Когда туристы приезжают в Париж они фотографируют Эйфелеву Башню, Нотр-Дам де Пари и Триумфальную Арку. Но очень часто от их внимания ускользает куда более интересная особенность французской столицы: характерные крутые и даже «горбатые» крыши с мансардными окнами. Такими домами застроены квартал Марэ, Латинский Квартал, Сен-Жермен-де-Пре, Монмартр, знаменитые Елисейские Поля и многие другие знаковые места Парижа.
Появилась такая мода далеко не сегодня и не при бароне Османе, перестроившем весь центр некогда средневекового города во времена Второй Империи, когда мансарды стали визитной карточкой французского стиля. То, что сегодня считается типично парижской архитектурной модой на самом деле было оригинальным способом ухода от налогов.
Одним из постановлений, принятых властями Парижа в 1783 году, был запрет на возведение зданий выше 65 парижских футов (примерно 20 метров), чтобы не перекрывать на узких улицах доступ света на нижние этажи. А чтобы домовладельцам было неповадно строиться вверх, любые строения выше этой отметки облагались совершенно драконовским штрафом и повышенным налогом. Но в формулировке был один существенный изъян. Высоту дома было положено измерять «от земли до крыши», а именно до линии свеса крыши.
Неизвестно, кто первый смекнул: «до крыши» это одно, а вот «после» - это уже совсем другое! Так что в крышу начали прятать целый этаж, а то и два. Выгодна получалась самая прямая: домовладелец, с одной стороны, оставался в рамках закона и низкой ставки налога – ведь размер дома не превышал по формальным измерениям установленного предела, а с другой стороны – площадей, которые можно было сдавать внаем, становилось больше на целый этаж. И они не считались жилплощадью, за которую надо платить налог. Помилуйте, какие налоги – это же чердак, месье!
Когда власти спохватились, было уже поздно: город начал строиться как по линеечке – 4-5 этажей под один обрез в 20 метров, а вот выше… Про выше, извините, в законе ничего не сказано, домовладелец имеет право построить такую крышу, какую хочет.
Поскольку в конце 1700х-первой половине 1800х в Париже жизнь и так бурлила – две революции, то ли шесть, то ли семь смен политического режима и даже оккупация союзниками по антинаполеоновской коалиции - на ловких домовладельцев временно махнули рукой. К моменту «османизации» Парижа в 1850-е (проще говоря – снести старый город и построить на его месте новый) мансарда стала настолько неотъемлемой частью пейзажа, что и на в разы более широких улицах и бульварах дома все равно строились с жилым чердаком.
Выражаясь сегодняшним языком, парижские мансарды всегда были жильем эконом-класса. Теплоизоляция была заметно хуже, чем в квартирах в основном доме, так что летом было жарко от раскаленной на солнце крыши, а зимой холодно. Места было немного, домовладельцы выжимали доход из каждого квадратного метра, «разрезая» мансарду на несколько небольших комнат, в среднем по 9 квадратных метров, было бы окно. Один кран с холодной водой и один туалет на всех – типовой уровень комфорта в парижской мансарде конца 1800х годов. Чтобы «чистая публика» не сталкивалась с обитателями мансард, вход в них делали обычно с черной лестницы, а когда появились лифты – ехали до последнего этажа, а дальше только пешком по маленькой винтовой лестнице.
Мансарды стали домом для студентов, художников, писателей, композиторов и ученых, а еще прислуги, мелких торговцев, рабочих, ремесленников и всех остальных, кому было не по карману иметь или снимать обычную квартиру. Но зато романтика парижских крыш, за которую сегодня готовы платить бешеные деньги туристы, доставалась жильцам совершенно бесплатно. А домовладельцы зарабатывали на обитателях мансард, не качеством, но количеством: пусть платил каждый из них вчетверо меньше, чем жители «приличных» этажей, зато на ту же площадь можно было поселить вшестеро больше народа.
В мансарде на набережной Анжу, сидя без денег на отопление, написал сборник «Цветы зла» Бодлер. В мансарде, за которую он был регулярно должен, обитал в Париже Поль Сезанн. Тулуз-Лотрек создавал свой цикл, посвященный кабаре «Мулен Руж», в своей мансарде на Монмартре. В мансарде начинал жить и работать малоизвестный художник Пикассо, который за обеды расплачивался неподписанными картинами, словно зная, что потом на его подпись можно будет купить целый ресторан. Практически у любой знаменитости, прожившей хотя бы пару лет в Париже, почти всегда был свой «мансардный период». И, скорее всего, именно парижская богема (так иронически называли творческих обитателей мансард за бедственное состояние костюма и обуви, перманентную нищету и буйные вечеринки - bohème, «цыганщина») создала вокруг мансард ореол одухотворенной бедности.
В 1904 году власти решили возглавить то, что никак не получалось победить, и ввели строгие правила, регулировавшие жизнедеятельность мансард и их владельцев. С одной стороны, налоговую вольницу прекратили: имеешь сдаваемую в аренду жилплощадь – будь любезен платить налоги, хоть она на чердаке, хоть в подвале. С другой стороны – лазейку с измерением высоты узаконили и «крыши» разрешили достраивать аж до четырех этажей. А заодно обязали домовладельцев улучшить утепление и повысить комфорт мансардных жителей как минимум до 1 крана и 1 туалета на 4 комнаты, каждая из которых должна быть не меньше 20 кубометров объемом. До требования организовать отдельный санузел в каждой мансардной квартире дорастут к 1947 году.
Сегодня в парижских мансардах по-прежнему живут и чаще всего это все та же публика – студенты, творческие люди, небогатые парижане, плюс туристы, которым хочется прикоснуться к богемным таинствам. Но остаются жить в мансардах только самые убежденные романтики и нонконформисты, которые часто даже не подозревают, что их пристанище свободного духа изначально было способом ухода от налогообложения.
На следующей неделе – завершение цикла про архитектуру и налоги.
ПАО «Норвик Банк». Лицензия №ЦБ РФ №902 от 17.07.2015.