Начало новой жизни.
Начало это было не простым. Похороны Евдокии Петровны пришлись на четвёртое октября. Татьяна со Светой тщательно разобрали чемоданчик и вещмешок бабушки. Там были все документы и на детей, и на неё, и на квартиру и даже кое-что из бумаг родителей Светы и Жени. В вещмешке было кое-что из одежды её и детей, а также несколько кусочков сыра и уже засохшего хлеба. Родители Светы и Жени должны были в первых числах сентября вернуться из отпуска с моря, но не успели. Евдокия Петровна не представляла, как выживать с детьми. Ей подсказали, что в городе организован пункт выдачи питания, там она и встретилась с шофёром, который возил молоко с «усадьбы» - работы Николая Степановича. Он рассказал ей, что в Коммуне есть жизнь. С детьми, в холодной квартире, без света, без воды и без еды, жить становилось невозможно, и она решилась на отчаянный шаг. Этот шофёр подвёз её с детьми до съезда на Выселки, а дальше дороги уже не было, и он не имел права рисковать. Так они оказались на ночном пути к деревне, по колени в глинистой жиже, с вещами и маленьким Женей. Из документов и набора лекарств, обнаруженных в вещах Евдокии Петровны, а также и со слов Светы, выяснилось, что бабушка была давнишняя «сердечница». Плохо ей стало перед самой деревней – около километра. Она не смогла больше идти, села почти в грязь и приказала Свете и Жене бежать к Сергею Петровичу. Уходя, Света оглянулась, и хотя было уже темно, она увидела, что бабушка не сидит, а лежит. От страха она побежала, но быстро опомнилась, вернулась и потащила почти волоком Женю. Подбегая к деревне, она сразу увидела, что слабенький огонёк есть только в доме Николая Степановича.
Покойнице оказалось полных семьдесят девять лет. Могла бы ещё и пожить. Но не будем о судьбе и воле Божьей. Земля ещё не промёрзла и могилку ребята выкопали легко. В Коммуне было старое – очень старое, кладбище. И только две могилки были ухожены, это могилы как раз родителей Евдокии Петровны. Она, приезжая каждое лето, ухаживала за своими могилками. Вот с гробом вышли решительные трудности. Доски у Николая Степановича нашлись. Правда, разной толщины, но с этим справились – нашли решение. А вот работать без электроинструментов мужики разучились. Несколько часов ушло на то, чтобы наточить хотя бы одну ножовку. Разных саморезов в обеих хозяйствах нашлось великое множество, а гвоздей, кроме гнутого, разнокалиберного старья, не было ни у кого. Пришлось часть саморезов закручивать отвёртками, а гвозди выпрямлять на наковаленке. Умом они и раньше понимали трудности выхода из достигнутой цивилизации, но практика показала всю несостоятельность современных «умельцев», заставив их задуматься о будущей жизни серьёзнее.
На кладбище Татьяна со Светой поплакали. На небольшом крестике укрепили табличку с данными покойной.
Начиналась осень. Дорогу к шоссе запорошило снегом и теперь не знающим людям не было возможности догадаться о наличии обитаемого жилья в стороне от дороги. Николая Степановича перестали вызывать на работу. Может быть сын хозяина не мог более проезжать на своём мопеде, а может не было нужды. Николай Степанович склонялся ко второй причине: - было бы нужно – придумали бы как вызвать!
Сергей Петрович учредил школьные занятия для детей школьного возраста и всех желающих. К последним относился только Женя. Он даже нашёл в «хламе» у Николая Степановича подобие звонка и тщательно следил за дисциплиной. С естественными науками у Петровича проблем не было, а гуманитарные, включая языки и литературу, «проходили» по ребячьим учебникам. У Светы учебников с собой не было, но в старых Витькиных залежах всё нашлось. И у Петровича, и у Николая Степановича с Татьяной было множество разнообразных книг, так что проблем с обучением и досугом не было. Правда, и досуга почти не было, а читать и учиться можно только днём – иначе темно.
Пришлось потесниться. Татьяна со Светой и Женей перебралась в комнату Виктора, Петрович переселился к Николаю Степановичу. Кое-какую мебель для этого взяли из дома Петровича и Евдокии Петровны. У неё же нашлись приличные запасы различных круп и крупной поваренной соли, которая слежалась до состояния камня, но очень обрадовала население Коммуны.
Татьяна «билась» над выпечкой хлеба, но пока получались лишь толстые оладьи. Общее руководство колонией безоговорочно и без всяких сомнений осуществлялось ею. Она при этом мудро расставляла народ на работы и во время банных дней и стирки носили воду и оказывали другую помощь совершенно естественно и как абсолютно должно то Петрович, то Николай Степанович.
Пришла зима. Вести из детекторного приёмника не утешали. Они наводили тоску, хотя разнообразием сообщения не блистали – чувствовалось, что вестей с дальних регионов нет или они не достоверны и их очень мало. В вечерние часы, за ужином Коммунары всё чаще говорили о новой жизни, пытаясь смоделировать будущее и своё, и цивилизации.
Продолжение следует.