8.2
Лоркан выглянула из окна, оценивая высоту. Башня, в которой граф запер свою жену, была как минимум втрое выше той, где жили они с Герном. Отсюда были видны не только сад и двор замка, где металась перепуганная челядь, но и весь город, и поля за ним, кромка леса, означавшая границу ее земли, и даже вершина Горы, как в вате утопавшая в низких тучах.
Ну, собственно, заточение, это не самое страшное из того, что может прийти в голову, когда мозг воспален от действия некромантии. Она искренне надеялась, что остальные успели хорошо схорониться и смогут спокойно пересидеть развязку. А развязка близилась со скоростью не менее пятидесяти миль в час (на грифоне, скорее всего). О приближении говорила оторопь, пробиравшая Лоркан до самых костей. Оторопь настолько знакомая, что можно было привыкнуть. Но она не привыкла. Ей до сих пор было дико от того, что кто-то может добровольно взять на себя мерзость и ужас проклятия некромантии, от того, что не плохие, в общем-то, славные, приятные люди и нелюди погибают в муках от собственной и чужой глупости, жадности, слабости или еще чего похуже, а такая, извините, дрянь столько веков все никак не разложится. Где вы, целительные силы земли, ради веры в которые приходится закрывать глаза на столь многое, жертвовать столь многим? Она с гораздо большим удовольствием глупо положила бы свою жизнь, спасая кого-нибудь из этих славных и приятных. Только бы не видеть всего этого. Этого тысячекратного повторения навязшей в зубах истории. А самым неприятным было то, что в отличие от жителей замка, для нее это было лишь началом неприятностей. Лоркан могла точно сказать, что, раз уж дело дошло до некромантов на ее границе, значит одна из тайных войн, которые вечно ведет Университет, готова вылиться в вооруженный конфликт. И, судя по симптомам, это будет война с некромантами. Она вспомнила, как это было в прошлый раз, и тошнота вместе с отвращением, ненавистью и отчаяньем подступили к горлу. Лоркан чувствовала, что готова возненавидеть весь Университет, свою мать и этих среброволосых святош альвов. С некромантов нечего взять: они просто больные, но эти... Неужели все это действительно необходимо? Неужели нельзя избежать всей этой пакости? Ей казалось, что она решительно ничего не может сделать. Лоркан за все эти годы так и не удалось избавиться от подобных чувств, но она научилась их преодолевать. Она привычно наступила на горло собственному крику и повернулась к Леде с милой успокаивающей улыбкой. Как хорошо все же, что не пришлось самой вести переговоры с некроманткой, все бы наверняка кончилось как в прошлый раз. Не самый худший конец, но можно было бы сыграть красивее, если бы ей удалось сохранить спокойствие. Лоркан хотелось думать, что ее вера в силы сына Серебряной Шкуры, ее желание положиться на него, не было последствием ее неприязни к помешавшемуся на идеях меньшего зла миру.
- Тетя Лори, - губы графини дрогнули. - Может и в самом деле стоит позволить им сделать Теди бессмертным? Может это будет меньшее зло?
Лоркан улыбнулась сочетанию ее слов и своих мыслей. Улыбка получилась холодной и невыразительной.
- А что же тогда будет большим злом? - спросила она.
- Я... Я не знаю, - пролепетала Леда. - Но ведь должен быть какой-то смысл во всем этом.
- Если он и есть, то я его не нашла, - пожала плечами Лоркан. - И к чему вообще эти пораженческие настроения? Наше дело правое, да и сила на нашей стороне, во всяком случае, пока.
- Теди сказал, - вид у графини был растерянный, - что я не люблю его, так как не хочу пожертвовать детьми ради него.
Лоркан поморщилась:
- Обычные некромантские бредни, что мне тебе объяснять. Сама знаешь: жертва некроманта не понимает, что говорит.
- Но у него были такие глаза, когда он смотрел на меня...
- И это говорит племянница Троу! - всплеснула рукам Лоркан. - Если тебе пришла охота строить из себя томную барышню, сиди в башне и жди, пока все образуется. Только ради всего святого не прыгай из окна, а я пойду, у меня есть еще кое-какие дела прежде, чем все закончится.
- Но как же ты отсюда выберешься? В этой башне чары не действуют.
- Найду способ, - Лоркан открыла застекленную раму и тут же отступила на шаг, потому что с противоположной стороны окна на облаке стоял Снежок.
- Приветствую, дамы, - он изобразил галантный поклон и ступил на подоконник.
Леда ахнула и отступила к стене, Лоркан улыбнулась и присела в глубоком реверансе.
Леда опомнилась и последовала ее примеру:
- Приветствуем Вас в замке Келерн, Повелитель Бурь, - учтиво сказала она. - Неожиданная честь для нас.
- И это говорит женщина, запертая в башне, - губы ледяной маски, служившей Вину лицом, изогнулись в улыбке, что, однако, не сделало ее более теплой.
- Вежливость и чувство собственного достоинства, это то немногое, что могут себе позволить бедные узницы, - заметила Лоркан. Ей было приятно видеть Снежка, но, в то же время, его появление усилило ощущение приближающийся опасности. И снова слова собеседника показались ей отражением собственных мыслей:
- Ты очень рискуешь, - сказал Снежок, - Позволяя ему в этом участвовать. Дуэль с некромантом – это надо же! Парень неплох, но молод - слишком велика вероятность, что он сорвется, и что тогда? Опустошенные дымящиеся руины?
- О, Вин, - улыбнулась Лоркан. - С каких это пор ты волнуешься о таких мелочах? В любом случае руин не будет - я с ним справлюсь.
- Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - отозвался Повелитель Бурь. - Но Стервятник уже поднялся в воздух. Рано или поздно он будет здесь.
- Лучше поздно, чем рано, - криво улыбнулась Лоркан.
- Я учту твое пожелание. В этом году совсем не было буранов. Думаю, пришло время это исправить, - голос его звучал спокойно и холодно, не было намека даже на сарказм, не говоря уже о чем-то более теплом.
Лоркан посмотрела ему в лицо, но ледяная маска тоже ничего не выражала. Но ведь даже лед не всегда одинаков. Он может отражать направленный на него свет, и он может менять окраску в зависимости от освещения. Она знала, что где-то в глубине Снежка все еще должен гореть Огонь, унаследованный от матери. Почему же его не должно быть видно? То есть, конечно, он так сформировался, и это была идеальная форма для его роли и его условий, но Лори все равно хотелось протянуть руку, коснуться его и растопить маску, почувствовать прежнего мягкого и веселого Снежка. Но она знала, что, даже если бы это было возможно, это стало бы злом для него. Она бы себя не простила, да и прав на вмешательство у нее не было.
Она не сводила с него глаз, мучительно подбирая слова. Он тоже не сводил с нее застывших глаз ледяной статуи.
- Я очень рада тебе любому, Повелитель Бурь, - наконец сказала она. - Но все же я по-прежнему скучаю по твоему живому взгляду. Мне бы хотелось увидеть тебя таким, как прежде. Прости, это женский вздор, но я должна была хоть раз это сказать.
- Это твое пожелание я тоже учту, а теперь позвольте откланяться, дамы.
Он не стал улыбаться на прощанье, за что дамы были ему очень благодарны. От его ледяной улыбки мороз пробегал по жилам.
- Вы его любите? - осторожно спросила графиня.
- Да. Со всей силой, которой можно любить ледяную статую. Пойду, присмотрю за твоим сыном, дорогая.
Герн спустился в общий зал трактира. Там было почти темно - свечей не зажигали. Зато входная дверь была распахнута. Хозяин: лысый толстяк с рыжими баками, его жена: маленькая невзрачная женщина, дочь, сын и вся челядь стояли на крыльце и всматривались в бурлящую снежную мглу.
- Старый Вожак, - бормотал дряхлый дед (может родственник, а может просто приживала). - Старый Вожак вернулся! Клянусь Богом, я слышу вой его Стаи!
Герн остановился за их спинами и прислушался. Ветер и впрямь выл странно - можно было вообразить, что воют звери. В круговерти вьюги угадывались силуэты белых волков и созданий совершенно других, причудливо сочетавших в себе черты если не человеческие, то уж, во всяком случае, эльфийские с чертами птиц, деревьев и животных, но все они были белыми полупрозрачными, словно сотканными из снега.
Герн чувствовал себя странно. Все эти существа, возникавшие видениями в порывах вьюги, были бесконечно далеки от него, словно дети других непонятных миров, заблудившиеся во вселенской метели и выброшенные ею на мгновенье в чуждое пространство лишь для того, чтобы взглянуть широко распахнутыми от удивленья глазами в глаза его обитателей и снова унестись и заблудиться в калейдоскопе миров. Но в тоже время, они казались странно близкими и понятными, словно родные братья, или даже отражения его самого, такого, каким он был лет сорок назад в детстве, или станет через много лет в глубокой старости или, может быть, завтра. Он вслушивался в стонущие вздыхающие голоса, не понимал и, одновременно, понимал их, хотел и не хотел понять.
Какую-то близость к этим скитальцам явно чувствовал и дед на крыльце, вглядывавшийся во мглу лихорадочно блестящими глазами, - старик упоминавший его отца. Что упомянут именно отец, Герн не сомневался.
- В старые времена, - бормотал старик. - Он часто приводил свою Стаю к Горе и встречался с Ее хозяйкой.
- Старый Вожак давно умер, - сказал Герн. - Стаю привел его старший сын.
Люди с удивлением и даже каким-то ужасом подняли на него глаза, но никто не произнес ни слова. Герн тоже ничего больше не сказал и вышел в буран.
- Старый Вожак бессмертен! - крикнул ему вслед старик в страстном негодовании.
- Б-бывают об-бстоятельства, - раздался из тьмы дрожащий голос, - при кот-торых даже бессмерт-тные гибнут.
Герн вспомнил огромного снежно-белого волка, с которым говорил на холме.
- Слово смерть можно понимать по-разному, - сказал он помолчав. - Во всяком случае, если он все еще управляет стаей, то лишь незримо.
- Сл-лова чел-ловек-ка не ч-чужд-дого м-мудрости, - из снежного марева появился Дзанни белый, что твои духи и промерзший, как рыба во льду.
- Что ты тут делаешь, фокусник? - спросил Герн. У него была вредная привычка опекать всех подряд. Не то чтобы ему приходилось сильно от этого страдать, но пришлось бы, будь он не так ловок. Мир с рожденья был довольно жесток с Герном. Уметь выкручиваться из опасных и безвыходных ситуаций для него было все равно, что уметь дышать, но все равно он не мог отказать себе в удовольствии помочь кому-нибудь. Он делал это как бы на зло. Пусть люди жестоки и несправедливы к нему - пусть, но сам он никогда таким не будет. Он не позволит сделать себя таким же. Герн чувствовал, что если поддастся, начнет проходить мимо, отвечать ударом на удар, то потеряет нечто такое, что потом будет очень трудно найти. Он и сам не знал, откуда взялись у него такие идеи, но так он чувствовал. Он не рассчитывал на благодарность, делал это скорее для себя и понимал это. Со временем он научился понимать, что именно нужно и как нужно сделать. Это было похоже на игру - легкое увлечение, которому он придавался иногда, от случая к случаю, и не шедшее ни в какое сравнение с его страстью к книгам. Но, тем не менее, столкнувшись с почти околевшим от холода в своей легкой мантии фокусником, Герн заколебался между разумной необходимостью бежать в замок и желанием сначала привести в чувства Дзанни. Обычно инстинкт подсказывал ему, когда риск не оправдан, но сейчас он молчал. Вероятно потому, что опасность грозила не самому Герну.
- Я п-пришел за в-вами, - сказал фокусник, - но б-боялся з-зайти в тав-верну. Ст-трашн-ные воспом-минания и еще б-более ст-трашн-ные п-предчувст-твия.
- Так ты еще и провидец, - усмехнулся Герн.
- Н-немного.
- Немного потерпишь, заходи. Хозяин! Налей этому недотепе самого крепкого рома, что у тебя есть.
- У тебя н-нет на эт-то времен-ни, - проклацал зубами Дзанни.
- Позволь мне самому распоряжаться моим временем, фокусник, - сухо сказал Герн и втолкнул его в трактир.