Найти тему
БЕССМЕРТИЕ. роман

Имя Сирены

ЗАПИСЬ ОДИННАДЦАТАЯ

#Чипирование началось в конце двадцатых годов двадцатьпервого века, на рынок выходили осторожно и последовательно, создавая многотысячные очереди на установку. В массовых СМИ говорили лишь о преимуществах: моментальное обучение, телепатия, безграничный доступу к информации и навыкам всего человечества. Илон Маск занял место покойного Джобса и метил в Исусы.

Первые несколько лет технология бесконтактной передачи данных в новом формате стала самым дорогим гаджетом на рынке, доступным только очень состоятельным людям и добровольцам. Люди с чипом в головах становились супергероями. Жертвы были, но их было мало. Иногда люди умирали от перенапряжения, словно геймеры в интернет кафе, но вцелом технология была подана очень бережно и в тоже время поражала своими невероятными возможностями. Мы смогли заглянуть в мысли дельфина, мы общались с грудными детьми, наконец наши кошки и собаки высказали нам все, что они о нас думают.

Мы не видели опасности, потому, что новых возможностей появилось столько, что у нас не хватало времени осознать, то что происходит им в противовес. Мир снова забился в бешеном ритме и стал меняться каждый день по несколько раз. Как обычно в таких ситуациях, мы внушали себе иллюзию стабильности скрывая обратную сторону Луны. Метамодерн сменился мультимодерном — так с помощью новых ничего не значащих терминов мы пытались откреститься от сатаны.

Подмена понятий — маркер новой эпохи.

После того как Лина решила уйти, человек, который был ее мужем со временем ушёл из меня. Тот человек смертный человек, которым я был, последовал за ней. От меня на Земле остался что-то неясное.

Это случилось не сразу, но уходить из себя я начал в день ее смерти. Быстро я не сдался, моя #вера в то, что я считал любовью, туманила мне глаза. Пятнадцать лет я расследовал ее смерть, я собирал доказательства, гонялся за истиной.

За последующие пятнадцать лет, я прочитал все научные работы о суициде за всю историю человечества. Мой дом превратилась в архив. Я изучал Файлы и воспоминания, которые самоубийцы хранили в своих облаках, искал подсказки, зацепки, честно сказать я и сам не знал, что именно я ищу. Но все это было бессмысленно, долгое время я не находил ничего необычного, ничего, что хоть как-то могло бы мне помочь пережить утрату. #Истина, которая мне была так нужна, исчезала вместе с последним электрическим импульсом в их загадочном мозге.

У нас до сих пор нет #технологии позволяющей точно дешифровать последние мысли самоубийц. Свежие нейронные связи слишком быстро распадаются, но мы научились читать то, о чем человек думал часто на протяжении нескольких лет — эти связи сохраняются при заморозки, по ним можно пускать потенциал действия, воскрешая скрытые страдания. Ключом являются аудиозаписи голоса, жистикуляция, микромимика и точная биография. Когда я начинал мое расследование, этой технологии ещё не было, мы даже не знали, что она появится.

Со временем, род моей деятельности стал привлекать много внимания. Я часто выступал и искал содействия компетентных учреждений. Так как число самоубийств постоянно росло, я оказался самым цитируемым исследователем этой очень сложной и деликатной темы. Мои исследовательская работа вернула в мою жизнь моего гениального одноклассника — Юру Флеминга. Впоследствии на базе моего архива он разработал тот самый алгоритм безопасности, который окончательно и бесповоротно запрет нас на этой планете в этих самых телах на веки вечные. Его разработка должна была спасать нас от того самого невидимового врага в наших собственных головах, который убивал тысячами не оставляя следов. Алгоритм с задачей справился, но обратная сторона Луны, существует, даже если ее не видно с земли. Алгоритм безопасности стал нашим приговором к пожизненному заключению в тюрьме, в которую превратилась планета #Земля.

Simon Leclerc: concept art for HUNTERS Tv series
Simon Leclerc: concept art for HUNTERS Tv series

Я не знаю, был ли у нас #выбор, был ли у него выбор. Через пять лет, после выхода моей статьи в Таимс и смерти Лины, люди стали прыгать с небоскребов по сотни в день. Мир никогда не видел подобной войны. Мы боролись с невидимым врагом, беспринципным врагом, мы должны были найти способ остановить это безумие.

Цена, которую мы заплатили — нечеловеческая ноша.

Я зол на Юру. Я очень на него зол. Он любил меня, он весь мир понимал и любил, но любил по-своему, а я его любил по-простому — по-человечески. Я помню мы сидели в дешевой кафешки, Юра всегда прятался под своей кепкой, руки держал в карманах, разговаривал одним ртом, глаз никому не показывал. Внутри у него бушевал большой взрыв, думаю я один чувствовал то, что он так старательно от нас скрывал.

Он сидел за барной стойкой, в потасканных кедах, перед ним стоял остывающий на глазах кофе. Мы перечисляли возможные упущения в его разработке — дни просиживали в том кафе. Юра использовал нашу дружбу в качестве комфортной среды для развития его идей. Я был не против, я был даже очень рад. Как-то раз, под конец дня, собираясь уже домой, он попросил меня придумать имя для его алгоритма. Я был так счастлив в тот момент! Я помню, как эта ничего не значащая для него кость, брошенная в пасть моего гуманитарного сознания, вызвала каскады дафаминовых фейерверков, в моем скукоженном от выпитого кофеина мозге.

Первая мысль, которая пришла мне тогда в голову — дать алгоритму имя жены, но я почему-то не хотел этого делать. Я чувствовал, что эта тварь вовсе никакой не спаситель. В итоге мы назвали ее Сирена. Я пробовал выразить свои опасения, насчёт последствия интеграции его системы в #общество, но Юру невозможно было остановить разговором о чувствах и страхах. Он оборонялся хлесткими и точными цифрами, формулами, графиками.

Он сказал, что мы либо сейчас пройдём этот этап, либо начнём все сначала и снова окажемся на том же месте через пять тысяч лет. Я пробовал возрожать — мол откуда ты в этом так уверен, как можешь ты говорить о том, что случится или не случитс с нами и уж тем более через 5000 лет. Он проигнорировал вопрос, слегка прихлопнул меня по плечу и испарился без следа, как он это всегда проделывал в конце дня.

Я знал, что мне никогда не понять ход его мыслей, и уж конечно не остановить его. И дело даже не в том, что он был умнее меня и гораздо больше знал, а в том, что он обладал невероятной созидательной мощью и скоростью, непостижимой для обычного человека. Про него говорили, что он видит будущее, я же имел честь наблюдать, как он его создает.

Официально Сирена бережёт наши жизни. Она блокирует негатив, страх, гнев. Но чтобы сохранять нормальное функционирование нашей системы, нам пришлось блокировать и остальные #чувства.

#Война в наше время это ментальная война. Гонка вооружений проникла в наши головы. Вроде как наши победили, но, как всегда — какой ценой?

Если объяснять по-простому, СИРЕНА это усовершенствованный инстинкт самосохранения, который распознаёт пики в графиках, нарисованных сотнями, если не тысячами показателей изменения мозговой активности. Система не позволяет развивать негативные мысли и блокирует прокрастинацию. В это заключается ее предназначение. Но как оказалось, если мы начинаем контролировать негатив, то нам приходится контролировать счастье, страхи, эйфорию, ужас, радость, сон, активность, и так далее. Таким образом, пришлось возводить рамки для всех состояний мозга. В ходе работы над проектом мы в очередной раз выяснили и так хорошо известная древним цивилизациям правду — нас убивает наш #мозг. Он делает это сознательно, иногда быстро, иногда долго, иногда на это у него уходит целая жизнь. Наш алгоритм не позволял мозгу себя убивать, потому что мы думали что смерть это плохо. Люди погибали, нужно было бороться с этим.

В мире сохранялись знания о ради мозга и мыслей. Всегда были те, кто понимал ее и жил самостоятельную здоровую жизнь. А Юра все изменил. Он создал здоровые и доступные мозги для всех. Он сделал это гениально, добросовестно, совершенно. Я чувствовал какое-то противоречие в этом раскладе, но не мог сформулировать.

Какие доводы мог я предъявить в защиту права человека на боль, страдание и смерть? Я усомнился в себе. Я не боролся за свои идеалы. Я поддался влиянию авторитетного лица, я сотворил себе кумира и утратил веру в себя.

Я предпочёл переложил ответственность за невнимание к страданиям жены, на технологию, которая чуть-чуть задержалось. Я мечтал, чтобы у Лины в голове была Сирена, и чтобы Сирена ее сберегла для меня. Я все бы отдал, чтобы иметь возможность и дальше эгоистично пребывать в иллюзии своего семейного счастья.

David Shrigle
David Shrigle

Я знаю, что если бы она не умерла, я бы не понял всего, что мне пришлось понять, но видит Бог, мне не нужно мое знание, я устал все понимать и принимать! Мне нужно ее тепло, я скучаю по ней, я не хочу делать вид будто-бы мне есть дело до того, каким прекрасным человеком я стал пройдя все эти круги ада. Плевать мне на это. Я скучаю по ее глазам, я так и не понял, как именно она варила по утрам свой божественный кофе.

Конечно, по инерции, без особого энтузиазма, я протестовал. Я пробовал что-то лепетать на своём, читал японские хоку про осень и падающие с деревьев листья. Юра делал вид, что не воспринимает информацию в подобной формате. Тогда я стал искать термины в мире точных наук и напоролся на клеточный апоптоз — запрограммированную гибель живой клетки. Удивительно, что слово апоптоз с греческого переводится именно, как листопад. Помню меня это очень впечатлило, но конечно, не моего гениального друга.

Разве важен тот факт, что надменные представители касты точных наук со своими бесчисленным набором ничего не значащих абстрактных символов не способны излагать свои точные мысли без языка, позаимствованного у гоммунитариев?

Я пробовал защищать возможность самостоятельного, сознательного выхода из системы на примере природы. Но оказалось, что в это же самое время в других лабораториях другие гении боролись с апоптозом, так же как мы с негативом. Клетки наших организмов до сих пор умирают и делятся, но теперь мы постоянно вмешиваемся в их планы, подвергая себя ультразвуковой и лучевой терапии.

Технологии бессмертия наступали на нас со всех фронтов — они проникли в наши мозги, в наши тела, в устройство наших городов. Мы пошли глубже — внутри клеточного ядра мы отредактировали наши древние белки ДНК, вырезав то, что на наш взгляд для вечной жизни не представляло ценности.

Кем мы стали? Кем мы перестали быть?

Кто бы знал, что всего за какие-нибудь сто лет борьба за право на жизнь смениться борьбой за право на смерть. Имеем ли мы сегодня право хоть на что-то в своих жизнях? Это вопрос вызывающий прокрастинацию — у нас больше нет свободных нейронов, чтобы попытаться найти на него ответ.

Сирена умеет переключать наше внимание на что-то более полезное с ее точки зрения. Она даёт нам какое-то время, чтобы мы могли докопаться до сути, после чего гасит нейронную активность, если та не приводят к ответу или действию. В результате мы больше не способны развивать свои странные мыслишки на привычной нама глубине, бесцельно разгуливая по парку, гоняя часами на пролёт одну и туже загадку. Зато мы намного лучше стали решать задачи. Произошёл очередной технологический абсурд — мы невероятно умны, но использовать свои возможности на полную мощьность мы не можем, так как все время нуждаемся в алгоритме безопасности, который защищает нас от нас самих.

Писать — писать ручкой на ксероксный бумаге мой древний способ мылить. Мая медитативная практика, доставшаяся мне из прошлых воплощений, из той жизни, в которой я был простым смертным журналистом, а моя жена была жива.

Сирена была обречена научиться контролировать все, что происходит в нашем мозге. Это стало реализуемым, когда у нас появилась модель нормальной мозговой активности. В нейропрограмировании это называется баланс. Баланс — к которому так стремились вечно медитирующий вегетарианцы двухтысячных — тот самый баланс, Юра выразили математически.

Мы вывели допустимые нормы счастья, допустимые нормы горя, допустимые нормы эйфории и полезного стресса. Было много смешных экспериментов, пока ученые вычисляли эти допустимые нормы. Настройка коэффициентов заняла несколько лет работы в более чем пятиста нейролабораторий мира. В конце концов эта штука заработала и вытеснила нас из наших жизней куда-то между строк.

Теперь у нас есть модель работы абсолютно здорового мозга человека. Мы больше не сходим с ума, и не проваливаемся в депрессию. Сирена отправляет нас на прогулку, как только наш мозг чувствует утомление, она укладывает нас спать, если считает, что на сегодня хватит, она знает, сколько раз я дрочу, а за каждую лишнюю чашку кофе, я выпиваю по литру чистой воды. Эта сука живет мою жизнь, без неё я давным давно убил бы себя и еще много кого.