все… Сейчас ей казалось, что он и не пошевелился больше с тех пор. По крайней мере, какие-то движения в сторону семьи с его стороны она не видела.
Ругаться она не любила и, прямо скажем, не умела. Поначалу она пыталась мужа о чем-то просить, а потом поняла бессмысленность попусту сотрясаемого воздуха, и взвалила все на свои плечи – заботу о детях, заработок, дом… Надо сказать у нее неплохо получалось со всем справляться. Человек такая скотина – ко всему привыкает. Только это видимое благополучие все дальше и дальше отдаляло их друг от друга. А потом, в одно прекрасное солнечное летнее утро она проснулась и поняла, что окончательно и бесповоротно одинока.
Нет. Она не опустила руки. И дом содержала, и его обитателей. И за собой следила безупречно, но кто бы только знал, как она не хотела возвращаться домой после работы в этот «дом – полную чашу»! Как ей хотелось хотя бы на один миг почувствовать себя слабой, любимой, нежной…
Новый день набирал силы. Все чаще ей по пути попадались такие же бегуны и бегуньи, как она сама. С отрешенными лицами и «затычками» в ушах. Интересно, задумалась она, а для чего бегут они. А может быть ОТ чего… Как и она сама. На секунду ей показалось, что мотивы одиночества звучат со всех сторон…
На руке завибрировал таймер. Пора возвращаться… Язык не поворачивался назвать это место «домом», но все же. Душ, завтрак, работа.
Главное больше движения и меньше мыслей…