У нее сын взрослый. Хорошо зарабатывает. И жена хорошо зарабатывает. Поэтому единственной дочери ни в чем не отказывают. Когда девочка перешла в восьмой класс, они купили ей отличную двухкомнатную квартиру. На будущее. Сначала хотели сдавать, а потом просто взяли и законсервировали: пусть стоит. Свое время ждет.
Она любила и сына, и внучку. Невестку недолюбливала. Такое бывает: насильно мил не будешь. Когда внучка была маленькой, часто у них бывала. Очень часто. Надо было помогать. Она забирала ребенка с собой. И на праздники, и на выходные.
Ребенок подрос. И бабушка стала не нужна. Она не обижалась: понимала, что такова жизнь.
Ей не было одиноко. Потому что сдружилась с молодой женщиной, которая работала поваром в детском садике. И одна воспитывала сына.
Они жили в соседней трехкомнатной квартире, которую собственник превратил в коммунальную. И одинокая мать снимала одну из комнат.
Зарплата повара небольшая, но зато можно приносить домой готовую еду. И иногда то, что остается от продуктов – на кухне. Например, овощи, растительное масло, рыбу и даже мясо. Так что они с сыном не голодали.
Заплатит за комнату – и живут на «садиковые» продукты. Одежда для мальчика тоже не проблема. Не стеснялась, вывешивала объявление на дверях садика, что возьмет поношенную одежду для мальчика. Так у нее появились знакомые. Ее мальчик рос, росли и другие мальчики, чью одежду он донашивал. С такими людьми мать, конечно, отношения поддерживала.
И вот пожилая женщина, у которой внучка выросла, у которой сын всегда на работе, подружилась с поваром из детского садика. Ничем не помогала, а просто подружилась. Можно же помогать по-разному. Например, добрым словом или улыбкой. Или одновременно: добрым словом с улыбкой. Главное, чтобы все это искренно было.
Когда мальчик закончил школу, она была у них в гостях. Пили чай с пирогами. Закрылись в комнате и пили чай. Не обращали внимания на подвыпившего соседа, который ходил по коридору. Что делать? Ничего не поделаешь.
Затем другая соседка привела компанию. Они громко веселились на кухне. Начали спорить. Возникла ссора. Коммунальная квартира!
А она сидела и смотрела на соседку. У нее натруженные руки, которые носят тяжелые кастрюли, чистят картошку – ящиками. И чистят рыбу – ящиками. Видимо, у нее очень тяжелая жизнь – была и есть. Единственная радость – это сын.
Смотрела на нее и чувствовала, что эти люди стали как будто родными. И думала, что ее собственная жизнь уже катится под откос: и правде нужно смотреть в глаза.
Жила-жила. И за этими годами прячутся заботы и тревоги. И ничего она значительного не сделала. После ее ухода что останется? Ничего не останется. Сын все выбросит. Квартиру продадут. У внучки появится своя семья. А ее, бабушку, изредка будут вспоминать. Вот и все.
И снова смотрела на эту женщину-повара. И на ее притихшего сына. И что-то зудело в груди. И мысли ходуном ходили. Подмывало совершить поступок. Может, единственный настоящий поступок в жизни.
Сказала, чтобы они посидели и подождали ее. А она придет сейчас – минут через пять. Ей на минутку надо домой зайти.
Открыла шкаф. Вытащила три миллиона – все ее накопления, начиная еще с последнего года работы. Отделила от них два, а один снова убрала – на прежнее место.
Затем держала отложенные деньги в ладонях, будто решаясь на что-то. Решительно встала и вышла.
Соседка спросила: «Что с вами? У вас лицо покраснело. Давайте я вам измерю давление». И встала за прибором.
Но не успела отойти. Услышала: «Хочу доброе дело сделать. Вам – от меня. На жилплощадь. В нашем городе на эти деньги можно только студию купить. И немного останется на новую мебель. Еще мой покойный муж давно доллары покупал. Я их, когда можно было, в рубли превратила. И сама копила».
В эту ночь спала очень плохо. Долго не засыпала. Наверное, от пережитого волнения. Потому что и хороший стресс все-таки стресс. Денег не было жалко: нисколечко. Напротив, стало легко. Не напрасно, значит, все было. Не напрасно.